Нюанс

Глава 39. Αα Сожаление Αα

Αα

Сколько Хью себя помнил, в кабинете матери широкий рабочий стол из красного дерева всегда украшали классические старинные часы SMITHS, изготовленные еще в первой половине XX века. Выполненные в строгом классическом английском стиле, они переносили альфу мыслями в эпоху, в которой появились на свет. И Хью ненароком задавался вопросом, какие события застали эти часы и отпечатки скольких великих людей въелись в их деревянную поверхность. В детстве Монтгомери обожал этот воображаемый портал в прошлое. По своему виду он напоминал домик сказочных существ, а значит, наверняка хранил в себе тучу секретов. Циферблат защищала от пыли стеклянная ставня, а механизм таился за дверцей в задней части кубической антикварной вещицы. Хью часто открывал эту дверцу и наблюдал за тем, как крутятся шестеренки и без устали раскачивается маятник. Монтгомери мог днями напролет следить за работой часов, с нетерпением ожидая, когда наступит время для очередного четвертного боя «Вестминстер». В этот момент миниатюрные молоточки приходили в движение и били по музыкальным стержням, собирая из отдельных звонов незамысловатую мелодию. Для Хью это было настоящим волшебством. Мелодия напоминала пение лесных фей, а маятник, мерный и неторопливый, гипнотизировал выверенной точностью и будто бы говорил: «Всему свое время, не спеши». Этот самый маятник позже Монтгомери начал представлять, когда пытался нащупать внутреннее равновесие. Тик. Так. Вправо. Влево. Вдох. Выдох. Замри.

Однажды мама заметила сына в обнимку с часами и попросила его больше к ним не прикасаться. «Механизм очень стар и хрупок, — сказала она тогда. — Одно неверное движение — и маятник остановится навсегда».

Прямо сейчас, сидя в кабинете Елизаветы и смотря на эти самые часы, Хью чувствовал, что вот-вот остановится его сердце. И будет здорово, если оно, в отличие от раритетного механизма, окажется менее хрупким и, даже пропустив удар-другой, провернет шестерни, заведется и продолжит свой ход.

— Ничего не хочешь мне сказать? — задала Елизавета вопрос десятью минутами ранее. Ее светло-каштановые волосы блестели в свете солнца, пробивающегося сквозь широкое окно кабинета. Кремовый брючный костюм сглаживал острый альфий образ, создавая мнимое ощущение, будто в этот прекрасный день Елизавета благосклонна к окружающим больше обычного. Вопиющее заблуждение. Голубые глаза оставались такими же холодными.