Прекрасное, почему ты так далеко?

3

***
Ира даже не удивлялась. Мимо нее проходили практически все. Оно и понятно: выражение лица Лазутчиковой было совсем не дружелюбным, чтобы с ней хоть как-то контактировать. Хотя, конечно, находились единицы, которые все-таки брали у нее эти чертовы листовки, а потом выбрасывали в ближайшую мусорку. Быть промоутером одна из самых идиотских затей. Ира считала, что эта бумажная реклама бесполезна. Кто в век технологий и интернета смотрит на флаеры? Студентка, скорее от скуки, нежели из интереса, решила внимательно изучить бумажки, которые так старательно впаривала людям. Флаер, как флаер, там было что-то написано про скидку пятнадцать процентов на второй заказ в пиццерии. Кому это надо? Ладно бы на первый заказ, но на второй…
— Да ладно, что ты так паришься? Радоваться должна, — сказала Василиса. Преданная подруга стояла рядом за компанию, подработка ее на данный момент интересовала слабо, а вот лишний раз увидеться с занятой подругой и поболтать — очень даже ничего перспектива.
— Радоваться? Я учила этот идиотский текст полночи! Выписывала каждое непонятное слово, коих было больше половины, а еще зазубривала транскрипцию, но эта сволочь меня даже не спросила!
Сволочь, или как она записана в паспорте — Елизавета Владимировна, действительно ту не спросила. Более того, на протяжении всей пары она не проявила даже малейшего интереса в сторону девушки. Студентка, может, и не претендовала на какое-нибудь: «Лазутчикова, ваши знания оставляют желать лучшего», но та могла бы бросить хотя бы один осуждающий взгляд. А нет же! Абсолютно ничего. Складывалось впечатление, что Иры в принципе не существовало эти полтора часа.
— Ты же не для нее учишь, а для себя, — произнесла Ерохина, переминаясь с ноги на ногу. Стоять уже который час подряд на одном месте в центре бульвара ее утомило.
Эти слова заставили Иру задуматься. Она поймала себя на мысли, что действительно учит не для себя, а для какой-то неадекватной преподавательницы. А ведь правда, ей этот английский никуда не упал, так зачем тратить столько сил? Чтобы не услышать какого-то едкого комментария? Ничего, Лазутчикова переживет. А уж на зачет она как-нибудь натянется. Тройку-то получит, если потихоньку учить что-то. И это куда лучше, чем два раза в неделю убиваться всю ночь. Решено, больше она время в пустую не тратит. Можно всю ночь работать закладчиком, и то больше пользы.
За пять часов ее работы было заплачено полторы тысячи рублей. Завтра, в воскресенье, она получит еще столько же. И все-таки, три тысячи совсем не та сумма, на которую можно выжить будучи в крупном городе. На неделю, будем надеяться, хватит, а дальше девушка вновь будет стоять и раздавать флаеры, чтобы сводить концы с концами. Неужели она так и будет жить на протяжении четырех лет обучения?
— Слушай, я сейчас подумала, ты вот говоришь, что тебе лишь бы на три английский сдать, но тогда тебя лишат стипендии, — мимолетно бросила Ерохина, когда они прогуливались по городу.
«Черт» — пронеслось в голове Лазутчиковой. На самом деле там много чего пронеслось, но из цензурного было только одно это слово. А ведь подруга права, английский минимум надо сдавать на четыре, а лучше на пять. Чем больше пятерок, тем больше шансов на повышенную стипендию, с которой гораздо легче жить. Другой вопрос, что сделать это ей не под силу. Сами посудите, как выучить всю школьную программу за полгода? Грамматику еще можно более-менее, но огромное количество слов… Плюс к этому, в университете они проходят новые темы, которые тоже надо… Блять!
— Все, Васька, давай другую тему. Лучше расскажи, как у тебя в универе? — Пытаясь придать своему голосу максимально спокойный тон, спросила Ира.
