Гермиона Грейнджер и таинственное дитя

Ночные откровения

Драко сидел у камина, смотрел на огонь и старался абстрагироваться от мысли, что в его спальне, в его постели спит Гермиона Грейнджер. Не то чтобы это было впервые, но кто сказал, что это не будоражило его в прошлые два раза? Он ждал, пока она уснет, ложился рядом, разглядывал лицо в свете ночника и, убедившись, что спит она крепко, позволял себе коснуться буйных волос и кожи на щеке, а в прошлую ночевку вовсе осмелел – перекинул через ее туловище руку да так и вырубился. Повезло – проснулся раньше нее и успел сбежать на диван в гостиную. Он тогда настолько перепугался, что не прочувствовал уникальность момента пробуждения рядом с… небезразличной ему девушкой. А потом были эти странные дни игнорирования и вечерний тяжелый разговор. То есть не разговор. После ужина они не возвращались к непростой теме. Драко и хотел бы, но не нужно обладать способностями к эмпатии, чтобы заметить панику Грейнджер. Все, что касалось чувств, дико ее пугало. И он понимал мотивы, поскольку сам пытался возвести вокруг себя стену, которую, собственно, и пробила как Бомбарда Максима эта бесцеремонная особа. В то, что он отплатил той же монетой, все еще не верилось.

Стараясь ступать бесшумно, Драко двинулся в сторону спальни, ужом скользнул в комнату и замер. Показалось, или дыхание спящей сбилось? Малфой застыл столбом в углу комнаты, пытаясь разобраться, то ли у него паранойя, то ли его гостья задышала подчеркнуто ритмично.

Все еще можно было сделать вид, что зашел проверить, как она. Неподвластная здравому смыслу (вопящему, что нужно бежать отсюда) часть Драко снова заставила его тело двинуться к кровати. Гермиона спала с левого края, свернувшись в клубочек и подложив руки под щеку. Драко сел на правую сторону постели, не отрывая взгляда от лица Грейнджер. Дышала она размеренно, но достаточно ли глубоко? Расслабленное выражение, не меняющееся из-за его сумасшедших действий, – свидетельство того, что она все-таки крепко спит?

Малфой чувствовал себя муравьем-древоточцем, управление сознанием которого перехватил гриб, ведущий его к самоубийству. Буквально вчера в одном из журналов профессора он прочитал о диве дивном – грибе-паразите, умеющем применять что-то вроде Империо к муравью, в котором начинает развиваться. Укладываясь на свою сторону кровати, Драко размышлял, мог ли он не заметить, что в его организме завелся кордицепс однобокий*? Он думал об этом и через несколько минут, когда решился вытащить изо рта Грейнджер прядь волос (удивительно, что они не удушили ее во сне много лет назад!) и заправил за ухо. Она забыла вдохнуть, выдавая себя, и Драко сделал что-то совершенно сумасшедшее: придвинулся вплотную и обнял, решив, что хуже не будет.

Тело под его рукой ожидаемо замерло.

— Малфой, что ты делаешь? – сдавленно пробормотали ему в грудь.

— Пользуюсь ситуацией, – благо вредоносный гриб все еще не распространил свое влияние на центры, отвечающие за малфоевскую самоуверенность.

— Прекрати немедленно, – слишком рьяно для еще несколько секунд назад спящей отпихнула его Грейнджер. Драко не сдал позиции ни на дюйм.

— А то что? – прошептал в самое ухо. Решение он принял мгновенно и после длительной рефлексии почувствовал себя хорошо от такого быстрого мыследействия.

— Ты же слово давал! – пристыдила его Гермиона с паническими нотками в голосе, все еще пытаясь отстраниться.

Драко осознал, что слишком напирает как физически, так и морально, и позволил девчонке отвоевать чуточку личного пространства.

— Разве я его не держу?

— Когда я в первый раз осталась, ты пообещал…

— …грязно не приставать. И не пристаю. Грязно.

— А как называется то, что ты делаешь? – паника из голоса исчезла, прорезались знакомые с первого курса зазнайские интонации.

— Ну… назови как-нибудь.

— Малфой!

— Поверь, если я стану приставать к тебе, ты поймешь.

Кажется, ему удалось лишить дара речи кого-то незатыкающегося.

— Диван жесткий и неудобный, – пустился он в объяснения.– У меня разболелась поясница.

— Бедняжечка Драко! Если мне не изменяет память, ты был тем, кто заставил меня остаться, я выступала категорически против.

Или не удалось...

— Все у вас с памятью хорошо, она по-прежнему тебе верна, – фыркнул Драко, с удовлетворением отмечая, что собеседница полностью включилась в перепалку и расслабилась под его рукой, возможно, и забыла, что та по-прежнему лежит поверх ее тела. – Кровать большая, я тебя не стесню.

— Именно поэтому ты придвинулся впритык, да еще и конечность через меня перекинул!

Нет, не забыла.

— Ну знаешь, – Драко заранее хмыкнул, предвкушая реакцию Грейнджер на следующую его реплику, – в детстве у меня был игрушечный мягкий зуву* около пяти футов в длину, с гривой, очень похожей на твою. Так что я просто ностальгирую.

— Ты!.. – маленький кулачок стукнул Малфоя в грудь. – Вы все! Когда-нибудь! Прекратите! Шутить! О моих волосах?! – последний удар выбил из груди Драко воздух вместе со смешком.

