Чужие грехи - твоя расплата

~28~

Виталик зашёл в ванную комнату. Плитка местами отвалилась, когда-то, вероятно, она была белой, но спустя несколько десятилетий стала грязно-желтого, противного цвета, лампочка поминутно мигала, потолок был в таких же разводах, как и в комнате, кран и душ давно уже разъедала ржавчина, она перекинулась даже на металлический обод, обрамляющий небольшое зеркало, и ванная, и туалет были на вид ужасно старыми. Мальчик глубоко вздохнул и краем глаза заметил таракана, выползшего из трещины в стене. Виталика передёрнуло от отвращения, он решил поскорее помыться и вернуться обратно в комнату, хоть там был Юлий, но там не было хотя бы тараканов и одиночество не так ужасно чувствовалось. Мальчик как будто только сейчас понял, что у него ужасно болит всё тело, волосы прилипли к виску вместе с засохшей кровью, кровь была и на руках, и на ногах, и на рубашке — единственном предмете одежды на мальчике. В его голове мелькнуло, что это может быть не его кровь, а того несчастного мальчика. Виталик вздрогнул и быстро скинул незастёгнутую рубашку с плеч. На своё тело он даже смотреть боялся: следы от прошлых издевательств и сегодняшних "украшали" его целиком. Мальчик как бы невзначай вспомнил, что он уже несколько дней банально не чистил зубы.

"И как ему не противно меня целовать?" — думал Виталик, рассматривая себя в зеркало. Вскоре он встал в ванную, со скрипом повернул кран и понял, что вода только холодная.

"Ну и хорошо. Может так хоть умру поскорее".

На раковине лежал небольшой кусок хозяйственного мыла, больше ничего не было. Он залез в ванную и включил воду. Прикасаться к своему телу Виталику было страшно и противно, каждый след напоминал о мужчине, о том, что он заставлял мальчика делать. Виталик взял мыло, стал намыливать себя, стараясь не касаться ран, но мыльная вода всё равно попадала туда, царапины ужасно щипало. Мальчик закусил губу от боли, очень сильно хотелось заплакать, закричать, выплеснуть всю душевную и физическую боль, но слёз уже не было, а крик мог услышать Юлий.
Он, неожиданно для себя, провёл, чуть надавив, мылом по неглубокой царапине, зажмурившись, сделал это ещё пару раз. У него перехватило дыхание, он застыл от непонятно откуда взявшегося ужаса. Его отрезвила только боль в коченеющих от ледяной воды пальцах, они уже плохо слушались, как будто на их месте были просто пятна концентрированного ощущения, медленно переходящего в тянущую боль. Виталик поднял душ выше и намочил голову, натёр мылом. Внезапно к нему пришла мысль, которую он даже не осознал: она была на уровне смутного чувства; мальчик намотал небольшую прядь волос на палец и резко дёрнул. Боль молнией прошлась по телу, он зажмурился и закусил губу. Стало немного легче. В груди больше не теснились горе и отчаяние, это всё отступило на второй план, теперь как будто ничего не разъедало изнутри. Только руки дрожали.

Виталик смыл с ладони прядь волос, вымыл голову и тело. На еле тёплой батарее висело полотенце, он вытирался, стараясь не касаться ран — теперь сама мысль о намеренном причинении себе боли казалась ужасной, неправильной. Одежды, кроме рубашки, не было никакой, а её надевать мальчик просто не осмелился: он боялся даже прикоснуться к ней — это было лишь отвратительное воспоминание из уже прошедшего, а не предмет одежды. Виталик завернулся в полотенце и вышел из ванной.

***

Юлий был почти в ужасе, когда Виталик оставил его одного: как может этот мальчишка задавать такие вопросы, и почему он не может на них ответить? Как он смеет просто думать о том, что Господин может чего-то не знать, в чём-то не быть уверенным? И как он смеет в этом убеждаться, глядя на Хозяина столь презрительно?!

В последний раз, когда его рабыня смела так пренебрежительно думать о нём — всё закончилось ужасно. Первые самостоятельные, противоречивые, смелые мысли Кэтрин ознаменовали его падение.
С неумолимой яростью решимости, присущей отчаянию и крайней степени ненависти, она сначала обрекла его на мучения плоти — Юлий до сих пор скрывает шрамы от пыток, боясь признать, что он слабее, чем она — затем она просто выставила его из Ада. Поначалу он был даже рад: начинается новая жизнь; однако вскоре стало страшно.

Что есть такое Ад? Ускользающие воспоминания, невесомое прошлое: последние дни Греты, шрамы на запястьях, шумные вечера с Дьяволом, кровь в умывальнике от "случайного" пореза, французские романсы и рояль, тонкие пальчики Кэтрин, скользящие по клавишам, звенящий смех Греты, вторящий нежным звукам музыки, незажившие раны от крыльев у неё на спине, шёлковая шаль, скрывающая кровь между лопаток, неловкая улыбка, взляд из-под опущенных ресниц. А на земле нет ничего: дома не напоминают ни о чём, в шуме листьев не слышен её шёпот, только снег может заставить погрузиться на мгновения в сладкую иллюзию. Но когда он растает, неужели не останется больше ничего?

Возможно, Виталик всё же был прав. Без прошлого нет будущего.

Юлий был бы счастлив вернуться в Ад, место, само по себе придающее силы, но теперь пути туда не было. И во всём виновата она! И теперь Юлию казалось, что Виталик ужасно похож на ненавистную девушку. Правда, чем может быть опасен мальчик? Всего лишь маленький, беспомощный, милый человеческий мальчишка. Однако Юлий чувствовал, что теряет контроль: он был готов пойти на многое ради Виталика, он действительно сожалел в глубине души, хотя пытался это скрыть даже от самого себя.

Мужчина вздохнул и попытался собраться с мыслями — нужно было держать ответ и казаться максимально взрослым.