Признаться честно, подругу она почти не слушала. Ей может и было бы интересно, но не сейчас, когда голова была забита проблемами, которые, впрочем, в основном имели финансовый характер. Сейчас Лазутчикова приедет в общежитие, оплатит мобильную связь себе и бабушке, а на оставшиеся деньги купит продукты. Овощи и фрукты девушка решила хранить в картонных коробках под кроватью. На самом деле больше попросту некуда, комнаты имели не самую большую площадь. Ира осознает, как быстро тратятся деньги, и она понимает, что на одних листовках выжить, увы, не получится. Как минимум, еще нужно оплачивать проезд, питаться, помогать финансово бабушке, которая живет в поселке на маленькую пенсию. Наверное, судьба не правильно трактует ее желание, иначе как это объяснить? На следующий день ей сказали, что они нуждаются в постоянных сотрудниках, график работы — минимум 5/2, а еще лучше 7/0. Это Ире не подходит, так что теперь, помимо денег, у нее отсутствует работа. Кажется, близится истерика.
Хлопотина подавила желание сесть на грязный асфальт и громко разрыдаться, вместо этого поехала домой. Именно общежитие, она уже называет домом, прожив там какие-то пять дней. Кто-то сказал, что дом — это место, где живет твоя мама. В таком случае, студентка претендует на статус: «Человек без определенного места жительства». Можно подумать, что у нее нет мамы, но она есть, здоровая и невредимая. Просто с Ирой они живут в разных мирах, существуют разными ощущениями и дышат на разных частотах.
Полки холодильника девушки делили пополам. Неизменным оставалось одно: полки Нади всегда заполнены, полки Иры практически пусты. Кажется, ей и не особо был нужен этот холодильник. Жаль ей уже никто не вернет те несчастные семь тысяч.
Надя гуляла где-то, так что Лазутчикова находилась в комнате одна. Ей нравилось спокойствие и тишина и, пытаясь поймать момент, девушка решила заняться чем-то дельным. Например, можно разобраться в шкафу, так как из-за недостатка времени, девушка просто пихнула туда все свои вещи. Еще можно посмотреть фильм на французском, который порекомендовала им Анжела Владиславовна, ведь скорее всего, студенты будут обсуждать его на следующей паре. И Ира боится, что никто так его и не посмотрит, от чего их преподавательница наверняка расстроится. Также Лазутчикова не отказалась бы лишний часок поспать или почитать книгу, которую никак не осилит уже месяц. Ну… Еще можно заняться английским, но из вредности Ира отметает этот вариант практически сразу. У нее не получается учить то, что ее раздражает.
Следующие два часа студентка провела за просмотром фильма. Честно говоря, тот ее не особо впечатлил, наивность героев просто поражала. Правда, в некоторых моментах Ира не удержалась от смеха, так что все было не слишком плохо. Французский кинематограф ее, если честно, не особо интересовал, но ради Анжелы Владиславовны она посмотрит.
Их француженка, как все ту окрестили, была похожа исключительно на преподавательницу французского языка. Это было несомненно ее. Жалко та совсем не носила беретов, зато на шее постоянно присутствовали чудные шарфики из шелка. Ее взгляд был еще совсем девичий, и Лазутчикова путалась в догадках насчет возраста женщины. Иногда казалось, что той чуть больше тридцати, а иногда — около сорока. Анжела Владиславовна не носила обувь на платформе или каблуке, что визуально делало ее еще меньше, чем та была на самом деле. Волосы были собраны только у челки, а так — волнистые прядки лежали беспорядочно. И все-таки, несмотря на ее широкую улыбку, детскую наивность и бескрайнюю искренность, что-то в ее взгляде читалось никак иначе, как вселенская усталость. На ее безымянном пальце не было колец, ей никогда не приходилось получать смс и звонки во время пары, да и никто ее никогда не ждал у выхода из университета. Своей торопливой походкой Анжела спешила к автобусной остановке, где с остальными студентами добиралась до дома, где, наверное, ее никто не ждал. Ира, может и не хотела верить, но чувствовала, что позитивная француженка одинока, поэтому ей не хотелось видеть ее грустные глаза чаще, чем она успевает представлять у себя в голове.
А потом пришла Надя, рассказала, что соседи играют в настольные игры и с радостью ждут их. Девушки сразу присоединились. Так закончилась суббота, воскресенье прошло примерно в том же ритме, и в понедельник, Ира неожиданно для себя обнаружила, что совершенно не готова к завтрашнему английскому.
