Гермиона Грейнджер и таинственное дитя

Жажда справедливости

Гермиона зачеркнула строчку «сдать Робардсу отчет по делу маглорожденного волшебника Эда Хопкинса» и поежилась. Воспоминание Драко об окончании жизни несчастного Эда в подземелье Малфой-мэнора было... тяжелым, впрочем, не тяжелее других. Плюс одно убийство в послужной список Долохова.

За прошедшие дни Гермиона не раз и не два пожалела о собственной инициативе. С помощью Омута она побывала на собраниях Пожирателей, и это был саспенс в чистом виде, видела пленников в подвалах, и понимание судьбы большинства этих людей придавливало камнем к земле, наблюдала за пытками, и после таких сюжетов, даже когда Волдеморт приказывал пытать своих сторонников, ее мучили кошмары и фантомные боли, как и после промелькнувшей на периферии Беллатрикс. Но о странных вывертах сознания Гермионы не знал никто. Расскажи она о них Драко, он лишит ее даже этой части работы. А он и так категорически отказывался сливать в Омут некоторые воспоминания – в основном о том, что происходило в гостиной, и те, где ведущую роль в расправах играла его сумасшедшая тетка. Малфой извлекал их самостоятельно и самостоятельно же описывал. Сначала Гермиона негодовала, но, отсмотрев один сюжет и прочитав два описания, смирилась и больше не лезла. Малфой обучил ее интересному заклинанию, которым, оказывается, пользовались почти все слизеринцы: оно превращало любой почерк в твой собственный. Нежелание Драко травмировать ее неприятными картинками войны было… милым. Не то чтобы она не знала, что Малфой и милое – противоположные понятия, но правила обычно подтверждаются исключениями.

Гермиона тряхнула головой, стирая улыбку со своего лица (уж больно та была неуместной после сдачи отчета о смерти невинного человека), и переключила внимание на следующий пункт плана: «проверить состояние настойки златоглазок». Цифру «13» она зачеркнула и вывела «14». Настаивать оставалось семь дней. На днях следовало пройтись по опушке Запретного леса и собрать спорыш. Жаль, что ей не разрешено так далеко брать с собой Драко.

Драко… Они общались (сотрудничали) уже две недели. И это были совсем не плохие недели. Малфой, конечно, оставался язвой, порой грубил, порой больно кусал словами, но партнер из него получился отличный. Он действительно обладал равным с ней интеллектом и, пожалуй, более глубоким пониманием магических процессов, но с ее стороны это компенсировалось знанием естественных наук. С ним Гермиона находилась в своей стихии. Они спорили, обменивались информацией, ругались, и казалось, будто кровь бежала по венам быстрее.

А еще он дарил ей яркие улыбки, отпускал завуалированные под колкости комплименты, постоянно предпринимал попытки дотронуться, войти в ее личное пространство, пожать ей руку. Вроде бы банальные, старые как мир приемы, но это работало. Со стороны Гермионы было бы лицемерием не признать, что Малфой начал ей нравиться, что он волновал ее, будоражил, и она ничего не могла поделать (да и хотела ли?) с растущей симпатией.

Грейнджер дурой не была и прекрасно понимала, что стоит за ухаживаниями Драко: бывшему Пожирателю полезно расположение героини войны. Она еще до конца не разобралась, пытается он влюбить ее в себя или просто эммм… крепко подружиться, но мотив был очевиден. Немного сбивало с толку то, что он пошел сложным путем, выбрал ее, а не Джинни, но и этому существовало объяснение: Джинни чистокровна, хоть и из семьи членов Ордена, тесное общение с маглорожденной гораздо нагляднее покажет изменившиеся взгляды. Очень хотелось верить, что забота о ее душевном равновесии – свидетельство небезразличия, но нашлось объяснение и попроще – соскользни Гермиона за грань нормальности, пользы от нее не будет никакой. То есть она осознавала, что со стороны Драко все происходящее – холодный расчет, но совсем не беспокоилась об этом. Пока что их общение здорово отвлекало от недолеченных душевных ран, заставляло ждать каждого дня их совместной работы как нового приключения.

