Исповедь вампира

Часть 5. Карлайл. Глава 1

Шли годы. Однажды я получил известие от одного из своих старых заказчиков, что Вильям женился на нашей служанке Эмме и у них родились близнецы. Я искренне порадовался за него. Много лет Вильям был неотъемлемой частью моей жизни. Я до сих пор скучал по нему и считал, что поступил с ним ужасающе несправедливо, хоть и не мог ничего с этим поделать. Рано или поздно тяга к Избранному разрушила бы наши отношения, а жить с ним, зная, что этому вот-вот придет конец, я расценивал как подлость. Иногда я задавался вопросом: как вышло, что Вильям, никогда не ведавший женской ласки, а в паре со мной на протяжении почти двадцати лет довольствовавшийся ролью боттома, стал мужем и отцом семейства? И сам же отвечал себе. Вильям, в отличие от меня, не выбирал своих сексуальных партнеров. Вирджил совратил его в юном возрасте и вынудил заниматься проституцией с мужчинами. Никого не заботило, чего хотел сам Вильям. А наша связь... Он, без всякого сомнения, любил меня и был счастлив все эти годы, но, возможно, если бы его жизнь сложилась по-иному, предпочел бы жениться и завести потомство. Судя по всему, шок от разрыва со мной оказался так велик, что ему просто необходимо было найти утешение в чьих-то объятиях, и мягкая и добросердечная Эмма, которой Вильям всегда нравился, как нельзя более подходила для этого.

Незаметно для меня минуло пять лет. Я продолжал издали наблюдать за моим подрастающим Избранным и помогать щедрыми пожертвованиями его родителям. Карлайл рос здоровым и очень красивым ребенком. У него были светлые волосы, ярко-голубые глаза, а когда он улыбался, на щеках появлялись ямочки. Мать боготворила его и выделяла среди прочих своих детей.

К моему огромному сожалению, я осознавал, что отец Карлайла — преподобный Питер — пытался вырастить из сына такого же религиозного фанатика, каким был сам. Он водил его на все публичные казни еретиков и заставлял смотреть, как осужденные кричат от непереносимой боли и корчатся в огне. Если бы не потребность не разлучаться надолго с моим Избранным, я предпочел бы никогда не приближаться к лобному месту. Стоя в улюлюкающей толпе, я неизменно вспоминал свою мать: истерзанную и окровавленную после бесчисленных пыток, привязанную к столбу и задыхающуюся в густом дыму. В такие минуты я ненавидел людей за их звериную жестокость к себе подобным.

Хотя маленький Карлайл и не отводил взгляда от ужасного «представления», но по его лицу катились слезы. Он явно сострадал несчастным приговоренным к смерти, за что однажды и получил от отца затрещину. Я находился неподалеку от них и видел, как тяжелая мужская ладонь рассекла заплаканному мальчику губу. Второй раз ударить священник не успел: я метнул в него Конфундус, и вместо сына он попал в стоявшего возле них дюжего детину. Началась потасовка, и, если бы не его сан, родителю моего Избранного знатно намяли бы бока. Насколько мне известно, больше прилюдно бить отпрыска он не осмеливался, хотя продолжал мучить мальчишку невыносимым зрелищем казней.