Счастливый удар

глава 29

Ава
После рождественских каникул жизнь продолжается в обычном режиме. Студенты возвращаются на учебу, а все остальные – на работу. Новый год принес с собой захватывающие решения, которым все следуют до февраля, после чего начинают пренебрегать. Елки засунули в коробки и убрали до следующего года. В кофейнях больше не играет радостная музыка.
К февралю все возвращается в норму.
Хоккейный сезон в самом разгаре, и с возвращением Оукли «Сэйнтс» играют лучше, чем когда-либо. Плей-офф приближается с угрожающей скоростью, а напряженность достигает рекордно высокого уровня. «Сэйнтс» занимают первое место в лиге, но это сопровождается огромным давлением. Оукли хорошо справляется, но я начинаю переживать, что он взваливает на свои плечи слишком много.
Мы проводим вместе каждую свободную минуту, узнавая друг о друге все что можно и даже то, что мне хотелось бы не знать о нем. Например, как пахнет его спортивная сумка в конце недели и что он добавляет сырые яйца в смузи перед тренировкой. Я уверена, он хотел бы не знать, что я пью сок только из упаковки, но уже слишком поздно.
Этим утром он отправляется во внезапную поездку в Сент-Пол, штат Миннесота, чтобы встретиться с генеральным менеджером команды «Вудмен». Его агент сказал, что, хотя лететь на встречу с командой немного неэтично, было бы расточительством отказываться не только от полета первым классом туда и обратно, но и от полного тура по арене и знакомства с командой. Так что Оукли согласился, хотя вернется только утром в день запланированной игры.
Кроме того, прошло две недели с тех пор, как я видела Адама, и я решила положить конец отчуждению между нами, которое он устроил. Вот почему сейчас я штурмую его подъездную дорожку, стараясь не поскользнуться на уплотненном, скользком снегу, который выглядит так, как будто по нему ездили, но уже давно не расчищали.
Живот крутит от понимания, что отец Адама никогда бы не допустил подобного безобразия, если бы был дома.
Я стою перед входной дверью и настраиваюсь постучать. Я делаю несколько глубоких вдохов, отчаянно пытаясь расслабиться. Не знаю, почему я так нервничаю: Адам мой лучший друг, а не чужой человек, даже если кажется таким в последнее время.
Дверь распахивается, показывая растрепанного Адама, прежде чем я набираюсь храбрости. Его глаза расширяются при виде меня на пороге дома его родителей без предупреждения.
Я многозначительно поднимаю брови, глядя на его внешний вид. На нем только клетчатые боксеры и белые носки – ну и наряд. Его грудь вспотела, и я морщу нос.
– Кто это, детка? – доносится смутно знакомый голос из глубины огромного дома.
Адам проходит мимо меня, закрывая за собой дверь. Едва касаясь моей спины, он начинает уводить меня от двери.
– Что ты здесь делаешь?
Я ухмыляюсь, многозначительно шевеля бровями.
– Кто это?
– Никто. Просто левая девчонка из бара, – заикается он, избегая зрительного контакта. – Почему ты здесь? У нас нет планов, не так ли?
– Нет, я пришла поговорить. Если я не вовремя, могу вернуться в другой раз, – предлагаю я.
Его отказ удивляет и, честно говоря, немного ранит.
– Нет, все хорошо. Просто дай мне переодеться, и мы сходим выпить кофе или что-нибудь в этом роде. Оставайся здесь. Я скоро вернусь.
Он вбегает в дом, оставляя меня стоять в полном замешательстве.
Что, черт возьми, только что произошло? Раньше у него никогда не было проблем с демонстрацией своих завоеваний. Почему он такой пренебрежительный и скрытный?
Дверь снова распахивается, и мне приходится подавить вздох, когда я вижу пару прищуренных голубых глаз.
– Ты, – усмехается девушка, выходя на улицу.
Бет Уинстон – последний человек на Земле, которого я ожидала увидеть выходящим из дома Адама в одной только мешковатой футболке. С жирными буквами «Сэйнтс» на груди.
Я хмурюсь.