— Может, она тебя и не спросит, — выдвинула предположение Надя, смотря на объем домашнего задания.
Почему-то никто кроме Елизаветы Владимировны не задавал задания. Ну, говорили, мол, ознакомьтесь с параграфом, прочитайте дома. Выхода, впрочем не было, иначе не поймешь ничего на следующей паре, пойдет цепная реакция и, в конце концов, тебя отчислят. И ладно бы с этим, дело каждого, да только англичанка на каждой паре проверяет все. Спрашивает на выбор несколько неудачников, которые ей переводят или что-то рассказывают. А помимо английского, между прочим, еще немало дисциплин, на которые тоже нужно время тратить. Говорят, она еще преподает на факультете английского, говорят, ее студенты воют пуще французов. Наверное, они правы, но Лазутчикова все еще не понимает, зачем ей нужен английский. Чтобы владеть одним языком больше? Чтобы не слететь со стипендии? Чтобы чувствовать себя умнее и увереннее? Чтобы Елизавета в ней не разочаровалась?
А она когда-то ею была очарована?
— А если спросит?
Ира понимала, что у нее времени хватит либо на французский либо на английский. Французский она знает хорошо, в последнее время увлеченно ведет диалоги с Анжелой Владиславовной, которая была единственным преподавателем, способный заставить студентку разговаривать на паре добровольно, а не под прицелом пистолета, как это делала англичанка.
— Ну, спросит, так спросит, оценки все равно не ставят, это же не школа тебе, — Надя вальяжно распласталась на кровати. Казалось, что ей было все равно на Иру, на ее рассказы о злобной преподавательнице английского, которую Надя никогда даже и не видела.
Лазутчикова поняла, что ей не нравится Закирова, а Закировой не нравится Лазутчикова, но они все еще живут в небольшой комнате, где-то на окраине города, потому что у них у обеих нет выхода. Наверное, можно было попросить переселиться, но студентки кроме друг друга мало кого знали, так что терпели друг друга, тем более, что слово «терпеть» в их случае очень громкое и правдой не является.
А в голове все еще стучал вопрос, разбиваясь о стенки мозга. Французский или английский? Ира все тщательно взвешивает в голове. Глаза разбегаются по столу, видимо, в поиске ответа на свой вопрос. Через пару минут закрывает учебник, в котором, кажется, не прочла даже строчки. Будет, как будет. Лазутчикова выбирает французский. Ей это куда ближе и интереснее.
***
Ира начала ругаться с преподавателями еще на той, первой неделе. Все дело в том, что, когда студентка голодна, то она невероятно зла на всех и на все. А голодна она бывает постоянно. Да и Елизавета эта еще вдобавок.
Началось все с физрука, который сказал, что девушки априори не могут быть такими же сильными, как парни. Да и вообще, мужчины для него, судя по всему, занимают главенствующую позицию в иерархии. Типичный представитель патриархального общества.
Потом, Ира нагрубила Шаталиной. Хотя, разумно ли здесь использовать слово «нагрубила»? То, что сказала студентка, ну, прямо совсем было некрасиво, она и сама пожалела тут же о сказанном, понимая, что даже для нее подобное слишком, да вот только слово не воробей, а особенно, если из аудитории вылетаешь ты по просьбе самой Шаталиной, то вряд ли там что-то можно поймать.
Все начиналось как обычно. Ира заходила в аудиторию, где вот-вот должен был начаться русский язык, но Ира натыкается на неприятности. Она, конечно, изначально была нервной, очень много проблем за последнее время свалилось на ее голову, особенно проблемы финансового характера. Ну и эта бесконечная слабость, которая показывалась нездоровым цветом лица. И вот, представьте, заходишь весь такой на взводе в кабинет, а тут тебе прилетает:
— Дверь за собой закрываем — не в лифте.
Наверное, у Светланы Валерьевны тоже было плохое настроение. Она человек в возрасте уже, мало ли что в голову придет. Просто мало того, что суть комментария была довольно едкая и неприятная, так еще и тон, с которым она все это произносила окончательно довели студентку, которая дверь не просто закрыла, а с нечеловеческой силой захлопнула. От звука вздрогнули все, и если честно, Ира и сама не планировала проворачивать что-то подобное, испугалась больше всех.
— Дверь в петли вы потом будете, девушка, вставлять? — Шаталина подняла свои сердитые глаза, которые смотрели на Лазутчикову с особой брезгливостью и омерзением. От такого Ире даже захотелось подойти к зеркалу и убедиться, что за последние пять минут она не успела превратиться в сущее дерьмо, на которое примерно так и смотрят. Девушка вскоре пришла в себя, резко прервала их со Светланой Валерьевной игру в гляделки, проходя к парте. По дороге ей пришло в голову выкинуть, по ее мнению, более или менее дружелюбное:
— Оставлю это слесарям.
Рядом сидящая Ульяна наблюдала за этой перепалкой с унылым лицом, ее это разве что забавляло. Она бы уже давно сказала одногруппнице, что та слишком много конфликтует с преподами в последнее время, что вряд ли сыграет ей на руку, но Черникова молчит. Не в ее правилах вмешиваться в чью-то жизнь и раздавать бесполезные советы.
Началась словесная перепалка, Шаталиной, кажется, не нравилось в девушке абсолютно все: отсутствие элементарной субординации, не соответствующий внешний вид для учебного заведения, который выражался в рваных джинсах и преимущественно черных цветов в макияже, все-таки, как никак, но она была достаточно консервативна даже для своих лет. Вообще-то, по-хорошему, Ире надо было заткнуться и извиниться, или извиниться и заткнуться, но девушка игнорировала такие методы борьбы с проблемой. В итоге Лазутчикова, к своему стыду, назовет преподавательницу маразматичкой, за что та крикнет:
— Лазутчикова, выйдете вон.
И Лазутчикова выйдет.
Потом, конечно, после пары вернется, извинится за вспыльчивость и признает свое поражение. А ей просто не хотелось проблем в будущем, и несмотря на ее бесконечно сложный характер, Ира сдает позиции.
Однако, существовал на этой планете как минимум еще один человек, характер которого был куда сложнее характера Иры. Об этом последняя вспоминала, направляясь в аудиторию, где прямо сейчас будет проходить пара по английскому языку. И девушка вдруг удивилась, когда обнаружила, что в кабинете помимо ее одногруппников никого нет.
Елизавета Владимировна зашла в кабинет ровно в назначенное для пары время, где, поздоровавшись со студентами, вся такая утончённая и изящная села на стул, ставя ногу на ногу. Пока преподавательница уверенной походкой заходила, девушка успела отметить, какими стройными ногами обладает Елизавета, в то время как остальные студенты судорожно повторяли выписанные ими слова.
— Староста, список отсутствующих мне на стол и, так… — Видимо, преподавательница искала глазами жертву, которой можно изнасиловать мозг в ближайшее время своим идиотским английским. Студенты молились, а Ира знала, что ей ничего не поможет, поэтому писала в тетради все ругательства, которые знала на французском языке. — Лазутчикова, как с домашним заданием?
— Да блять, — одними губами прошептала девушка и, она уверена, ее не услышала даже рядом сидящая Ульяна.
— Лазутчикова, я умею читать по губам, — все также серьезными тоном произнесла англичанка.
— Елизавета Владиславовна, французский знаете, по губам читаете, мне молчать теперь что-ли, чтобы вы меня не поняли? — Ира наслаждалась взглядом Елизаветы, которая наконец-то смотрит ей в глаза, а не разбирает бумаги или пялит в экран ноутбука. Ей хотелось продолжить их диалог, потому что для себя она находила это забавным.
— Владимировна, — поправила студентку англичанка. — И не надейтесь, Лазутчикова, прочитать ваши мысли мне тоже не составит труда, выходите уже к доске.
Ира не хотела выходить по огромному множеству причин. Она не подготовилась, абсолютно не понимала английский, не хотела позориться перед всеми, но! Во-первых, у нее не было выхода, либо к доске, либо за дверь, у Елизаветы Владимировны по-другому, к сожалению, никак. Во-вторых, ей почему-то так поднял настроение их разговор, что стало интересно, что произойдет дальше.
Аккуратно встав со стула, студентка двинулась к доске, в то время, как преподавательница села на место Иры. И пока та молча переминалась с ноги на ногу, Елизавета взяла в руки раскрытую тетрадь по английскому, в которой из цензурного было написано лишь два слова: «Елизавета Владимировна». Лазутчикова написала это давно, чтобы не забыть имя-отчество, хотя периодически все еще делала это, и теперь, она лишь молча наблюдала, как женщина задумчиво читает записи, которые Ира начала воспроизводить у себя в голове, оценивая, насколько все плохо.
Merde! (Блять!)
Je veux mourir. (Я хочу сдохнуть.)
Nique ta mère. (Еб твою мать.)
Знает ли Елизавета такие слова? Может и не знает. Наверное, не знает, откуда? В конце концов, она преподает английский, а не французский. Однако преподавательница не просто разглядывает надписи, она как будто…читает их. Через пару секунд женщина закрывает тетрадь и, кажется, небрежно кладет ее на край парты, спрашивая:
— Ну и?
Ира кусает губы, потому что те предательски расходятся в улыбке. Она чувствует себя глупо, но от этого ей только смешно. Почему ей смешно? Что смешного в том, что девушка ничего не знает, что все смотрят на нее осуждающими взглядами, а она не замечает этого, ведь смотрит только на Ренату. И Лазутчикова готова поклясться, что лицо той сейчас не такое безразличное, как всегда. Как будто англичанку не злит неподготовленность студентки, а забавляет, хотя лицо по прежнему серьезно, и сейчас, заставив стоять ту у доски и стыдливо улыбаться, Елизавета Владимировна устраивает ей прилюдное наказание.
— Простите, хотела задать один вопрос, — наконец говорит Ира, отнимая никому не нужные минуты пары английского. — Что именно мне нужно рассказывать?
Преподавательница открывает рот, чтобы ответить и, студентка знает, ответить что-то очень язвительное, но не успевает, потому что староста влезает в их разговор, испортив атмосферу, за что потом получит яростный взгляд Иры.
— Да Господи, расскажи уже про «Past Habits: used to and would», — говорит Илюхина Оля, сидящая на первой парте, все как и полагается зануде-старосте.
— Past Habits… Ну, там что-то связано с прошлым, потому что Past переводится так. И… Я не знаю, Елизавета Вла...димировна…, — еле вспомнив ее отчество, сказала девушка, принимая умоляющий взгляд ее помиловать.
Англичанка девушку сажает на место, но обещает, что, если та еще раз придет неподготовленная, то дальше порога ей зайти не удастся. Сразу после Иры пара набирает стремительные обороты, как будто студентка была камнем преткновения, который наконец-то сдвинули с места. А девушка сидит довольная, как кот, что замечает даже Ульяна, но на все вопросы Лазутчикова лишь отмахивается рукой. Почему ей так забавно, сама не знает, наверное, высшая степень истерии.
***
Бульвар начинает играть совсем другими красками, когда ты не стоишь уставшая, раздавая никому ненужные флаеры. Горите синим пламенем, дурацкие бумажки! Ира сидит на скамейке все там же, но уже без Васьки. Сидя на скамейке, девушка болтает ногами и шуршит листьями, которые валяются где-то на земле под ней. Ей хочется по-детски радоваться мелочам, наслаждаться осенью, но сейчас нет того огонька, что появлялся в ней еще пару лет назад. В ушах наушники, которые воспроизводят полюбившийся джаз-фанк. Ей нравилась джазовая музыка, и она пытается знакомиться с ее поджанрами. Сейчас, когда под серым небом все суетливо куда-то спешат, музыка скрашивает серость и тягость бытия. Лазутчикова даже начинает романтизировать бренность жизни. Как будто люди созданы для того, чтобы учиться, чтобы ходить на работу с этими унылыми лицами, чтобы раздражаться пробкам, чтобы постоянно смотреть на часы и планировать жизнь, которая в любой момент оборвется, а ты так и не успел ничего сделать. Люди примитивны, а их действия цикличны и однообразны. По утрам они толпятся в общественном транспорте, толкаясь, а вечером уже не такие энергичные возвращаются домой. И, кажется, как будто люди — маленькие, ничего не значащие песчинки. И сейчас, когда в ушах играет Джаз, Ире кажется, что она наблюдает за жизнью людей со стороны, что она на самом деле не является одной из этих песчинок, не ездит в общественном транспорте, не слушает чье-то недовольство. Через пару минут она снимает наушники, до нее доносятся сигналы машин, сирена скорой помощи, а мигание светофора со всех сторон режет глаза. И к своему сожалению, студентка поймет, что жизнь ее такая же ничего не значащая, как и жизни всех остальных. Ей хочется взять бутылку вина и ходить по бульварам, встречая рассвет, когда никого не будет, чтобы ретироваться из этого ритма шумного города.
