Прекрасное, почему ты так далеко?

8

***
Это страшное событие наступило гораздо быстрее, чем хотела бы Ира. Наверное, студентка все еще не смогла морально подготовиться. Но, вопреки всем ожиданиям, девушка не так уж и нервничала.
Подъезжая на автобусе к какому-то очередному университету этого города, Лазутчикова неотрывно смотрела в бумаги, содержание которых ею итак были вызубрены наизусть. Ей хотелось совершенства, чтобы спокойно говорить, не запинаясь. Дело в том, что она прекрасно понимала — тема ее слабовата, так что хотелось вывезти за счет блестящего рассказа. Ира была уверена, что залог успеха заключается в том, как ты преподносишь информацию.
Да, сегодня научная конференция, на которую она едет со своей небольшой исследовательской работой по французскому, которую, к слову, Анжела Владиславовна, преподавательница по французскому, даже не читала. Возможно, именно это и есть источник зла ее сегодняшней, как Ира полагает, неудачи. Вот Ульяна, например, которая делала работу с Елизаветой Владимировной, точно в себе уверена. Андрияненко не допустила бы недостойных работ под ее руководством. И не потому, что боится разрушения репутации, а потому что всю себя отдает работе. Панина, видимо, не боится ничего, хотя, как преподаватель очень интересная, тут ничего не скажешь. В остальном — спорно.
Выходя из автобуса, Лазутчикова чувствует, как влажный воздух ударяет в нос. Осенний холод пронизывает ее с ног до головы так, что не спасают ни поношенные джинсы, ни тоненькая курточка. Ира очевидно одета не по погоде, но сделать ничего не может: теплые куртки довольно дорогие, а она даже не думала, что в октябре температура может быть близка к нулю. Обычно в их краях теплее.
В здании была базарная суматоха. Студенты и преподаватели бегали туда-сюда, пытаясь отыскать нужные им лектории. Девушка сразу заприметила вдалеке Андрияненко в черных сапогах на высокой подошве. Она никуда не спешила, спокойно беседовала с какой-то девушкой, кажется, она была с факультета английского. Ира смотрела на нее и злилась. Студентка эта была больше похожа на фарфоровую куклу. Маленькая, с идеально белой кожей без единого недостатка: тоненький носик, кругленькие глазки и пухлые губы. Понятно почему англичанка ее так внимательно слушает. С такой девушкой даже стоять приятно, не то что Ира, которая мало того, что надела непонятно что, так еще и миловидной внешностью не обладает.
С другой стороны, конечно, хорошо, что Лазутчикова с Елизаветой в разных секциях. В ином случае, преподавательница услышала бы ее позорную работу, а этого девушка допустить, конечно, не могла.
Наконец-то осознав, что пора бы готовиться к выступлению, а не рассматривать англичанку, Ира двигается к нужному лекторию. Ей удается познакомиться с какой-то девушкой и скоротать время до начала. Потом все будет происходить еще быстрее.
Свое выступление будет оценивать, как нормальное. Волновалась, хотя обещала себе, что не будет этого делать. Жюри задали довольно примитивные вопросы, было видно, что их не впечатлило, но девушка не опускала руки, веря в лучшее. Теперь нужно подождать несколько часов до награждения. Сделать это можно в холле, куда направляется студентка, где, кстати, встречает всех из своего университета. Не так много, человек пятнадцать, но все равно. Ира поздоровалась с преподавателями и замерла. Свободное место было рядом с Андрияненко и еще рядом с каким-то парнем, с которым студентка в итоге садится. Знает, что рядом с англичанкой ее будет трясти. Впрочем, свободное место быстро перестает быть вакантным, ведь его занимает та самая девушка в облике фарфоровой куклы.
«Пф, я не ревную, с чего мне ревновать?» — думает Ира. Она все еще не согласна с тем неизвестным, который решил, мол, студентка испытывает чувства к преподавательнице. Нет, конечно. Она же старше, она же ее преподавательница, она же, в конце концов, женщина.
