Стиви Рей
И все-таки она подавила в себе безотчетное желание броситься к пересмешнику. Человеческий у него голос или нечеловеческий, и какова его истинная природа - сейчас все это было неважно. А важно было то, что пересмешник был огромным и сильным существом, кровь которого пахла неправильно и опасно. А Стиви Рей была здесь совсем одна.
- Слушай, ты... Я понимаю, что ты ранен и не можешь как следует соображать, но все-таки попробуй. Если бы я хотела тебя убить, то не приволокла бы тебя сюда, верно?
Стиви Рей старалась говорить как можно более спокойно и, подавив отчаянное желание выскочить за дверь, крепче уперлась ногами в землю и смело встретила холодный взгляд красных глаз пересмешника.
- Почему же ты не убила меня? - эти слова были произнесены едва слышным страдальческим шепотом, но кругом было так тихо, что Стиви Рей без труда их различила.
Она могла бы притвориться, что не расслышала или не поняла его, но Стиви Рей так устала от лжи и притворства, что, смело выдержав взгляд пересмешника, честно ответила:
- Видишь ли, тут дело скорее во мне, а не в тебе, но это долгая и сложная история. Сдается мне, я пока и сама точно не знаю, почему тебя не убила. Возможно потому, что вечно все делаю по-своему и не слишком люблю убивать.
Птицечеловек смотрел на нее так долго, что ей захотелось спрятаться от этого странного красного взгляда. Наконец он произнес:
- А следовало бы.
Брови Стиви Рей изумленно взлетели вверх.
- Что следовало бы? Убить тебя или поступить по-своему? Мог бы и пояснить. Кстати, на будущее - тебе следует вести себя поскромнее. Ты не в том состоянии, чтобы указывать, что мне следует делать, а чего не следует.
Видимо, пересмешник держался из последних сил, и глаза его уже начали устало закрываться, но последние слова Стиви Рей заставили раненного встрепенуться. Она увидела, как черты пересмешника исказила тень какого-то чувства, но лицо раненого было настолько чужим и ни на что не похожим, что Стиви Рей не поняла, какого именно.
Пересмешник приоткрыл клюв, словно хотел что-то сказать. И почти мгновенно все его тело сотрясла судорога, глаза закатились, а из горла вырвался стон. Этот сиплый звук был полон такой боли, что прозвучал совершенно по-человечески.
