Запиши мое имя в блокнот (Артон)

Глава 8

— Блять.
Коротко и ясно, что случился явный пиздец. Антон надеялся, что сказал это тихо, но эхо, быстро разносящееся по подъезду, говорило об обратном.
Дверь парню открыл не незнакомец, а хорошо знакомый Арсений-меня-слишком-много-Сергеевич. Всё бы ничего, вот только Попов был не в привычной одежде, в которой когда-либо ходил на работу в школу, мужчина был полуголым, придерживая розовое махровое полотенце на бедрах. Волосы были влажными, а с мокрой челки капала вода, скользя по крепким мышцам рук и рельефным кубикам на животе. Арсений Сергеевич неловко переминался с ноги на ногу, думая, что бы сказать. Из-под щели между полом и дверью, очевидно, в ванну шел пар, и Антон ненароком вспомнил Дымящиеся Амурские горы, сам не понимая почему. Похоже, у преподавателя вместо ванны была жаркая мини-баня, посиделкам в которой помешал приход Шастуна.
— Эм, я тут…к репетитору, вроде как, — нерешительно сказал юноша, опуская взгляд вниз и поправляя съехавшую с плеча лямку рюкзака. — А вы не Станислав… Я ошибся, наверное?
— Нет, Шастун, ты не ошибся, — улыбнулся Арсений Сергеевич, отступая в сторону и жестом приглашая зайти в квартиру. Нет, ну вы просто представьте, пришёл к вам ученик, увидел в одном только полотенце, а потом ещё и соседи прошли и офигели. Так и посадить можно. Например, за совращение несовершеннолетних. — Подожди его в гостиной, вторая дверь справа, — добавил мужчина, когда Антон зашел и наклонился, чтобы снять промокшие кроссовки. Арсений Сергеевич закрыл дверь и внимательно посмотрел на Шастуна, после удаляясь обратно в ванну и по пути предлагая Антону снять хотя бы сырую толстовку.
Парень прошёл мимо кухни, на которой находились, очевидно, сам репетитор Антона и маленькая Ангелина. Девочка бросила в сторону Шастуна взгляд а-ля «уберись отсюда, моя территория», но парень старался не придавать этому никакого внимания, следуя в комнату. Приземлив свой тощий зад на мягкий диван, на котором валялись детские мягкие игрушки и куклы, Антон принялся дожидаться репетитора, явившегося в гостиную спустя минут десять. Сев рядом с парнем, брюнет, которого, вроде бы, зовут Станислав Борисович, извинился за ожидание и предложил пройтись по ранее изученным темам, чтобы понять, что повторить, а что стоит подучить. Антон не задумываясь кивнул, на самом деле находясь в некой прострации и не понимая, о чём ему вообще стоит думать.
Правильным бы было занять все свои мысли геометрией, но в голове крутились лишь мысли о новости от Арины, жуткое желание напиться вусмерть, а также картинка Арсения Сергеевича, который встретил юношу на пороге в полуголом виде. А, ну ещё к этому всему добавлялась тема для раздумий, почему двое взрослых мужчин живут в одной квартире вместе с маленькой дочерью Попова.
Вполне логичным было бы предположить, что один из них просто-напросто выручает другого с жильём, но в голову лезла, так скажем, догадка Шастуна, что вот-тот-самый-второй-вариант, к кому юноша питает неопределённую слабость, всё-таки занятой. Ну, хотя бы не гомофоб, и то радует.
Но, когда прошло пятнадцать минут, откуда-то из глубины сознания выползла мысль, которую Антон упорно пытался не воспринимать всё это время.
В этот момент-то Шастун понял: в его жизни разбивается не только телефон, а также надежды на счастливое будущее и воскресные посиделки в гостях у сестры. Антон мечтал, что закончит школу, пройдёт через все испытания, которые ему подкинет судьба, в университете, а после устроится на работу своей мечты. Он спал и видел, как его любимая старшая сестра, которая все свои юношеские годы посвятила ему, найдёт себе любимого человека, который примет её дочь с такой любовью, словно она его родная, а сам Шастун будет приезжать к семье в гости на воскресный ужин. Все вместе будут сидеть за огромным столом в гостиной, обсуждать, как прошла неделя, в то время как уже повзрослевшая Алиночка расскажет какую-нибудь смешную историю, которая произошла у неё в классе. Антон грезил о том, что он вновь почувствует то самое тёплое чувство в груди, когда ты видишь свою семью, по которой скучал.
Видимо, не судьба. У жизни другие планы на Антошеньку, о которых его никто не предупреждал и предупредить, в принципе-то, не мог. Кто-то свыше надсмехался над юношей, поочередно забирая у него дорогих людей. Арины не станет, возможно, всего через пару месяцев, и у Антона также заберут его маленький лучик света — Алину. И его заберут, а куда — неизвестно.
Шастун делал всё то, что говорил репетитор, почти на автомате, даже не понимая, что тот спросил или попросил. Мозг выполнял одновременно две функции: решал задачи по геометрии и возвышал перед юношей стену от реальности, медленно сводя с ума рассуждениями на болезненные темы. В комнату то и дело заглядывал Арсений Сергеевич, делая вид, как будто что-то забыл. Его волосы уже высохли, а сам он наконец-то приоделся в серые шорты в мелкую клетку и красную растянутую футболку. Даже в этих стареньких и потертых вещах, как Антон и предполагал, преподаватель математики, и, по совместительству, директор одной из питерских школ, выглядел потрясно. Как только мужчина подходил к двум занимающимся, вроде как, геометрией людям, из-за угла постоянно выглядывала маленькая Ангелина, жалобно прося отца пойти и поиграть с ней во что-нибудь. По видимому, девочка очень сильно ревновала из-за того, что папочка желает посидеть с малознакомым Антоном, обделяя свою единственную дочь вниманием.