Все в принципе было нормально. Все сидели и разговаривали, когда Ира одиноко сидела в телефоне, бесцельно листая ленту социальных сетей. Ей никто не писал, и она никому не писала. А кому? С Василисой они не разговаривают уже, кажется, месяц или больше. Лазутчикова понимает, что не начнут. Так обидно просрать столько лет их дружбы, а что делать? В какой-то момент их жизненные пути разошлись, вот и все.
Проблемы начались в тот момент, когда все собрались на обед, куда совсем не собиралась Ира. И это, к ее большому сожалению, заметила Панина, которая начала задавать вопросы, к чему, кстати, Лазутчикова не была готова. Да и рядом стоящая с француженкой Елизавета сильно осложняла ситуацию.
— Ирина, а вы чего не идете?
«Какая разница?» — недовольно подумает девушка. Ей не нравилось с кем-либо обсуждать тему еды. Особенно, когда кто-то начинал что-то подозревать или задавать абсолютно бестактные вопросы, а-ля: «Ты худеешь что-ли? Ты же итак вроде бы ничего». Это раздражает, потому что Ира не просила давать оценку своей фигуре, потому что Ире не нравится это обсуждать. Хотя, она могла бы что-то соврать, несмотря на стоящую в шаге от нее Андрияненко, но вот эта противная девушка с лицом куклы… Что она здесь-то делает? Подлизывается к Елизавете Владимировне? Зачем? Конечно, она идет в столовую, наверняка сядет там с англичанкой. Ведь у этой противной девушки такие худые ноги…
— Не хочу, — коротко отвечает Ира, утыкаясь в телефон, показывая, что разговор закончен. Эти два слова для нее обыденность, работают всегда. Конечно, можно спросить: «А почему ты не хочешь?», но в основном прокатывает. Как и сейчас, впрочем, ведь преподаватели вместе с этой девчонкой уходят.
Через несколько часов наступает торжественная часть — награждение. Большинство ждали с нетерпением, кроме Лазутчиковой. Она знала, что шансы слишком малы.
Все собираются в актовом зале, рассаживаясь на мягкие стулья. Ира садится в неудобное место, так как если ей придется выходить, то придется толкаться с рядом сидящими конкурентами. С другой стороны, выходить ей придётся навряд ли.
Начинает звучать занудная речь то ли какого-то декана, то ли еще кого покруче. Статная женщина вешает студентам лапшу о том, что они уже победители, что они должны и дальше работать еще больше на будущее нашей страны. Такие слова вызывают разве что усмешку. К чему этот пафос? Раздайте уже ненужные бумажки, потешьте самолюбие тех, кому сегодня повезет больше, да отпустите уже всех домой.
Лазутчикову отчего-то начинает ужасно тошнить. Она оглядывается по сторонам в поиске двери, которую заслонила толпа тех, кто пришел поздно, и мест в зале не хватило. Если сейчас встать и уйти, то возникнет много взглядов и вопросов в сторону студентки. «Ладно, всего минута позора» — думает та, перед тем, как начать слушать незнакомые ей ранние фамилии.
— Победителями третей степени стали… — Делая драматичную пауза, говорит женщина. Наверное, у всех начали от волнения потеть ладони, только одна Лазутчикова равнодушно смотрит на часы, надеясь скоротать время. — Полуянова Маргарита Алексеевна, Атабаев Макар Дмитриевич… — И все. Фамилии посыпались одна за другой. В быстром темпе выходили студенты, довольные и по-своему успешные, забирали бумажки и садились обратно. За этой цепочкой Ира наблюдала с долей прострации, пока не дошли до тех, кто отличился больше других. — Победителями первой степени стали…
Ира если и могла на что-то рассчитывать, то разве что на самое последнее место. Тут уже шансов нет, но ей было интересно, займет ли кто-то из ее университета столь почетное место.
— Русанова Валерия Максимовна.
И в этот момент тоскливые глаза Иры в миг становятся ошарашенными. Все та же девушка с худыми ногами, с милым личиком, которая постоянно трется в компании Елизаветы Владимировны стала победителем первой степени? Да как это так? Противно улыбаясь, фарфоровая кукла, иначе о ней студентка говорить не может, забирает свой диплом, а после принимает поздравления от Андрияненко. Да, какого черта? Неужели Елизавета не видит в этой противной ухмылке желчь и яд?