Со смешком же в грудь попала порция воздуха, а вместе с ней ощущение абсолютной безмятежности, простого детского счастья, как тогда, когда под боком лежал помянутый зуву и имело значение не то, что это эксклюзивная игрушка от «Твилфитт и Таттинг», а то, что он большой, мягкий и с ним спокойно. Все это так внезапно захлестнуло Малфоя, что он не успел противостоять наплыву чужеродных чувств. Он привлек Грейнджер к себе плотнее и зарылся носом в ее волосы, осознавая, что не испытывал такого уже многие годы.

Под шеей возмущенно завозились, Драко опустил голову в тот момент, когда из копны растрепанных волос вынырнуло насупившееся лицо. Было просто невозможно не наклониться и не поцеловать этот совершенно несносный рот, который уже начал открываться, чтобы излить на него очередную тираду о неподобающем поведении, невозможно было не осыпать поцелуями все эти трогательно возмущенные черты – нос, щеки, лоб. Одна часть сознания Драко с ужасом наблюдала за действиями другой, а какая-то периферийная, сохраняющая нейтралитет клеточка все еще раздумывала, которая из частей поражена грибом.

Когда порыв прошел, Драко ощутил ладони Гермионы у себя на щеках, они лежали нежно, но отстраняли. Глаза ее смотрели изучающе, свет ночника придавал им загадочности.

— Не надо, Драко, – прошептала Грейнджер на грани слышимости, будто кто-то мог их подслушать.

— Я помню, как ты жаловалась на происходящее со знакомыми, – Малфой с трудом, но все-таки взял себя в руки. – Прости и не переживай, твоя невинность в безопасности.

Грейнджер фыркнула.

— Оу, – Драко же правильно расшифровал причину фырканья? – ты хочешь сказать, что кто-то уже покусился на нее?

— С чего ты взял, что я хочу это обсуждать? – Грейнджер весьма недурно спародировала фирменную малфоевскую манеру говорить.

— Но мы уже затронули вопрос, – не дал соскочить с темы Драко, не до конца понимая, что превалирует в его чувствах: облегчение, ведь не так уж ему хотелось этой ответственности – быть первым, или разочарование оттого, что кто-то уже добрался до… как там?.. цветка невинности, что Грейнджер уже спала с кем-то, значит, сравнение может оказаться не в пользу Драко. Стоп! Он что, рассматривает общение с Гермионой Грейнджер в этой плоскости почти как свершившийся факт? Он обдумает позже... – Кто это был? Крам?

— Драко, что за неуместное любопытство! О чем ты вообще?! С Крамом я общалась на четвертом курсе, у меня тогда и мыслей не возникало…

— А когда они возникли? – подсек он.

— Какая тебе разница?! – попробовала она снова уйти от ответа.

— Хочу понять, как это вяжется с тем, что ты дала от ворот поворот обоим дружкам…

— При чем тут Гарри и Рон?

Драко стало интересно, замечает ли Гермиона, что ему удается выдавить из нее крохи информации.

— Значит, не они, – констатировал Малфой, и досада оттого, что Грейнджер уже с кем-то была, развеялась полностью. Ну почти…

— Зачем тебе вообще знать? – снова взбрыкнула Гермиона. – Я же не расспрашиваю тебя о твоем опыте, да и…

— Можешь спрашивать. Мы с Пэнс по дружбе стали друг у друга первыми летом перед шестым курсом. А потом она…

Грейнджер захихикала.

— Что? – Драко, пожалуй, смутился, но счел необходимым изобразить возмущение.

— Как, наверное, больно ударило по твоему самолюбию то, что ты был у девушки первым, а потом она вовсе перестала интересоваться парнями.

— Грейнджер, прекрати, – не то чтобы подобные мысли ему в голову не приходили. Бестия продолжала обидно хихикать. – А то я решу, что ты меня пытаешься взять на слабо.

— Что?! Глупости какие! – снова паника. Драко заглянул ей в лицо.

— Я же сказал, что не сделаю ничего такого, пока ты сама не попросишь, – он не удержался и подмигнул, наслаждаясь эффектом, который произвела его фраза.

— Я вроде не просила ложиться ко мне в постель…

— Если вдаваться в детали, это ты легла в мою…

— Только после того, как ты меня в нее пригласил.

— Я пригласил тебя в свою постель, но ты приняла приглашение…

— …и вообще это постель Снейпа.

— Мерлин с тобой, Грейнджер! – Драко передернуло, всплыли их недавние, все еще не отброшенные подозрения насчет профессора.

— Ага, – сонно продолжила чертовка, – мы с тобой лежим вместе в постели Снейпа.

— Давай спать, – миролюбиво предложил Драко, не желая думать о декане.

— Ты собираешься спать со мной?

О да, он собирался.

— Почему нет, мне очень комфортно. Можно представить, что я маленький и рядом со мной любимый зуву.

— А я тогда представлю, что снова сплю с Максом.

— Максом? – сон с Драко как рукой сняло, в груди что-то неприятно заскреблось.

— Макс – это белый медведь, которого мне родители подарили на пятилетие, я спала с ним до самой школы, – засыпая, объяснила Гермиона. Драко облегченно выдохнул, покрепче обнял Грейнджер, устраиваясь рядом, и дал себе слово, что еще вызнает подробности того, что они задели в этом странном ночном разговоре.

Примечание к части

* вид грибов, паразитирующих на муравьях-древоточцах. Изменяет поведение организма-хозяина, проявляя адаптивную манипуляцию паразита.

** неклассифицированное существо родом из Китая, похожее на льва размером со слона.