Сойка-пересмешница - Пит Мелларк.

28. Эпилог.

 Они играют на Луговине. Наши дети. Уиллоу кружится в танце; её длинные тёмные волосы развеваются в такт её движений. Рай пытается повторить за ней, но ему не хватает её лёгкости и грации. Они вместе смеются, когда он шлёпается на землю. Уиллоу помогает ему подняться и взъерошивает его светлые кудряшки. Рай подбирает что-то с земли и бежит к нам.

      — Мамочка, мамочка! — кричит он. — Посмотри, что я нашёл!

      Китнисс протягивает к нему руки, готовая поймать. Рай кидается ей в объятия. В его маленьком кулачке зажат жёлтый одуванчик.

      — Какой красивый, — улыбается Китнисс.

      — Это тебе, — говорит он, и его лицо озаряется гордостью. Китнисс берёт цветок и вплетает стебелёк в волосы.

      — Спасибо, — отвечает она и крепко его обнимает.

      Рай обнимает её в ответ, но тут же вырывается, норовя улизнуть.

      — Я хочу догнать Уиллоу, — бросает он и уносится прочь за своей старшей сестрой, которая всё ещё пляшет на траве. Китнисс улыбается и переводит на меня взгляд.

      — Своей находчивостью в выборе подарков он весь в отца.

      — Не представляю, о чём ты, — дразню её я, потом мягко целую в губы, и мы вновь принимаемся наблюдать за тем, как Рай пытается поймать Уиллоу. Быстро добежав до дуба, растущего посреди поляны, она умело забирается на дерево. Это у неё, конечно, от матери.

      Они оба прекрасны. Я ещё никого никогда так не любил — за исключением Китнисс — как люблю их. Наших детей.

      Китнисс очень долго сопротивлялась, не хотела заводить детей. А я всё твердил о том, сколько счастья они могут нам принести. Что она просто рождена для того, чтобы стать матерью. Что дети — это чудо, и ничего плохого в этом нет. На протяжении всех жарких ночей, что у нас были, я продолжал убеждать её в том, что она невероятная, удивительная, что она заслуживает лучшего, и я хочу ей дать всё это и даже больше. Она не верила мне. Да что там говорить, её до сих пор одолевают сомнения.

      Энни с малышом и миссис Эвердин навестили нас спустя четыре месяца после рождения Фина. Когда Китнисс взяла малыша на руки, я понял и совершенно убедился в том, что она предназначена для этого. Китнисс хорошо смотрелась бы в роли матери. Чтобы ещё больше убедиться в этом, мне нужно было лишь вспомнить о том, как она заботилась о Руте и Прим. Эти мысли подталкивали меня к разговору с Китнисс. Но тщетно. Она сказала, что ей страшно — ведь и Рута, и Прим умерли.