...— Держи.
Дрожа от холода, Эрдан завернулся в одеяло, а Унаги принялся развешивать одежду вокруг костра, где уже висели его вещи. Хмурый, как туча, матрос даже не смотрел в сторону мастера-корабела; казалось, он глубоко жалел о том, что только что спас ему жизнь.
— Зачем? — тускло спросил Эрдан. — Вам же не хотелось этого делать...
Велин вздохнул — шумно, горестно, так обычно ветер шумит в ветвях по ночам. Целитель тоже выглядел мрачным, но что-то неуловимое в его лице подсказывало — обида уже перегорела и скоро совсем погаснет.
Хотя шрам от ожога, конечно, останется.
— У меня как будто умер друг, — сказал целитель. — Он дышит, ест и пьет, даже разговаривает иногда... но при этом отгородился от меня стеной, которую не пробить ни одним тараном. Пока что я не могу отыскать в ней даже трещинку, не говоря уже о дверях или воротах.
Корабел молчал.
— Ты знаешь, каково это — хоронить друга заживо? — поинтересовался Велин и не стал ждать ответа. — Мызнакомы почти десять лет. Я спас ему жизнь и зрение, он спасал мою шкуру столько раз, что и не счесть... и кто он теперь — человек или фрегат? Ты хоть понимаешь, на какую жизнь его обрек?! Он мучается в страшном одиночестве — а я ничего не могу сделать! — На последних словах онсорвался на крик, и Эрдан вздрогнул, но по-прежнему не смог выдавить из себя ни звука.
— Как ты мог не предусмотреть, что это зайдет так далеко? — Целитель смотрел на корабела с горестной гримасой, постепенно сжимая кулаки. — Как ты мог такое сотворить с Кристобалем? Ты, лучший корабел Империи?! Почему ты не...
— Разве я управляю молниями? — перебил Эрдан, собрав все самообладание. Он боялся этого разговора, но теперь деваться было некуда. — Спроси Повелителя штормов, отчего ему вздумалось почудить именно той ночью...
— Я не об этом! — взвился целитель.
— Что ты время с ним теряешь? — ворчливо спросил Унаги. — Брось. Видишь же, человеку на всех плевать, кроме себя самого. Долго ты, наверное, мечтал о таком ученике — чтоб был лучшим, чтобы всех затмил...
При этих словах Унаги корабел словно раздвоился: одна его половина продолжала выслушивать горестные слова матроса, а другая провалилась на десять лет назад, когда другой человек и другим тоном произносил похожие слова:
