наша вина (оригинальная книга)

38. Ник

Я сел в машину и поехал, вдавив педаль газа в пол. Мне нужно было побыть одному и подумать. Фраза «я беременна» все еще звучала у меня в голове. Я пытался успокоиться, но мало того, что это все еще казалось несмешной шуткой, вдобавок ко всему я только что понял, что Ноа даже не хочет, чтобы я был частью их жизни. Вот почему ей понадобилось больше трех гребаных недель, чтобы рассказать мне, и я был уверен, что она рассказала мне только потому, что Дженна настаивала, пока наконец не убедила ее.

«Я беременна».

Не думаю, что когда-либо в жизни два слова так сильно влияли на меня. Два простых слова, и я чуть не врезался в машину впереди. К счастью, вовремя затормозил!.. Телефон выскользнул у меня из рук, и мне пришлось съехать с дороги, чтобы подобрать его и перечитать сообщение.

Мир обрушился на меня, как будто воздух в легких, кровь в жилах и связные мысли в мозгу вдруг исчезли. Я смог сформулировать только одну мысль: «Я убью его». К счастью, второе сообщение пришло как раз вовремя, чтобы помешать мне совершить убийство… Только Ноа могла непринужденно писать такие сообщения, как «Я беременна» и «Разумеется, он от тебя». Я зашел в бар, который многие студенты в кампусе, достаточно взрослые, чтобы пить, выбирали для вечеринок. Я знал, что выпивка не поможет проветрить голову, но, черт возьми, я либо выпью что-нибудь крепкое, либо в конечном итоге вернусь в номер и дам понять этой идиотке, что и она, и ребенок мои, и что я буду заботиться о них обоих.

Ненависть, которую я испытывал к Ноа, исчезла, как только я положил руку ей на живот и понял, что внутри нее растет мой ребенок, наш ребенок. Я никогда не думал, что такое может случиться… Кроме того, как бы я ни старался об этом не думать, но проблемы Ноа, то, что она не могла зачать, всегда мрачным облаком нависали над нашими отношениями с того момента, как мы поняли, что влюблены.

Я залпом выпил шотландский виски и заказал еще.

Что я сказал про судью?

Я потер руками лицо, музыка была просто невыносимой, и вокруг меня танцевало слишком много людей. Бар был посреди зала, и находиться там было пыткой. Я поднес стакан к губам и крепко сжал челюсти, сдерживая жжение.

Ноа станет матерью… в девятнадцать.

Я ненавидел себя в тот момент, ненавидел за то, что был неправ, что заставил ее сделать то, чего она делать не хотела.

Заставил?

Нет, черт возьми, я не заставил, я занимался с ней любовью, хорошо к ней относился, обнимал всю ночь и хотел проснуться рядом с ней. Мне было больно видеть, что она ушла, когда я открыл глаза в то утро: что бы ни случилось, она всегда убегала.

Мой больной разум начал рисовать, какой была бы наша жизнь, если бы в ту чертову ночь на вечеринке моего отца я бы взял машину и отвез Ноа в Нью-Йорк, как она и хотела. Только я и она. Не было бы всех этих ошибок, никто бы не тронул мою девушку, и я был бы сейчас с ней, а не в захудалом баре, пытаясь свыкнуться с мыслью, что я буду отцом, счастливым отцом, черт возьми, отцом моего ребенка… Моя жизнь развернулась на сто восемьдесят градусов, и у меня было около четырех месяцев, чтобы свыкнуться с этой мыслью и подготовиться.

Что, черт возьми, я буду делать с компанией? Что делать с Ноа?

Когда я выпил пятую рюмку и мой разум начал затуманиваться, взгляд упал на что-то, вернее, на кого-то, сидящего за стойкой в нескольких метрах от меня. Я понял, кто это, по мгновенной реакции моего тела: все мышцы напряглись. Я осторожно встал со стула и направился в угол клуба. Схватил его за рубашку и поднял, застигнув врасплох.

— Какого черта ты здесь делаешь, кусок дерьма? – спросил я, прижимаясь своим лбом к его и входя в состояние, в котором я был только один раз в жизни, полтора года назад, в самую худшую ночь моей жизни.

Майкл О’Нил сильно толкнул меня, а затем посмотрел с решимостью.

— Я заплатил тебе, чтобы ты убрался из моего гребаного города! – взревел я, набросившись на него.

Мы оба упали на пол, люди отступили в сторону, кто-то вызвал охрану. Черт, сегодня вечером придется постараться, чтобы не попасть в неприятности. Отбросив эту мысль, я нанес ему еще один удар по ребрам, и он воспользовался возможностью, чтобы ударить меня в челюсть. Я почувствовал кровь во рту и сплюнул с желанием убить его и покончить со всем раз и навсегда.

— Я решил, что мне плевать на сделку, которую мы заключили, – сказал он, поднимаясь на ноги и приходя в себя. Его кулак врезался в мою левую скулу, и я почувствовал, как моя кожа лопнула. – Кстати… Ноа была красивее, чем когда-либо.

Кровь прилила к моей голове, все вокруг стало красным, я даже видел пятна перед глазами, и последнее, что помню, как трое парней пытались меня оторвать от этого ублюдка. Нас швырнули в разные комнаты, мне, из-за того, кем я был, позволили прийти в себя в одной из приватных комнат и даже оставили телефон, чтобы я мог позвонить кому-нибудь, кто мог бы забрать меня. Когда Стив появился у задней двери, я понял, что что-то не так.

— Снаружи много журналистов, кто-то, должно быть, дал наводку, – сказал он, ругаясь. Только этого не хватало.

Действительно, когда я выходил, как ни старался делать вид, что ничего не происходит, и скрыть раны на лице, меня фотографировали, пока я не сел в отцовский «Мерседес». Стив молчал, хотя, казалось, был удивлен, когда я сказал ему отвезти меня к «Мондриану». Я даже не хотел думать о том, как отреагирует пресса, когда станет известно о беременности Ноа, тем более как отреагирует наша семья… Это будет скандал, тем более, что почти все СМИ думали, что мы с Ноа брат и сестра. София захочет убить меня, скандал коснется и ее семьи и, возможно, навредит политической карьере ее отца.

Я, шатаясь, вышел из машины и попросил Стива забрать мою с парковки. Когда я вошел в номер, гробовая тишина заставила меня вздрогнуть. В комнате было темно, и это могло означать только одно… Я включил свет и увидел, что она совершенно пуста. Подошел к кровати и взял записку, лежавшую на подушке.
«Черт».