Прекрасное, почему ты так далеко?

7

***
Ира два дня назад сделала, кажется, десятитысячную попытку не сорваться с питьевой диеты, но ей опять тяжело. Однако, пока она держится. Отвлекаться от ненужных мыслей помогают еще более ненужные. В голове девушки не прекращается анализ предстоящей встречи с Елизаветой. Сейчас студентка ляжет спать, а уже утром направится к Андрияненко, с которой пар, в общем-то, завтра не предвидится, правда, нужно ей показать эту чертову справку, из-за которой вчера Лазутчикова едва ли не устроила драку в поликлинике. Интересно, англичанке совсем нечем заняться? С каждого студента справки собирать. Таким увлекаются разве что старые преподы, у которых уже давно поехала крыша, а вместо мозгов наверняка древесные опилки. При всей своей загадочности Елизавета Владимировна однозначно не похожа на указанных ранее, видимо, просто вредная тетка. Хотя, какая она там тетка? Лет тридцать от силы. «А реально, сколько ей лет?» — пронеслось в голове девушки.
До шести утра ночь проходила в своем обычном течении: Ира спала. Может, не самым крепким, но точно спокойным сном. Тем не менее, прохладным утром ее сознание пришло в себя раньше должного. Студентка лежала на животе, и она сразу почувствовала, с какой бешеной силой бьется ее сердце. Ира осторожно села на кровать, но то даже не думало останавливаться. Ей стало страшно. Руки тут же потянулись к тумбе, чтобы взять старый смартфон, залезь в интернет и начать судорожно гуглить симптомы болезней. Поисковик выдал вполне обычный ответ: по его мнению, у девушки рак, и она вот-вот умрет.
— Сколько раз говорила, не гуглить симптомы!
Встав с кровати, Лазутчикова почувствовала дикую слабость, а лихорадочное биение сердца словно только набирало обороты. Казалось, что еще чуть-чуть, буквально минута и все! Оно взорвется от перегрузки. Такие мысли, конечно, не могли не пугать. Ира принимает решение, о котором будет жалеть сегодня весь день. Да и не только сегодня.
Девушка решает поесть.
Она знает, что это должно помочь, хотя действует больше интуитивно. Ей, конечно, неизвестно, что своими голодовками она провоцирует сердце на нехватку кислорода, а далее, как результат — тахикардия. Зато Ира точно понимает, что вряд ли диеты доведут до чего-то хорошего. Однако, этот факт она упорно игнорирует.
Ее действия приобретают маниакальный характер. Девушка достает пакет, именно пакет, не переплачивать же ей за картонную коробку, в котором находятся кукурузные хлопья. Она сыплет их в миску с молоком и тут же начинает жадно глотать. Со стороны может показаться, будто Лазутчикова вовсе не жует, а поглощает их за раз. Словно у нее есть считанные секунды на то, чтобы поесть, а иначе еду у нее отберут. Как только хлопья заканчиваются, она вновь их насыпает. Как только иссякает в миске молоко, она вновь его наливает. Ложка за ложкой, студентка понимает, что никогда раньше в жизни не ела столько хлопьев за раз. Как будто ее желудок растянулся до необъятных размеров, ведь сколько бы она уже не съела — чувство сытости не пришло до сих пор. Правда, через несколько минут сытость-таки наступает. Ира наконец останавливается, смотря на пустую тарелку. Запах молока тут же ударяет в нос, хотя, вряд ли можно сказать, что он сильно выражен. На хлопья становится невозможно смотреть, в животе ощущается тяжесть.
Вот оно. Приступообразное переедание.
До тошноты противно за происходящее. Ира залпом выпивает стакан воды, пытаясь перебить вкус завтрака во рту, но у нее не выходит. Лишь тяжесть в животе усиливается. Она съела так много за раз, что становится невыносимо плохо, хоть в петлю лезь. Правда, для такого исхода нужны веревка и мыло, а денег на это у девушки нет. Значит, придется терпеть.