– Бет Уинстон, какой приятный сюрприз. Мне показалось, я узнала твой визг.
– Тогда тебе надо было быть здесь ночью. Точно не пропустила бы.
– Как отвратительно, – говорю я, выставляя бедро. – Если не возражаешь, мне нужно поговорить с Адамом о чем-то важном. Буду признательна, если ты свалишь отсюда.
– Если Адам хочет, чтобы я ушла, то может сам мне сказать.
– Бет, уходи. Я позвоню тебе позже, – вздыхает Адам с порога. Теперь он полностью одет – в свои обычные джинсы и футболку.
Я давлюсь смехом, когда она вспыхивает.
– Пожалуйста. Я позвоню тебе сегодня вечером, – обещает он, и в его тоне звучит искренность. Хм?
– Это еще не конец, Октавия.
Она злобно смотрит на меня и направляется к своей машине, все еще в футболке Адама.
– Тебе придется многое объяснить, – пыхчу я и протискиваюсь мимо него в открытую дверь.
Он не спорит, просто заходит следом, не говоря ни слова.
– Хочешь чего-нибудь выпить? У нас есть имбирный эль.
– Имбирный эль тебе не поможет, – говорю я, глотая слюни от упоминания любимого напитка.
Я тащусь за Адамом на кухню в индустриальном стиле и сажусь на один из кожаных барных стульев перед мраморным островом. Передо мной ставится банка, и я, открываю ее, быстро выпиваю, несмотря на жжение от пузырьков.
– Она не такая уж плохая, О, – буднично говорит Адам, словно это пустяки.
– Ты шутишь, верно? Она дитя Сатаны.
– Я думаю, она мне нравится. – Он чешет затылок. – Она другая, когда узнаешь ее поближе.
Мне, несомненно, трудно понять, что он говорит. Другая, когда узнаешь ее поближе? Это говорит парень, который много лет назад полностью исключил ее из своей жизни?
– Разве нет кодекса лучшего друга, запрещающего дружить с врагом или что-то в этом роде? Она грубая.
– Она… остра на язык и не боится говорить то, что думает.
Я неверяще качаю головой.
– Ты правда ее защищаешь.
– Да, защищаю. И вообще, я не вижу, каким образом это тебя касается.
– Ты шутишь, – бормочу я. – В конечном итоге она причинит тебе боль. И когда кто-то причиняет тебе боль, это автоматически становится моим делом. Ты мой лучший друг, Адам.
– Я не хрупкий мальчик, Ава. Ради бога, я взрослый мужчина, способный принимать собственные решения. Если ты моя лучшая подруга, просто поддержи меня.
Я вскидываю голову и прищуриваюсь.
– Поддержать? Как ты поддержал мои отношения?
– Не понимаю, о чем ты, – огрызается он.
Я вскакиваю со стула, и ножки скрипят по дорогой плитке пола. Адам пристально смотрит на меня, его щеки покраснели.
– Не валяй дурака. Я не чужой человек. Я знаю, когда с тобой что-то не так. Так что выкладывай. Выскажись и объясни мне, в чем твоя проблема с Оукли. Это из-за моих отношений ты игнорируешь меня в последнее время?
– Я не хочу говорить об этом сейчас.
Он поворачивается, чтобы уйти, но я хватаю его за руку.
– Мы поговорим об этом сейчас. Ты пугаешь меня. Я не могу тебя потерять.
Он опускает глаза на мои пальцы, обхватившие его предплечье, и на лице мелькает слишком хорошо знакомое мне выражение. Как только я опускаю руку, наши взгляды встречаются. Тоски в его глубоких карих глазах достаточно, чтобы мое сердце свернулось клубком.
– Адам.
Мой голос срывается.
Он качает головой.
– Не надо. Пожалуйста, не смотри на меня так.
Я обвожу взглядом кухню и прихватываю зубами нижнюю губу. Такими темпам я прокушу ее насквозь.
– Не взваливай это на свои плечи, О, – говорит он.
– Как давно?
– Что?
Я не могу смотреть на него.
– Как давно у тебя чувства ко мне?