Награждение подходит к концу. Была надежда… Надежда от отчаяния, что Ира победит, но Ира не побеждает. Все вокруг устраивают обсуждения, поздравляют друг друга, а расстроенная Лазутчикова двигается к выходу, ища в кармане наушники. Все, что ей сейчас хочется сделать, уйти от реальности, но ее ловят преподавательницы у выхода.
— Ира, погоди, мы сейчас идем фотографироваться, — произносит француженка, копаясь в телефоне.
— Извините, но я очень тороплюсь, — тараторит девушка и уходит, не дожидаясь ответа, что, в общем-то, совсем не культурно.
Елизавета Владимировна смотрит ей в след и понимает, что никуда та не торопится. «Расстроилась» — приходит к выводу преподавательница. Она знает, что Ира писала всю работу сама от начала и до конца, что Анжела той совсем не помогала. И ей становится также обидно, как самой студентке. Ведь Лазутчикова на самом деле не глупая, могла на что-то претендовать.
Мысли о Ире у Андрияненко быстро испаряются. Если быть до конца честными, то ей по большей части все равно и на девушку, и на ее проект.
По крайней мере, так ей кажется.
***
Коллоквиум по истории не та вещь, которую нужно бояться, как оказалось. Кому как, конечно. Ира, которая пересмотрела кучу исторических фильмов и перечитала множество учебников по той же тематике, получила свою заслуженную пятерку. Такую же оценку получили еще несколько ребят, также было много четверок, ну, и тройки где-то промелькнули. Девяткин вон отличился. Хотя, его, как он говорит, тройка целиком и полностью устраивала. Пусть будет так. Важно то, что сдали все, на радостях ребята решили прогулять пару по основам безопасности и жизнедеятельности. И как-то так вышло, что на пару не пришел ни один человек из группы, а пожилой преподаватель этого не оценил. Об этом, конечно, никто не знал.
На следующий день во время большого перерыва перед парой ребята сидели в аудитории, ожидая начала. Ира решила прогуляться по коридору, ведь сидеть постоянно на стуле занятие утомительное и для нее, и для ее тела.
Этот разговор она услышать не должна была. И не услышала бы, если бы одним из говорящих не была Елизавета Владимировна. Ира остановилась у приоткрытой двери какого-то кабинета и замерла. Большая масса студентов находилась в столовой, так что в коридоре было довольно тихо, что позволило разобрать речь говорящих.
Это был заведующий кафедрой, он рассказывал Андрияненко о прогуле студентов. И к своему ужасу, Лазутчикова поняла, что говорят про их группу. Ира услышала приближающие шаги, поэтому, резко развернувшись, направилась в аудиторию, где сидели ее одногруппники. Кто-то разговаривал, кто-то играл в телефоне, но, когда вбежала напуганная Лазутчикова, все оторвались от своих дел.
— Ой, ребят, чуйка подсказывает, нам всем сейчас дадут пизды, — только и успевает произнести девушка.
— Правильно подсказывает, — говорит Елизавета, которая заходит в кабинет сразу после студентки.
Студенты многозначительно затихли, обращая все свое внимание на серьезную преподавательницу. Взгляд Елизаветы, то ли грозный, то ли ригористичный, впрочем, ничего хорошего не предвещал. Толпа студентов, которые походили на трусливых щенков, стояли среди первых парт. Андрияненко же, облокотившись о дверной косяк, скрестила руки у груди. Дверь была не закрыта, мимо проходили люди, но ее это не волновало. «Смотрите! Вот они — бесстыдники!».
Преподавательница говорила на протяжении нескольких минут. В голосе преобладала холодность, от которого, если не напугались, понурыми стали точно. Елизавета Владимировна рассказывала о том, что у пожилого преподавателя поднялось вчера давление, что безалаберность студентов довели того до эмоционального стресса, и вообще, вчера тот был на взводе. Все ощутили мучения совести, одна Ира не сводила глаз с женщины.
— Ну, и что вот я сейчас стою и отчитываю вас, как трехлетних детей? — Задала вопрос Андрияненко, на который никто не дал вслух ответа.
