Счастливый удар

глава 24

Ава
Последние несколько недель проходят между экзаменами и хоккейными играми, и до Рождества остается всего пара дней.
На улице холодно и сыро. Снег покрывает землю только затем, чтобы растаять и снова замерзнуть, оставляя дороги скользкими от льда. Это абсолютный кошмар. Именно он является причиной неожиданного дополнительного часа, который нам пришлось добавить к дороге из Ванкувера в дом матери Оукли в Пентиктоне.
Тайлер почти не разговаривает всю дорогу, особенно после того, как я отклонила его просьбы вести машину. Я думаю, что его угрюмое настроение больше связано с его нервозностью относительно того, что он вообще едет на этот ужин. Но, по словам Оукли, когда Энн Хаттон приглашает вас на ужин, вы идете. Не задавая вопросов.
Все годы, что я знаю Тайлера, он держал свою личную жизнь в секрете, и признаю, что это меня огорчает. Не нужно разбираться в ядерной физике, чтобы понять, что семья – непривычное для него понятие, хотя он ни разу не говорил о своей семье и не ездил к ним, насколько нам известно.
Энн тоже это уловила, если судить по ее внезапному приглашению на рождественский ужин. Тайлера приглашение, мягко говоря, удивило, но он не мог устоять перед ее умоляющей улыбкой.
Я барабаню пальцами по рулю и смотрю на белую пелену впереди. За последний час ветер усилился и дорогу замело снегом, из-за чего стало еще труднее увидеть, куда мы идем.
– Долго нам еще? – спрашиваю я своего угрюмого второго пилота.
Он смотрит на навигатор в своем телефоне.
– Еще десять минут. На светофоре поверни налево.
Точно. Как будто в этой метели вообще что-нибудь видно.
– В таких условиях я его не увижу, и мы окажемся в кювете.
– Ты можешь остановиться на обочине и пустить меня за руль.
Я фыркаю. Хочется сердито посмотреть на него, но я не рискую отводить взгляд от дороги.
– Нет. Я отличный водитель.
– Я бы предпочел держать ситуацию под контролем, если нас занесет.
– К счастью для тебя, нас не занесет, – отвечаю я. Тайлер раздраженно ворчит, но ничего не говорит. – Ты расстроен чем-то другим, а не этой дурацкой метелью. Хочешь поговорить об этом?
– Хочу ли я? Нет.
– А будешь? Знаешь, это может помочь. Облегчи душу.
Пауза.
– Странно, что я поехал?
Я свожу брови.
– Почему это должно быть странно?
– Я не член их семьи. Мне кажется странным ехать.
– Я тоже не член семьи.
Краем глаза я замечаю, что Тайлер с любопытством смотрит на меня.
– Ты семья Оукли.
– Ох, – выдыхаю я, и в животе внезапно беспорядочно трепещут крылышки. – Наверное.
– Ты – это другое. А я… что? Приглашение из жалости?
Трепет исчезает так же быстро, как и появился. Его место занимает боль. О, Тайлер.
– Нет. Я не думаю, что это была жалость.
Он мрачно смеется:
– Правда? Тогда что?
– Энн очень похожа на мою маму. Ее главное желание, чтобы люди чувствовали себя любимыми. Можно считать это жалостью, а можно рассматривать с точки зрения любви. Ты заслуживаешь провести Рождество с людьми, которым небезразличен, а не в одиночестве.
Еще одна пауза, на этот раз длиннее и тяжелее предыдущей. Когда Тайлер отвечает, его голос звучит почти… стеснительно?
– Там будет сестра Оукли. Она всегда смотрит на меня так, словно пытается раздеть.
Я смеюсь, чертовски громко.
– Будь с ней полегче, Тай. Она влюбленный подросток. Одно неверное слово, и ты с тем же успехом можешь вырвать ей сердце и переехать его грузовиком.
– Какая драма, – ворчит он.
– Таковы девочки-подростки. Склонные драматизировать и адски упрямые.
– Точно.
Я прищуриваюсь и вижу впереди короткую красную вспышку, пробивающуюся сквозь снег. Медленно нажимая на тормоз и включая поворотник, я со скольжением останавливаюсь перед светофором.
– Наконец-то, – бурчу я.
Тайлер откашливается, и впервые за несколько часов я поворачиваюсь, чтобы посмотреть на него, а не в лобовое стекло. Его волосы невероятно растрепаны, торчат во все стороны и выглядят так, словно он часами зарывался в них пальцами. Когда я кривлю губы в нервной улыбке, он выглядит таким застенчивым, каким я его, кажется, никогда не видела.