– Честно? Не знаю. Я думал, что меня устраивает роль твоего лучшего друга, пока не появился Оукли. Когда увидел вас вместе, меня переклинило.
Я не знаю, что сказать. Не могу подобрать нужных слов, если они вообще есть.
– Ты его любишь? – настороженно спрашивает Адам, словно боится вопроса. Или моего ответа.
– Я никогда не хотела делать тебе больно. Я не знала о твоих чувствах, – пытаюсь я сменить тему. Меньше всего мне хочется причинять ему боль большую, чем уже причинила.
– Любишь? Я знаю, что он тебя любит. Это очевидно.
– Да. Я его люблю, – выдыхаю я.
– Он делает тебя счастливой?
Мой голос дрожит.
– Очень.
– Тогда это все, что имеет значение. Если ты счастлива, то и я буду.
Я задыхаюсь от паники.
– Я потеряю тебя? Я не хочу тебя терять, – шепчу я. Мое сердце болит при мысли, что Адама не будет в моей жизни.
– Ты меня не потеряешь, – без колебаний говорит он. – Но мне нужно время.
Я киваю, не зная, что сказать.
– Наверное, мне следует немного потренироваться. Приближается плей-офф и все такое, – выпаливает он, пытаясь отделаться от меня. Я невольно вздрагиваю.
– Верно. Хорошо. Увидимся завтра на игре.
– Да, конечно, – говорит он, натянуто улыбаясь.
– Ох, ладно. Тогда пока, наверное, – запинаюсь я, заламывая руки перед собой.
– Я тебя провожу.
– Отлично, спасибо.
Я следую за ним до двери, стараясь держаться на расстоянии. Не то чтобы это имело значение – он сейчас за много миль от меня.
Как только я надеваю туфли и выхожу на улицу, мы быстро прощаемся, и я иду к своей машине, в ушах звенит хлопок входной двери.
* * *
Я таращусь в экран своего ноутбука, который то появляется, то теряет фокус, в голове стучит кровь.
Я несколько часов просидела перед этим экраном, глядя на эссе, объем слов которого не увеличился за последние тридцать минут. Головная боль только что вспыхнула и сделала мой вечер еще хуже.
Морган ужинает со своими родителями, а Оукли приземлился сегодня днем в Сент-Поле. Я кладу телефон на стол нужной стороной вверх и открываю нашу переписку. На лице расцветает улыбка, когда я перечитываю сообщения, которыми мы обменивались после того, как его забрал из аэропорта водитель на каком-то роскошном внедорожнике и увез в отель, стоимость которого, вероятно, равна моей ежемесячной арендной плате.
Оукли: «В каком штате самая маленькая газировка?»
Я: «И тебе привет».
Оукли: «Привет, детка. А теперь ответь на мой вопрос».
Я: «Ладно… Аркан-смол?»
Оукли: «LOL. Близко».
Я: «Скажи!»
Оукли: «Мини-сода».
Он продолжал присылать мне шутки на тему Миннесоты, пока его не высадили в отеле, тогда он сменил тему на то, что не уверен, сможет ли снова летать коммерческими рейсами после того, как побывал в первом классе.
Я знаю, что он не хочет оказаться в Миннесоте, его мечта – играть за «Ванкувер Варриорс», но реальность такова, что у нас не будет выбора. Это дело случая, в буквальном смысле.
Я избегаю слишком много думать о драфте, в основном потому, что он меня до чертиков пугает, но также и потому, что это начало нового будущего, к которому я до сих пор не готова. Слава, женщины, путешествия. Иногда мне кажется, что я попала в водоворот решений, находящихся совершенно вне моего контроля. Как будто с момента знакомства с Оукли у меня забрали будущее и отдали в руки другого человека.
Оукли никогда не заставил бы меня отказаться от своих целей и следовать за ним, но это означает, что я еще на несколько лет застряну здесь, а он – в другом месте. Этой мысли достаточно, чтобы я бросила тему. Но стоит моим пальцам зависнуть над клавиатурой, я вздрагиваю от стука в дверь.
Не понимая, кто бы это мог быть, я встаю и иду к двери. У меня сводит живот, когда я смотрю в глазок и вижу, наверное, худшего человека, который мог появиться здесь сегодня вечером.
Как будто мне мало сегодня неприятностей.
Ребекка ждет, загибая пальцы, и смотрит на свою одежду. Одета она хорошо, прилично, как будто после своего прошлого визита потратила на гардероб крупную сумму.
Возможно, она решила не притворяться. В тот день, когда я оставила ее одну в коридоре перед своей квартирой, стало ясно: я точно знаю, кто она. Наше сходство не скроешь ни тогда, ни сейчас.
Сейчас, когда она не покрыта грязью и чем-то еще, его легче заметить. У нас не только одинаковые глаза, но и одинаковые высокие скулы и одинаковые кончики носов.
Это не имеет значения, напоминаю я себе. Неважно, насколько мы похожи, она мне не мать. Я набираю побольше воздуха в грудь и, отодвинув засов, открываю дверь.
Она сияет. Это первое, что я замечаю, когда мы оказываемся лицом к лицу. Она выглядит здоровой. Ее волосы блестят, прости господи.
После нескольких мгновений ошарашенного молчания она начинает говорить. Даже голос ее звучит лучше, отчетливее и ровнее.
– Здравствуй, Октавия.
– Чему обязана этим удовольствием, Ребекка? – Я невозмутимо прислоняюсь к дверному косяку, скрестив руки на груди. – Зачем вы здесь? Я же сказала, что позвоню.
Это была явная ложь: не думаю, что я когда-нибудь позвоню ей. Но это должно было говорить само за себя.
Она наклоняет голову.
– Ты не позвонила.
– Да. Не позвонила.
Она вздрагивает, но быстро приходит в себя и тепло улыбается.
– Я могу войти?
Моя немедленная реакция – сказать ей «нет», велеть уходить и никогда не возвращаться, но тоненький голосок подстрекает меня попробовать и хотя бы выслушать ее. Не то чтобы она заслуживает моего времени – вовсе нет, – но поможет ли это мне, наконец, забыть ее раз и навсегда? Может быть.
Или, может быть, сделает только хуже.
– На несколько минут. Моя соседка скоро вернется.
Я делаю шаг назад и позволяю ей пройти в дверь.
От нее пахнет дорогими духами, вроде тех, которые вы пробуете в торговом центре, но никогда не решаетесь купить. Я закрываю за нами дверь и смотрю, как она сбрасывает туфли, прежде чем поставить их у двери в гардеробную.
– Красивая квартира, – замечает она, войдя.
Моя кожа зудит, и я борюсь с желанием почесать руки. Присутствие этой женщины кажется мне неправильным. Как будто я только что пригласила в свой дом хищника.
– Спасибо. Лили и Дерек помогали нам выбирать.
Она напрягается, но проходит дальше внутрь.
– Значит, у них хороший вкус.
Я постукиваю по внешней стороне бедер.
– Хотите чего-нибудь выпить? Мы можем сесть на диван и поговорить.
– Нет, спасибо. Я не хочу пить, – быстро отвечает она, как будто это вторая натура – отказывать людям, когда они что-то предлагают. Я не настаиваю и сажусь на дальнем конце дивана, а она – на другом.
– Ты сейчас учишься? – спрашивает она, глядя на беспорядочную кучу учебников на журнальном столике.
– Да.
Она смотрит на меня.
– На какую специальность?
Я чуть не смеюсь.
– Социальная работа.
– Ох, – шепчет она.
– Хочу помогать таким детям, как я. Тем, у кого нет семьи, а все вещи помещаются в пакет для мусора.
Скрипя зубами, я замолкаю, прежде чем обрушу свой гнев на женщину, которая меня бросила.
Ребекка сглатывает, прежде чем фальшиво улыбнуться.
– Это очень самоотверженно с твоей стороны.
– Самоотверженно? Не совсем. Система переполнена, и страдают дети. Если бы люди вообще перестали отказываться от своих детей, как только поймут, что они им не нужны… Неважно. Извините.