Из пучины мыслей ее вырвал знакомый голос. Гермиона заметалась в панике, желая стать невидимой, а затем опомнилась и порадовалась тому, что устроилась в самой дальней кабинке помещения аврората. Она все еще не была готова столкнуться с Гарри. Да, глупо после всего пройденного вместе, да, малодушно, но это не меняло сути. Не-го-то-ва.

Кажется, ее друг говорил с Робардсом:

— …без проблем. Зайду к нему, когда закончу с работой.

Шевельнулось любопытство и немножко обида: что за работа такая, которую Гарри выполняет без ее помощи? Здравый смысл хмыкнул в манере, подозрительно похожей на малфоевскую: «Как последовательно, Грейнджер! Сначала отстранилась, теперь обижаешься».

Обида исчезла так же быстро, как и возникла, хлопок двери возвестил, что ушел и Гарри.

Гермиона выдохнула, выждала десять минут и тоже покинула аврорат.

Прежде чем аппарировать в Хогвартс, она заглянула в ближайший кондитерский магазин и купила плитку черного швейцарского шоколада в рамках программы приобщения отдельно взятого чистокровного засранца к чудесам мира маглов.

Малфой приветственно поднял руку, но глаз от книги не оторвал – как валялся на диване, скрестив ноги, так и продолжил валяться. Пижон и свин. Потомственный и чистокровный.

— Тебя Макгонагалл искала, – все еще изображая полное погружение в процесс чтения, сообщил Малфой.

— Что хотела?

— Не говорила. Мне вот… принесла.

Гермиона скользнула глазами по конверту с печатью Визенгамота, который Драко использовал вместо закладки в книге, а теперь протягивал ей, взяла конверт в руки и внимательно присмотрелась к Драко. Теперь стало ясно, что его безмятежность напускная, а сам он напуган и подавлен.

Взглядом она спросила, получила молчаливое согласие и вынула из конверта письмо.

— Двадцать четвертое августа?
Кивок.

— Ну… время есть. Мы подготовимся к твоему слушанию. К тому же это скорее формальность, чем реальное разбира…

— У меня есть адвокат, спасибо!
Гермиона простила резкость, поняла, что это не из желания задеть.

— Значит, мы снабдим твоего адвоката всем необходимым, – продолжила она говорить успокаивающим тоном и несмело положила руку на плечо Драко, подспудно ожидая, что тот нервно сбросит ее. Но Малфой наоборот накрыл ее кисть своей и легонько сжал.

— Спасибо. Адвокат хороший, дорогой, линию защиты мы проработали, только от этого… от этого не легче.

Гермиона собрала всю свою решимость, уж очень ей не хотелось напоминать о резервном варианте:

— Ты все еще можешь признать, что Джин беременна от тебя.
Малфой скривился, и Гермиона с трудом подавила облегченный выдох.

— Я тебе говорил, почему не хочу пользоваться этой возможностью, даже если мы сбросим со счетов саму Уизли, которая в курсе, что это не так.

Гермиона виновато подумала о Джинни. Она, конечно, не рассказывала, куда все время убегает, отговаривалась работой и подготовкой к ЖАБА, но женское чутье, должно быть, подсказывало той, где постоянно пропадет старшая подруга. Гермиона уговаривала себя, что не виновата перед Рыжиком, в конце концов, Драко, в которого Джин влюбилась, не существует. Его придумало воображение юной девчушки, нуждающейся в герое. Тогда как ей, Гермионе, стал нравиться Драко настоящий – совсем не положительный персонаж: расчетливый, трусоватый, саркастичный, колючий, обладающий быстрым и цепким умом, стремящийся извлечь выгоду из любых обстоятельств, живущий в плотной скорлупе, под которую не так просто пробраться. В общем, очень сложный и изломанный войной человек с... неординарной внешностью.