Спустя час непонятно каких занятий, Станислав Борисович разочарованно вздохнул, понимая, что работы с этим парнем будет очень много, ведь из десяти наилегчайших задач он решил всего лишь три. Это несомненно огорчало, но Шастуну было (не)много наплевать. Да что уж там наплевать, ему было, проще говоря, очень сильно похуй сейчас на свою успеваемость, именно поэтому он, как идиот, согласился приходить к репетитору аж три раза в неделю, вместо одного, как обговаривалось ранее.
— Шастун, на улице опять ливень, давай ты останешься и переждёшь? — резко раздался знакомый голос над самым ухом, а юноша дернулся от неожиданности.
Антон бросил взгляд в сторону окна, видя, что на улице действительно льёт сильный дождь. Ну, и, собственно, что такого? Сюда же он как-то добрался под дождём, что мешает повторить маршрут обратно? — Хочешь чаю? Бледный ты какой-то, заболел, что ли, — приговаривал Попов, выходя из помещения за кружкой горячего чая.
Знал бы мужчина, что Антон бледен вовсе не из-за погоды, а из-за напряжённого дня, ужасающей новости и полуголого, блять, директора! Но, собственно, кого это волнует, кроме самого Шастуна? Правильно, никого. Стоило бы запомнить и поблагодарить как-нибудь Попова за его гостеприимность, но, возможно, не сегодня.
Время, казалось, тянулось слишком медленно, поэтому Антон, пытаясь отвлечься от тупого залипания на стену, подошёл к миниатюрному кофейному столику, который более походил на какой-то пуфик для собаки или кошки, только стеклянный. На этом недо-столике стояла фоторамка со старой, чуть пожелтевшей с верхнего левого края фотографией. На ней был сфотографирован маленький, очевидно, мальчишка, которому тут год, от силы два. Мальчик широко улыбался, видимо, из-за того, что его рассмешили родственники. Он сидел на мягком кресле, сложив руки на груди, на одной из которых была повязана красная ниточка. Сидел он с таким видом, словно был уже совсем взрослый, и смотрел куда-то в сторону. За окном на фотографии стоял либо дождливый день, либо темный вечер… — Вот и чай, — как-то радостно проговорил вошедший в комнату преподаватель, прерывая рассматривание фоторамки. Антон обернулся на мужчину, замечая, как он изменился в лице, видя в руках у юноши фото. — Ты пока что пей, Шастун, а я твою книгу принесу, да и выберем, что будешь на конкурсе рассказывать, — будто не своим голосом проговорил Арсений Сергеевич, подойдя ближе и оставив чашку на столике.
— Арсений Сергеевич, — остановил Шастун мужчину, когда тот был уже у дверей комнаты, — а это кто?
— На фотке? Так это я, — пытаясь совладать с собственным голосом, ответил Попов, всё же удаляясь в противоположную от кухни сторону.
Юноша тихо хмыкнул, продолжив своё занятие. Улыбка мальчишки на фотоснимке была настолько живой и радостной, что Антон не удержался и улыбнулся этой фотографии в ответ. Это… Арсений Сергеевич в детстве? Да, что-то тут определённо было, даже не одна или две схожести, их находилась масса, но вот пара деталей, которые всё-таки заметил Шастун, получше разглядывая фото, прямо говорили: «Это не твой преподаватель в детстве, тебя наебали». Юноша клятвенно пообещал себе, что обязательно спросит и узнает, кто это на самом деле, вот только не сегодня. Он всё успеет сделать, у него ещё столько времени впереди… — Ты уже думал, какой отрывок хочешь заучить на конкурс? — вновь, будто из ниоткуда, появился в дверном проёме Попов, двумя руками сжимая книгу и стараясь не смотреть в сторону фоторамки в руках юноши.
— Да, думаю рассказать на классике отрывок второй главы, где Скарлетт решила рассказать своему отцу о своей влюблённости в Эшли, — протянул Шастун, мимолётом замечая, что сам-то в своих чувствах никому и не признавался. Даже слова «я люблю тебя» в сторону родственников не шли с языка, хоть это и были самые родные люди на всей земле. Было слишком… неловко?
— Влюбился, что ли, в кого-то, а? — игриво спросил Арсений Сергеевич, играя бровями. Настроение у него заметно поднялось, а мысли, видимо, отошли от истории этой фотографии. Да и сам Антон почувствовал какой-то прилив энергии, наконец-таки запирая все плохие мысли в маленькой каморке сознания.
Примерно полтора часа Антон и Арсений Сергеевич сидели на диване, обсуждая сначала приближающийся конкурс, а затем и всё остальное. Директор не уставал постоянно шутить, заставляя Шастуна сгибаться от смеха пополам.
Время близилось к девяти часам вечера и Антон решил, что стоит уже уходить, а не стеснять преподавателя. После таких душевных посиделок с директором, где-то в глубине зародилась маленькая надежда на то, что Антон всё же сможет подружиться с ним.
Когда юноша вышел на улицу, светило вечернее солнце. Оно не грело, но придавало какую-то уютную атмосферу этому городу и этим улицам. Несмотря на весь этот уют и душевность, домой идти не хотелось. Антон не хотел разговаривать на тему болезни сестры, точнее ещё не был готов к этому. Нужно было время, которого ещё не было предоставлено. Шастуну нужен был человек, который смог бы его понять и выслушать…  Марина.