Последний шанс.

16.

Дмитрий Лемин.

Моя нога безудержно дергалась, пока я сминал в руках записку Аны и глядел в одну точку. Голова была пуста от мыслей, но тело выдавало всю тревогу, которая окутывала меня.

Она просто исчезла. Ни следа от Аны последнюю неделю.

«Мне срочно нужно уехать на несколько дней. Расскажу позже».

Несколько дней. Несколько дней, черт возьми, но не неделю. Она словно испарилась. Исчезла, растворилась в воздухе. Напоминанием о ней в моем доме оставался ноутбук, зубная щетка и браслет. Больше ничего. Я не рвался на поиски. Хотя, надо было. Она не брала трубки, не жила в прежней квартире (я понял это по выключенному свету, сидя в машине под её окнами несколько долгих часов), не отвечала на сообщения. Беспокоиться я начал ещё через день. Позвонил, не сдержавшись, и попал на автоответчик несколько раз.

Я уже пытался однажды разузнать у Аны с чем связана её замкнутость. Она частенько, не предупреждая, уезжала и могла весь день быть в своих делах. А потом, как ни в чем ни бывало, вернуться, поцеловать меня и заговорить зубы. Сумасшествие, не иначе. И все же, я поднимал эту тему раз за разом, но безрезультатно. Ловко увиливая от ответа, она била вопросом на вопрос, начинала говорить о другом, совершенно неважном. Я пытался давить глубже, не поддаваться её маневрам, но тщетно. Я не желал спорить с ней. Не желал ругаться. А потому, сдавался каждый раз, так и не получая ответа на свой вопрос.

Все, что касалось её прежней жизни, было под запретом. Ана бесилась, злилась на меня за настойчивость, бесилась, когда я невольно в разговорах задавал интересующие вопросы.

— У меня табу на воспоминания. — не смотря мне в глаза, Ана теребила рукава своего свитера. Мы сидели на диване, по телевизору шел какой-то фильм. Она и в разговорах со мной всегда казалась закрытой. Скрытая, недоверчивая лисичка.

Плевать хотел я на её прошлое. Мне хотелось, что она в разговорах со мной была максимально честной, искренней и не боялась делиться чем-то личным. И тогда я подумал: достаточно ли я сам искренен с ней, могу ли обнажить свою душу так, как требовал от нее? Ведь во мне, хоть и достаточно рассудительном и стойком человеке, все равно присутствовали свои страхи и сомнения.

— Табу на воспоминания чушь собачья, — я перехватил её руку, переплетая пальцы. Чмокнул в макушку и прижал к груди. — Не страшно помнить какие-то вещи, как и говорить. Ты можешь это.