— Ты на меня снова смотришь так, будто прикидываешь мою стоимость на рынке в ярмарочный день, – Драко вскинул бровь, Гермиона поймала себя на мысли, что хочет очертить линию его брови и испугалась своего порыва. Она отдернула руку, все еще лежащую у Драко на плече. Видимо, на ее лице отразился испуг, потому что Малфой переспросил, что случилось.

— Omnes homines aequales sunt, – прозвучало из-за двери, и в следующее мгновение в комнату стремительным шагом вошла Макгонагалл. Едва окинув взглядом бывших студентов, она строго обратилась к Гермионе.

— Мисс Грейнджер, добрый день, вы мне нужны.

Гермиона отвела взгляд от вскочившего Драко и посмотрела на Минерву.

— Здравствуйте, директор. Слушаю.

— Вчера было заседание комиссии по вопросам образования и попечительского совета Хогвартса, – сухо сообщила та. – Принято решение относительно вашего курса.

Гермиона не стала заполнять словами паузу, которую сделала Макгонагалл.

— Все студенты-семикурсники, принимавшие участие в битве за Хогвартс на победившей стороне, автоматом получат пять ЖАБА по выбранным предметам.

— Но это… – Гермиону охватило возмущение, аргументов было так много, что она даже не нашла, с чего начать, и тишину комнаты разрезал холодный насмешливый голос Драко:

— Свежая мысль – оценивать уровень знаний, руководствуясь политическими убеждениями.

Гермиона почувствовала гордость за него и, увидев, что Макгонагалл собирается возразить, яростно поддержала:

— Драко прав! Какое отношение участие в битве на «правильной» стороне имеет к академическим успехам?

Стало обидно и за него, совершенно точно способного сдать экзамены, и за себя, никогда не собиравшуюся ограничиваться пятью ЖАБА.

— Ваши друзья отнеслись к решению гораздо лучше, – смешок Малфоя прозвучал словно точка в реплике Минервы. Гермиона закатила глаза: кто бы сомневался, что Гарри и Рон обрадуются халяве.

— Я не разделяю их мнения.

— Желаете оспорить решение Министерства? – устало спросила Макгонагалл. – Гермиона, вы же понимаете, что сейчас…

— Понимаю, но Др… мистер Малфой…

— Думаю, вопрос о лояльности мистера Малфоя будет решен в августе. Если его признают невиновным, то он сможет подать прошение и…

— Мы продолжим работу по зельям!

— Гер…

— Мы продолжим работу по зельям, – упрямо повторила Гермиона, с вызовом глядя на любимого учителя, – и по трансфигурации. И мне, и мистеру Малфою, – она нашла взглядом его глаза, – будет мало по пять ЖАБА, – тот подтвердил ее слова коротким кивком. – Мы выберем другие предметы, – семь ЖАБА – тоже мало, но лучше, чем пять...

— Грейнджер, тебе популярно объяснили, что мне не светит даже пять, – растягивая слова в своей излюбленной манере, проговорил Малфой.

— Увидим, – она скрестила руки под грудью и упрямо уставилась в пространство.

— Определитесь с предметами и дайте мне знать, – распорядилась Макгонагалл и так же стремительно, как вошла, покинула комнату.

— Это несправедливо по отношению к тебе, – где-то внутри Гермиона понимала, что грешит против истины.

— Представляешь, у Лонгботтома есть ЖАБА по зельям, а у меня нет, – хохотнул Малфой, очевидно пытаясь разрядить обстановку. Попытка не удалась.

Гермиона набрала воздух, чтобы рассказать, насколько несмешно он пошутил, или пожурить за оценку способностей Невилла (она еще не решила), когда раздался стук в дверь. Они оба переглянулись, и голос, который Гермиона сегодня уже слышала, отчетливо проговорил пароль.