Я сколько угодно могу напоминать себе, что это не всегда просто, что иногда это единственный вариант и осуждать неправильно, но мои родители оставили в моей груди яму, наполненную обидой и горечью.
Ненавижу, что им так легко затуманить мое здравомыслие. Это не принесет мне пользы, если я, закончив учебу, буду предполагать худшее про каждого родителя.
Ребекка замирает, как статуя, ее взгляд устремлен на оторвавшуюся строчку на подлокотнике дивана. Неловкость сдавливает легкие.
– Не извиняйся. Мы судим по собственному опыту. У тебя был плохой.
Плохой? Плохой? На этот раз я смеюсь.
– Зачем вы пришли, Ребекка? Этот разговор запоздал примерно на девятнадцать лет.
– Я не знаю, зачем пришла. Наверное… Наверное, мне было любопытно. Прошло много времени, и мне хотелось посмотреть, как ты сейчас выглядишь. Как живешь.
Я вскакиваю с дивана и смотрю на нее, стиснув руки. Она избегает моего взгляда, а я смотрю на нее с той же ненавистью, которая превращает мою кровь в лаву. Я не могу сидеть здесь и притворяться, что еще не слишком поздно. Она хочет знать, как я живу? Как я выгляжу? Нет.
– Вам не надо знать, как я живу или как выгляжу. Вы бросили меня. Никто не должен был даже говорить вам, где я, и поверьте, у моих родителей уже есть адвокат, который выясняет, кто, черт возьми, сообщил вам эту информацию. Запросили о тайном удочерении вы. Было проще свалить меня на кого-то другого, зная, что я никогда не смогу найти вас, верно?
Она быстро моргает, прикусывая губу изнутри. Я ищу на ее лице хоть какие-то признаки вины, но не вижу ничего, кроме смущения. Может быть, немного стыда. Это только разжигает пламя.
– Вы совсем не чувствуете себя виноватой, верно?
Наконец она поворачивает ко мне те самые зеленые глаза, на которые я смотрю каждое утро, когда чищу зубы, и у меня сводит живот, как будто я слишком долго каталась на карусели в парке развлечений.
Какой бы аттракцион это ни был, мне нужно покинуть его как можно скорее.
– Дай мне шанс, Октавия. Всего один.
– Ава, – огрызаюсь я. – Я всегда была просто Ава.
Она кивает.
– Хорошо. Прошу, просто выслушай, Ава. Мой мужчина, он хороший. Я переехала к нему, и я завязала – правда завязала. Я не прикасалась к наркотикам уже пару месяцев. Я сейчас здесь и хочу попытаться загладить свою вину перед тобой.
– Не думаю, что хочу этого. Вы до сих пор не рассказали, как получили информацию обо мне.
Она делает большой шаг и оказывается прямо передо мной.
– Я расскажу. Я расскажу тебе все при следующей встрече. Пожалуйста. Просто дай мне шанс узнать тебя. Вот и все.
Я отступаю.
– Мне нужно подумать.
– Хорошо, да. Подумай. Но ты позвонишь мне, верно?
– Конечно.
Она кажется обеспокоенной моим резким ответом.
– Пожалуйста, позвони мне. Мне нужно увидеть тебя снова.
Я едва заметно киваю.
– Да. Я позвоню.
Даже если просто сказать тебе отвалить.
– Ладно. Ладно, хорошо. Здорово. Ты позвонишь, – бормочет она, улыбаясь, когда я указываю на дверь. – Я пойду, и мы скоро еще поговорим.
– Да.
Я открываю дверь и смотрю, как она быстро надевает свои туфли. Что-то в ее лихорадочных движениях тревожит меня, но я подавляю нежелательные чувства.
Она останавливается на полпути к двери.
– Было приятно поговорить с тобой, Ава.
– Езжайте осторожно, – отвечаю я, прежде чем закрыть дверь и снова запереть засов.
Разворачиваясь, я прислоняюсь спиной к двери и закрываю глаза, надеясь, что, когда открою их снова, последние несколько минут окажутся плодом моего воображения.