Лазутчиковой кажется, что она сходит с ума от одиночества. С Василисой они поругались, потому что та хочет с подругой гулять, а не стоять и ждать, пока закончится ее рабочий день. Для Иры в приоритете была работа, а не гулянки с подругой, потому что ей не на что жить. Василиса, возможно, этого не понимала, поэтому считала Лазутчикову эгоисткой, а Лазутчикова считала, что больше не хочет и не может так жить.
Память возвращает ее во вчерашнее воспоминание, где Елизавета, подняв от удивления брови, изучала тетрадь студентки. Что надо писать в тетради по английскому? Конспекты, домашки, непонятные слова и правила. Что пишет туда девушка? Матерные слова на французском, на полях рисует глаза, иногда цветы и бабочки. Девушка просто мало что умела рисовать, поэтому каждый раз воспроизводила одно и то же. Так, она отвлекалась от скучных лекций и находилась в своих мыслях, которые с бесконечным прогрессом пожирали ее мозг.
Ира четко помнит, что завтра английский. Это неизменность, которая не меняется даже от четности/нечетности недели. Стабильно во вторник и четверг она со страхом направляется в аудиторию, где изучает равнодушное лицо Елизаветы, которое редко выражает эмоции, где сообщает Ульяне, что она как всегда не готова к занятию, где рисует глаза и бабочек, где пишет французские ругательства, где уговаривает Черникову сыграть в крестики-нолики, где почти не слушает голос преподавательницы, потому что все равно ничего не понимает. Ира направляется к общежитию, потому что нужно разобраться с текстом, который они будут читать завтра на паре, потому что девушка не хочет, чтобы ее выставили за дверь, потому что она, в конце концов, ненавидит английский и хочет сидеть на паре Елизаветы Владимировны и постоянно напоминать об этом бедной Ульяне, которая все еще помнит, как к этому языку относится ее соседка по парте.
По дороге домой ей звонит бабушка, которой Лазутчикова во всех подробностях рассказывает диалог с англичанкой. Как будто это самое важное и первостепенное, о чем стоило говорить. Как будто Ира очень хочет этим с кем-то поделиться, но ей практически не с кем. Соседка по комнате — Закирова Надя и так слишком много слышит про Елизавету в последнее время, а с Васей девушка не разговаривает. Вот и остается рассказывать любимой бабушке, потому что держать в себе не хочется.
А в общаге они с Надей снова пойдут тусоваться к соседям. Там живет Девяткин Артем — одногруппник Иры, который, кажется, довольно забавный тип. У них с Ирой было что-то общее, но трудно сказать что. Наверное, пассивная агрессия ко всему, что движется и немного ебантизма.
Спустя долгие и утомительные споры, ребята приняли решение играть в покер на деньги. Ира очень хорошо играла в покер, когда-то ее научила этому бабушка, да, она научила девочку не только читать. И это был своеобразный способ заработать хоть немного денег. Спустя какое-то время остались только Артем и Ира, устраивая подобие дуэли. Тут было очень важно читать лицо соперника. Артем, конечно, пытался юлить, но Лазутчикова на это не велась.
— Слышишь? — Спросил Девяткин после очередной своей ахинеи.
— Слышишь, а ты пиздишь, как дышишь, — ответила девушка.
— Фулл хаус.
— Каре.
И Ира забирает себе три тысячи рублей, зачем-то для себя отмечая, что в игре с Елизаветой она бы не победила. Ведь та всегда видит людей насквозь.
______________________
Решила я открыть аккаунт в инсте,кому интересно ссылка в профиле прикреплена