Театр, драма, Гарри Стайлс

Сцена 7

У Луи тряслись руки, когда он вошёл в малый зал. Гарри Стайлса там не было, но, так как двери были открыты, было несложно догадаться, что совсем недавно он тут был. Луи вышел в центр малой сцены — по сути её здесь не было вообще — и окинул унылым взглядом трибуны, служившие зрительным залом. Трибуны состояли из трёх рядов и выглядели совсем не внушительно. Помещение не новое, сиденья потрёпанные, видавшие виды, декораций нет. Вот она, малая сцена. Луи уже забыл, какой она была, — давно он сюда не приходил, не было необходимости.

Пару минут он слушал звенящую тишину в этой части театра, а затем до него донеслись отдалённые шумы и разговоры людей — видимо, начался антракт. Луи устал нервничать и ходить по сцене кругами, поэтому сел в кресло в первом ряду. Только после этого он понял, что у него дрожали ноги, а желудок собирался вот-вот избавиться от наполовину переваренных оладий.

Да что за бред? Это всего лишь Гарри Стайлс, ворчун, гад, его «начальник высшей пробы», но Луи же не всерьёз зовёт его Гитлером, правда? Хотя, есть определённая доля вероятности, что репетиция превратится в допрос во всех традициях нацистов...

Луи всегда знал, что он странный и не от мира сего, — его классная руководительница и его мама с этим соглашались: всё дело в том, что с детства в его поведении всегда присутствовал эффект неожиданности. Он сам не мог предсказать, как поведёт себя в определённый момент: растеряется или возьмёт себя в руки, откроет рот или нет, вылетит оттуда что-то осмысленное или бессвязное? Никто не мог знать.

С увлечением актёрской игрой эту слабость пришлось перебороть — и вроде бы это не составило Луи труда. На сцене он всегда знал, что говорить и делать, что показать мимикой, что — взглядом, он был в своей стихии, он жил по известным ему правилам. А с появлением Гарри оказалось, что он всё так же, как и в пятнадцать лет, не властен над своим поведением.

Поэтому Луи так волновался. Поэтому у него слегка тряслись колени. Поэтому его желудок шалил в самый неподходящий момент. Луи просто не мог знать, что произойдёт, даже если бы запланировал каждую реплику и просмотрел четырнадцать миллионов вариантов исхода репетиции.

Гарри Стайлс вошёл неожиданно — именно так. Он держал в одной руке пальто и шарф, а в другой два толстеньких потрёпанных сценария, ежедневник и телефон. И ещё он молчал, даже когда встретился взглядом с Луи.