Ее вновь тошнит от еды, она вспоминает ощущение голода и понимает, как ей с этим комфортно. Только дело в том, что сегодня ей это не светит. Ира так привыкла: если съел что-то утром, значит все, уже бессмысленно голодать. И нужно начинать заново со следующего дня. Конечно, в глубине души студентка понимала: это лишь оправдания. Голодать очень тяжело и морально и физически, в такое время все твои мысли о еде. Ничего удивительного, что внутренне девушка этому сопротивлялась. Она вспоминала прошлое, когда могла позволить себе свое любимое кокосовое суфле или жареную картошку. А все осталось где-то позади. И лимонный бисквит, и свиной рулет, который бабушка готовила по праздникам, и даже молочные сосиски, к слову, она любила их кушать постоянно. Когда ей совсем тяжело, Лазутчикова позволяет себе съесть что-то очень малокалорийное, будь то огурец, йогурт, куриное яйцо или кефир. Правда, сильно легче не становится. Все чаще в голове не утихают подсчеты. Вполне возможно, что ее мозг превратился в калькулятор.
Пытаясь убежать от чувства вины за проделанную шалость, которая, конечно, таковой не является, Ира собирает вещи в университет. В рюкзак с потрепанными жизнью лямками отправляются пара тетрадей, несколько ручек и цветные карандаши. Впрочем, последние еще ни разу не выполняли своей предназначенной роли. Лежат просто так. А! Нет, студентка все-таки пользовалась ими…на английском… «Черт, справка» — вспоминает девушка, находясь уже в коридоре.
Пришлось возвращаться.
Пока Лазутчикова направлялась в университет, из ее головы не выходили мысли об этой чертовой бумажке. Нужно искать Андрияненко на кафедре, а если, там будут другие преподаватели? Да и что говорить вообще? Здравствуйте, нате, возьмите и распишитесь?
Находясь в своих мыслях, Ира не успевает осознать, как какая-то неведомая сила стягивает ее плечи, когда она вот-вот была около входа в университет. Словно кто-то сверху давит на нее, пытаясь сбить с ног, впрочем, Лазутчикова почти падает, почти, но ее ловят. Делает это, кстати, виновник торжества.
— Блять, ты ебнутый? — Не стесняясь выражений, спрашивает девушка, смотря на улыбающееся лицо ее одногруппника — Девяткина Артема. Светлая, но абсолютно бестолковая голова парня мотала головой в знак отрицания, а с лица не сползала ехидная улыбка.
— А че ты слабенькая такая, как только до универа ноги доходят? То-то я на тачке.
— Нашел чем хвастаться, тебя ж кто-то там довозит, — презрительно смотря на парня, сообщает студентка, открывая входную дверь. Что удивительно, но студентов на первом этаже еще совсем мало, да и не шумно, как это часто бывает.
Артему услышанное не понравилось. Ему хотелось производить впечатление взрослого и самостоятельного молодого человека, а не какого-то содержанца. Он похмурился несколько секунд, но потом быстро отошел, что собственно ему и свойственно.
— Да меня тетка отвозит, у нее тут работа не далеко.
— Кем работает? — Машинально спрашивает Ира, ведь ей это, на самом деле, абсолютно не интересно.
— Патологоанатом.
— А можно столик забронировать?
Девяткин негромко рассмеялся. Обычно, когда узнают, кем работает его тетя, задают ряд глупых вопросов. Типа: «А они, правда, едят в морге?» или «Ой, а призраков-то видела?». Поэтому реакция его одногруппницы ему показалась очень неожиданной.
— А тебе-то зачем? До коллока по истории еще есть время, — задумчиво спросил парень.
Ира начала усиленно копаться в портфеле, в котором не так много вещей, но было видно, что девушка с усилием что-то искала. Быть может, она сеяла интригу, а может, действительно не могла найти желаемое, что ей все-таки удалось через несколько секунд.
— Во, — маша тоненькой бумажкой прямо перед носом Артема, произнесла девушка. — Надо Андрияненко справку отнести.
— Нахуя?
— Не поверишь, но я сама задаюсь этим вопросом.
К слову, задаваться всякими вопросами Ира перестает почти сразу. Ей необходимо идти на пару по французскому языку, так что стоит забить голову иными вещами. Например, почему этот чудесный язык такой непонятный? Конечно, Лазутчикова его очень любит, но в свое время нервы свои из-за него потрепала изрядно. Ну, вот почему, к примеру, простое слово «вода», которое на французском произносится лишь одним звуком «о» пишется аж тремя буквами? Почему нельзя было написать просто «о»? Зачем «eau»? Особое место занимают числительные. Это в русском девяносто восемь и есть девяносто восемь. А на французском это quatre-vingt-dix-huit(четыре-двадцать-десять-восемь). Логика, конечно, есть, но можно же было все куда проще…
Ни после первой, ни после второй пары Андрияненко найдена не была. Вот как надо, так ее нет нигде, а как не надо, то она естественно тут как тут. Но, надо отдать должное, Ира была в своих намерениях очень уперта. Она решила, что не покинет стены университета, пока не найдет Елизавету Владимировну. Ну, или, пока ее не выгонят поганой метлой охранники. Однако, этого удалось избежать. После третьей пары, которая сегодня была у девушки последняя, что бывает крайне редко, Лазутчикова гуляла по этажам. Со стороны складывалось ощущение, что студентке нечем заняться. Возможно, отчасти так оно и было. Благо, стук приближающихся каблуков заставил студентку замереть от неожиданности.
Много кто носит каблуки. Ничего в этом такого нет. Но Ира готова поклясться, что этот стук другой. Уверенный, твердый, в какой-то степени даже сильный. «Боже, не хватало еще давать оценку чей-то походке» — возмутилась про себя студентка. Она облокотилась о стену, задрав голову к потолку, поэтому не могла видеть, кто идет, и, если честно, ей хотелось быть в неведении, как можно дольше, потому что все ее отрепетированные речи в миг забылись. Но источник цокота был уже совсем рядом, Лазутчикова медленно возвращает голову в привычное положение, смотря на преподавательницу. Темные волосы собраны в небрежный пучок, на ней еще один брючный костюм из ее коллекции. Все как всегда.
— Здравствуйте, Елизавета Владимировна, — произносит зажато девушка, как будто кто-то стоит над ней с увесистой палкой. Ждет, что студентка что-то сделает не так и треснет ей по ее безалаберной голове.
— Здравствуйте, — быстро произносит англичанка, собираясь идти. Ее взгляд был направлен на Иру даже не на секунду, меньше. Как будто ей та совсем неинтересна, что, скорее всего, так и есть.
— Подождите, — говорит Лазутчикова, останавливая старшую, которая направила свой вопросительный взгляд, ожидая ответа, но Ира тормозит. В ее фантазиях она должна была смотреть на англичанку с вызовом, дерзко демонстрируя полученную справку, а потом с иронией играть в словесный пинг-понг. Только на деле, она опять делает вид, что осиновый лист, не справляясь с волнением. Что говорить? Становится очень неловко, а идея со справкой кажется глупой. Правда, Андрияненко все еще ждет, отступать поздно. — Я принесла справку.
— Хорошо, — медленнее, чем обычно отвечает англичанка, собираясь уходить. Видимо, она не совсем поняла, причем здесь она. Что за приколы? Вот такое уже было, когда в последний день августа случился их неприятный диалог, а на следующий день Лиза делала вид, словно ничего не было. Никаких презрительных взглядов, осуждающих слов и мести. Это так странно…
— Ну, подождите, — с вызовом говорит студентка, набираясь смелости. Кажется, ей наконец удается выбраться из оцепенения, адреналин так и бьет. — Даже не посмотрите? Я же ради вас ее брала.
Преподавательница хитро щурится, готовясь атаковать. От пронзительного взгляда перехватывает дыхание, а в горле застревает тугой ком.
— Так, ради себя или ради меня?
Поймала.
Вообще, наверное, было глупо ходить в больницу из-за того разговора. Надо было во-первых, не врать или врать чем-то попроще, а во-вторых, можно было как-то объясниться. Другое дело, что сейчас она практически поймана. Менять стратегию поздновато, остается доводить дело до конца.
