Просперити

XIII

— Все мы грешим, — говорит он, играясь в руке зажигалкой. — Я никогда не говорил, что я ангел. Никто не ангел, но никто и не дьявол. Обстоятельства, господа, они мутят воду. Вот и сейчас мне приходится под них подстраиваться, — вздыхает Хосок и поднимается с мягкого кресла, как бы ставя точку в разговоре, на который он потратил всего пару минут.

Мужчина, сидевший за столом, смотрит перед собой, стараясь не провоцировать человека, от которого можно ожидать всякое, в основном — безумство. На фабрике, помимо него, десятки человек: они там, за дверью, работают, ни о чем не подозревая. Тем временем на его лбу выступает испарина, но он не смеет её вытирать.

Хосок, держа руку в кармане черных штанов свободного кроя, глядит в грязное окно, где остались пятна после дождя, о чем-то думает.

— Что вам нужно? Я сделаю все, что захотите.

— Разумеется, — не оглядываясь, кивает Чон, вслушиваясь в шум работающих станков. — Ты знаешь, кто я?

— Нет, но вы пристрелили моего помощника, так что я слушаю ваши указания.

Хосок бросает равнодушный взгляд на валявшийся рядом с креслом труп пухлого мужчины, на лбу которого зияет дырка. Под головой медленно растекается кровавая лужа. Хосок знает: коснись он его, почувствует еще не покинувшее покойника тепло — щеки до сих пор румяные, полные жизни, хотя душа как минут пять отошла в мир иной.
Хмыкнув, Чон переступает через тело и смотрит на дрожащего еврея со скукой.

— Смени пластинку на что-нибудь веселое и громкое, — кивнув на играющий виниловый проигрыватель, с шумом опускает на стол револьвер дулом вперед Хосок.

Мужчина настороженно опускает взор на оружие, затем, поднявшись с места, делает то, о чем его попросили. В помещении раздалась веселая игра саксофона и гитары, затем запел высокий мужской голос.

— Ты не задаешь мне вопросы. Ты только делаешь то, о чем я прошу, иначе тебе, твоей жене и даже твоей любовнице придется очень плохо. Ту ми капиши? <footnote>Ты понимаешь меня?</footnote> Кивни, если понял.

— Д-да...

— Сейчас я выйду отсюда, и придут мои ребята в масках. Они немного повеселятся. Не скули, — со сталью звучит Хосок, заметив раздраженным взглядом, что мужчина готов расплакаться, — ты не умрешь. Ты будешь говорить.