Сойка, улетай!

Глава шестнадцатая

Кругом было темно и холодно, и только снег и земля укрывали его тело. Он лежал на глубине нескольких футов, под толстой подушкой из сугробов, в самодельной могиле — сваленный туда, как гнилая коровья туша. Сухие, но всё ещё крепкие вётлы, на которых его повесили, клонили чёрные ветки под ударами ветра, и в воздухе плескал обрывок верёвки.

Он был похоронен на боку в кромешной мгле, без одежды, озябший изнутри. Тлен уже коснулся его плоти, пусть из-за лютых морозов не так быстро, как мог бы. Яму плохо прикопали, и зима пробралась в наспех вырытую усыпальницу и выморозила Сойку, а в метель спали даже черви.

Но Сойкины глаза были открыты, и он не мог уснуть.

Он смотрел в никуда, потому что был мёртв, а перед его глазами стояла чёрная толща почвы, выталкивающей из себя каждую весну живые и полные сил ростки кукурузы. Он смотрел и не видел, но слышал каждый шорох.

И потому, что сон всё не приходил к нему, а боль не исчезла и её было так много, что от неё стонали все его кости, поле начало говорить с ним — сначала тихо и редко, потом всё чаще, шёпотом. И веточка за веточкой, былинка за былинкой, оно рассказывало ему то, что Сойка хотел знать.

Он хотел знать, что там, на его земле, с его Дакотой.

***

Френк в последние дни стал немного мягче к Дейзи. Быть может, тогда он, разбив поднос с завтраком у её кровати, что-то прояснил в мозгах у этой упрямицы — да, однозначно так, потому что она перестала сходить с ума и начала есть.

Господи Иисусе, она даже пила теперь все положенные пилюли и сиропы!

С тех пор прошла неделя, и Дейзи полегчало. Френк это видел так же ясно, как чёртову метель каждый день у себя за окном, и единственное, что отогревало его угрюмое, замёрзшее сердце — дочь, пусть медленно, но оправлялась от болезни. Доктор Дэниелс звонил Френку вчера и справлялся о её здоровье. Френк не без радости и — что уж там — даже гордости сказал: всё в порядке, док, правда. И он не соврал. С Дейзи был полный порядок.

После той ночи, когда он уже думал, что потерял её, Френк, напившись водки, не помнил ничего — разве что последним в памяти было, как он завалился прямо на пол у дивана в гостиной, внизу, и как хлопнула дважды входная дверь, будто кто-то зашёл в дом и сразу вышел. Френк тогда насилу продрал глаза и взглянул перед собой, в тёмный коридор — но там было тихо, и он спьяну решил, что ему всё почудилось, или что это ветер сорвал защёлку. Такое уже бывало, если он был слишком сильным и кружил по полю.