— Ну, справку брала ради вас, а в поликлинику ходила ради себя, — тон походит на игривый, что вряд ли оценит старшая. У нее куча дел, в которые не входят игры в пустых коридорах со студентками. Однако, Елизавета Владимировна внимательно смотрит в глаза девушки, изучая. Ира боится, что та уличит ее в обмане. Или еще хуже, увидит, как та нервничает, поймет, что та как-то нездорово реагирует на нее.
— Сама себе не лги, дорогая, — ставит точку Андрияненко, прежде чем уйти. Теперь Лазутчикова начинает еще больше волноваться. Что такого в ее глазах прочитала Елизавета?
***
Все мы выходим из равновесия, этой обыденностью уже никого не удивить. Но, когда слабый человек устает ему необходим рядом сильный. Сильным человеком в жизни Иры была ее бабушка. Человек, который внес огромнейший вклад в ее жизнь. Возможно, если бы не бабушка, Лазутчикова давно сдалась бы, но та всегда ей напоминает: «Вот только киснуть не надо. Чуть что, лапки кверху. Надо пробиваться, и у тебя все обязательно получится». Если быть до конца честным, то студентка родственнице не верила, но к словам относилась с уважением и всегда выслушивала.
Студентка сидела на холодном полу коридора общежития, подпирая стену. Ей хотелось плакать. Она все время крутила в голове: «Я не справляюсь», «Я так больше не могу». Может, она ошиблась со специальностью. На парах по английскому и еще некоторым дисциплинам девушка единственная, кто не справляется с заданиями. Они были несложные для других, но не для нее. Каждый день становилось все хуже. Лазутчикова не просто не успевала за другими, она еще и ужасно переживала по этому поводу. Идти туда в последующие дни казалось каторгой, и Ира чувствовала себя в стенах университета слишком некомфортно, чтобы смахнуть на адаптационный период.
В самый неудобный момент позвонил телефон. Лазутчикова поразилась своему любопытству. Звонила бабушка.
— Можно подумать, тебе бы мог позвонить кто-то еще, — сама себе прошептала девушка, поднимая трубку. Сейчас главное сделать вид, что все хорошо, хотя, делать это не хотелось от слова совсем. — Але?
— Привет, Ирочка, — добродушно произнесла женщина на том конце провода. — Ну, как ты? Я все боюсь тебе звонить, никак не могу запомнить твое расписание. Вдруг, ты занята, не хочется тебя отвлекать.
— Пф, ба, звони, когда хочешь.
— Голос какой-то у тебя грустный, что-то случилось? — Заметила старшая. Она всегда могла почувствовать, когда любимой внучке хорошо, а когда не очень. Ира не могла обращаться к той с любыми проблемами, наверное, в силу разницы поколений. Однако, если ей нужна была поддержка, она всегда ее получала.
Студентка задумчиво посмотрела на стену, что стояла напротив нее. Несколько мгновений ей нужно было взвесить все «за» и «против», чтобы решиться. С одной стороны, ей хотелось быть для себя сильной и самостоятельной, а не бегать к кому-то по любой, как ей казалось, ерунде. С другой, то ли от одиночества, то ли от гнетущего бессилия Лазутчикова так желала уже обратиться хоть кому-то за поддержкой. И желание это, пожалуй, было сильнее гордости.
— Не особо, просто… — Девушка закусила губу, чувствуя подступающие слезы. Бабушка не любила, когда внучка плачет, и с детства ту учила бороться с постыдными слабостями. Это сейчас, спустя много лет до Иры дошло, что ничего постыдного в эмоциях нет, и сдерживать их точно не надо. Однако, как говорится, скажешь — не воротишь, напишешь — не сотрёшь, отрубишь — не приставишь. — Я устала, мне здесь не нравится.
Они разговаривали недолго. Все-таки девушка не смогла разговориться, лишь коротко отвечала на все: «Да» или «Хорошо» или «Понимаю». Ей казалось, что посвящать бабушку во все подробности неправильно, поэтому стоит поскорее закончить разговор, чтобы не мучить ни ее, ни себя.
— Ладно, давай, Ирочка, не грусти, все наладится, — мягким голосом заверила бабушка.