– Немного переволновался, – говорит он.
Я киваю и поворачиваюсь обратно к дороге. На светофоре загорается зеленый, и я осторожно поворачиваю, когда встречный поток останавливается.
– Думаю, что на руле остались проколы от ногтей, так сильно я его сжимала.
– У школы поверни направо, второй дом от угла.
Я просто киваю, не удивляясь, что он сменил тему. Мы больше не разговариваем, пока я не подъезжаю к обочине перед очаровательным домиком, украшенным разноцветными рождественскими гирляндами и надувными газонными украшениями.
– Ох, – произносит Тайлер. Его лицо напряжено, как будто он пытается не показать, как сильно ненавидит украшения.
– У нас с Энн больше общего, чем я думала.
Сколько себя помню, Рождество было моим любимым праздником. Даже в приемных семьях, где мы никогда по-настоящему не праздновали, я каждый год вырезала снежинки из бумаги и вешала их над кроватью. Это не назовешь рождественским украшением, но мне хватало. Теперь вырезание снежинок из бумаги стало традицией, в которой принимают участие все мои друзья.
Не отвечая, Тайлер расстегивает ремень безопасности и натягивает капюшон на голову, прежде чем толкнуть дверь и получить снегом в лицо. Я подавляю смех и смотрю, как он борется с ветром и подходит к задней двери, где быстро хватает наши сумки и забрасывает их на плечо.
Я застегиваю куртку до упора, натягиваю варежки и иду за ним, стараясь не дрожать, когда шальные хлопья снега попадают за воротник и стекают по коже.
– Ава! Господи Иисусе, ты не умеешь отвечать на звонки? – слышу я крик Оукли где-то впереди, но воющий ветер не дает мне сориентироваться.
Тайлер тянется ко мне и берет за предплечье, продолжая идти по тротуару к тому месту, где, как я надеюсь, находится дом.
Похоже, тротуар недавно расчистили, но с тем, как снег продолжает валить кучами, сложно сказать наверняка.
– Я надеру тебе задницу, Тайлер! Ты хотел довести меня до инфаркта?
Я вздрагиваю от гнева в голосе Оукли. Я попросила Тайлера написать Оукли и сообщить, что мы опоздаем, но мы были настолько сосредоточены на дороге и навигаторе, что, очевидно, могли бы лучше держать его в курсе.
Тайлер, оступившись, делает шаг назад и невольно дергает меня за руку, отчего я теряю равновесие. Я зажмуриваюсь и готовлюсь глотать снег, когда меня ловят в середине падения.
Я поднимаю голову и попадаю в плен мечущих громы и молнии глаз Оукли. Он крепче сжимает мои руки и притягивает меня к своей груди. У меня едва хватает времени насладиться спокойствием, которое дарит его присутствие, как он уже ведет нас по снегу к только что расчищенным ступенькам.
Оукли распахивает дверь, и меня встречает стена жара. Я вздыхаю и мгновенно расслабляюсь.
– Боже мой! Посмотрите на себя! Входите, входите. Оукли, закрой дверь.
Энн отбирает меня у сына, обнимает за спину и спешно провожает в гостиную, останавливая перед кирпичным камином.
Мои руки сами тянутся к огню. Я долго выдыхаю и содрогаюсь от резкого изменения температуры.
– Надо было самому тебя везти, – хрипло говорит Оукли позади и притягивает меня к своей груди. Его руки охватывают меня с боков и поддерживают мои ладони перед огнем.
– Ты приехал сюда два дня назад, Оукли. Плюс я в порядке. Мы целы. Просто холодно, и это не имеет ничего общего с поездкой.
Он касается моего уха щетиной, не отпуская.
– Я волновался.
– Я просила Тайлера сказать тебе, что мы задержимся.
– Он сказал. Но другие мои сообщения остались без ответа. Я был близок к тому, чтобы отправиться на поиски.
К щекам приливает жар.
– Ну, я здесь.
– Да, ты здесь, – шепчет он. – Я отнесу твою сумку в свою комнату. Оставайся здесь и грейся.
Он медленно отступает, и я оглядываюсь через плечо, ловя его взгляд, пока он не отвернулся.
– В твою комнату?
Оукли выгибает густую бровь.
– Думаешь, ты остановилась бы где-то еще? Только через мой труп.
Я смеюсь.
– Верно. Виновата.
– Скоро вернусь, детка, – подмигивает он и уходит.