Грозность женщины очень привлекала Хлопотину. И ей было ревностно от того, Лазутчикову этот диалог происходит не между ними двоими, а между ей и группой студентов. Ира прикрывает глаза, представляя, как Андрияненко властно берет ее за запястье, что-то говорит, поучая, а затем одним движением дергает девушку на себя, впиваясь требовательным поцелуем. И Ира от одного осознания, как ей бы хотелось подчиняться женщине, чувствует прилив возбуждения. «Черт! Сейчас не время» — напоминает сама себе студентка, когда речь Елизаветы подходит к концу.
— Я надеюсь, мы друг друга поняли, — произносит англичанка, прежде чем уйти.
— Ребят, так-то она права, надо бы перед преподом извиниться.
— Ага, лично мне потом проблемы не нужны.
Ире тоже проблемы не нужны, однако она ничего об этом не думает. Ее мысли заполнены Елизаветой Владимировной. Она то фантазирует диалоги между ними, то представляет сцены куда более откровенные. Отрицать, что девушка влюбилась теперь точно бессмысленно. Проблема теперь другого характера: как дальше с этим жить? Что делать? Подойти к преподавательнице, во всем признаться, а потом выслушать в свой адрес противные едкости? Влюбленность девушки точно потешит самолюбие Елизаветы. Казалось бы, такая дерзкая, смелая студентка трясется перед какой-то англичанкой? Да не может быть!
— Девушка, пара уже началась, — говорит преподавательница, заставляя девушку смущенно занять свое место.
Но сейчас ничего не имеет смысла. Ни пара, ни обжшник со своим давлением, ни капающий за окном дождь. В голове проносятся множество вопросов. Один из которых: «А как сблизиться с Елизаветой?». Хотя бы банальное общение, хотя бы простые взгляды. Как сделать так, чтобы неприступная женщина хотя бы обняла студентку? Ире хотелось почувствовать от нее секундное, а если повезет, то даже минутное тепло.
Первое время Лазутчикова старалась, правда старалась. Исправно посещала пары, учила домашнюю работу, пыталась отвечать, хотя, выходило так себе. Ей хотелось понравится преподавательнице, но даже малейшей отдачи от той получено не было. От этого становилось грустно, ведь, хоть и редко, но все-таки Елизавета Владимировна мило разговаривала с той противной Лерой. Как эта мерзкая девушка такого добилась? Что нужно сделать, чтобы получить внимание от старшей? Подойти и спросить, как дела? Навряд ли.
Не самое позитивное состояние студентки не скрылось от многих ее знакомых, хотя, большинство проходили мимо. Девяткин в большинство, как не странно, не входил.
— Кто грустит, тот трансвестит, — бодро сказал парень, садясь за один стол с девушкой во время обеда.
— Тебе виднее, — вяло помешивая чай, произносит студентка. Делает она это, к слову, для вида. Ведь чай пьет без сахара: так куда меньше калорий.
— Да че ты обиделась? Странная ты в последнее время. Учеба душит? Понять можно, вон, мой друг на психологии учится, так они там хуйней страдают. Какие-то тестики решают на тип личности. Не, ну мы тоже, конечно, не обосранные ходим. Только посмотри на тех англичан, — Артем, не стесняясь, показывает рукой на недалеко сидящую группу студентов. — Они у Андрияненко, она ж им дышать не дает. Сущий пиздец. Хотя бы нас жалеет.
«Опять про нее, я так больше не могу» — проносится в голове девушки, и она жалобно смотрит на друга. Тот, видимо, не тупой, все понял, разговоры об учебе прекратил, переводясь на другую тему. Теперь Ира понимает, что говорить о Елизавете ей нравится куда больше чем о, как сказал Девяткин, кривоногих футболистах.
Англичанка сидит далеко, с другими преподавателями. И отчего-то искренне смеется. Ира вновь представляет их вместе. Как старшая прижимает ее к двери, вызывая приятный страх и волнение, берет за талию, притягивает к себе и, конечно, целует. Только от подобного рода мыслей у девушки мурашки. Ей хочется держать преподавательницу за руку, прижиматься к шее, вдыхать ее цветочные духи.
Студентка делает глубокий вдох, пытаясь собраться. Последняя пара на сегодня — английский. И Ира решает, что останется после пары, чтобы поговорить. О чем? Еще не решила, но то, что останется — знает наверняка.