— Ага, спокойной ночи, люблю тебя, — Ира отключает телефон, кладя на пол рядом с собой. Словно, ей кто-то может сейчас еще написать или позвонить, а она боится такое пропустить.
— Ну надо же! Люблю тебя! С пареньком болтала?
Лазутчикова поднимает голову и видит самодовольно лицо Артема. На нем была белая майка и спортивные штаны, в карманы которых он засунул руки. Складывалось ощущение, что ему не хватает только бутылки пива в руки для полноты картины.
— Девятка, ты придурок? С бабушкой я говорила, — произнесла девушка, не спеша вставать с холодного и, наверняка, грязного пола. — Вот почему ты Девяткин, а не Шестеркин? Я бы тебя называла: «Моя шестерка».
Парень усмехнулся и легонько пнул ногу девушки в знак возмущения. С Ирой он потому и общался, что шутила она теми же шутками, что и он.
— Ты че тут делаешь? Женское крыло вообще-то, — вдруг опомнилась студентка.
— Пошли в карты?
— Не.
— Ну, пошли.
Студентка отрицательно помотала головой, вновь принимая грустное выражение лица. Голова повернулась влево, чтобы рассмотреть старое окно, что находилось в конце коридора. Там был широкий подоконник, на котором можно было бы сидеть, если бы не его мерзкий вид.
— Че грустишь? — Весело спрашивает парень.
— Хуйня все, Артемка, — горько усмехнувшись, говорит Лазутчикова.
— Например?
— Работа нужна.
— Так, иди полы мой, — то ли серьёзно, то ли шутя произнес парень. У Девяткина такая манера общения необычная. Непонятно никогда, есть ли в его словах где-то скрытый смысл или нет.
— Я вообще-то на французском учусь, — обиженным тоном сказала девушка. Ей, конечно, если приспичит, придется, наверное, пойти и на такое, но на данный момент хотелось бы что-то по престижнее.
— Показать как?
Так как девушка наотрез отказалась играть в карты, Артем через какое-то время ушел в свое крыло. Видимо, отсутствие компании побудило ее вернуться в комнату, хотя, обычно ей не нравилось там находиться из-за назойливой Нади. В комнате ее начали тяготить, как ей казалось, абсурдные мысли. Она не могла перестать думать о Андрияненко. Каждый день, гуляя по коридорам университета, Ира пыталась ее найти. Это была единственная пара, на которой девушка не смотрела безостановочно на часы, хоть ничего и не понимала.
В такие моменты, когда хочется убежать от чего-то неприятного, Лазутчикова зависала в анонимных чатах. Часто попадались всякие извращенцы, но иногда удавалось найти кого-то интересного, как сейчас например.
Ира 0:27: привет
Анонимный пользователь 0:27: привет
Такие моменты вводили девушку в ступор. Ну, поздоровались, а что дальше? «Ладно, пойдем по классике» — подумала студентка.
Ира 0:28: как дела?
Ответ пришел моментально. Наверное, это неудивительно, ведь разговоры в подобных местах однообразны. Что еще можно спросить? Какие ты любишь продукты питания из растительного сырья? Или… Ты когда-нибудь разбивал ртутный градусник? Пожалуй, это еще не самые оригинальные вопросы.
Анонимный пользователь 0:28 счастливые люди не сидят по ночам в анонимных чатах
И эта фраза Ире показалась такой правильной. Этому таинственному незнакомцу хотелось доверять. Быть может, потому что больше некому. Они общались очень долго. Настолько, что Лазутчикова успела пожаловаться абсолютно на все на свете. Ее даже не гложило чувство вины, как будто она что-то делает не так. Хотя, когда их разговор зашел о ее странной привязанности к преподавательнице, девушка, после того, как описала все в красках, получила неожиданный ответ.
Анонимный пользователь 2:58: ты в нее влюблена
Чего? Ира поморгала несколько раз, перед тем как признаться самой себе, что ей не показалось, там действительно написано «влюблена». Но это же чушь, девушка не может быть в нее влюблена, нет. Елизавета же строгая и неприступная, в нее нельзя влюбиться. Лазутчикова испытывает лишь страх, не более того.
Ира 2:59: нет
Анонимный пользователь 3:00: да.