Аритмия

5. солнце (глава 3) (2)

23 Кремлевское дело.

24 Пулковское дело.

25 Дело Тухачевского.

26 Сколько их было всего? Ежовщина... Липкая серая мгла Большого террора опутала Город. Поглотила его без остатка. Затмила собою солнце. И взглянут вверх, и посмотрят на зем­лю; и вот — горе и мрак, густая тьма, и будут повержены во тьму. День не отличить от ночи. Забрать могут кого угодно в любое время суток. Подозрительность и страх парали­зуют волю. Шепот. Слухи. Пропа­дающие люди. Запла­канные глаза. И новости, новости, новости. В газетах и по радио. Глаза и уши отказываются верить. Войско оприч­ников Ивана Грозного называют прогрессивным. Разрыв в ткани дей­ствитель­ности. Коллек­тив­ная фор­ма безумия...

27 Кто-то скажет — но ведь была же война! Самая губительная в истории страны. Двадцать семь миллионов погибших. Тысячи героев! Потому и поставили на набережной Города памятник по­гибшим горожанам. Словно древне­египетский обелиск богу Ра. Это да. Никто не спорит. Но войну как-то можно объяснить. Понять разу­мом. Одни напали — другие защи­щались. Война шла почти четыре года. Тысяча четыреста семнадцать дней. А эпоха серо­мундов длилась больше двадцати лет! В пять раз дольше, чем самая ужасная война. Когда враг не сдаётся, его уничто­жают. Храбрые перед внешним врагом горожане стали робкими и послушными, как пластилин. И сколько людей убито, пропало без вести или пострадало — никто не сосчитает. Нет тому никаких достоверных подтверж­дений, дан­ных, записей.

28 Ни о чем таком Глеб думать тогда не мог. Не знал и того, что Господь уже отступил от него. Опом­нившись, он постоит еще немного, потом подберет портфель с поленом и еще быстрее зашагает к своей комму­налке. Всё произошло в каких-то десяти минутах ходьбы от его дома.

.           .           .           .           .          

29 Он не знает еще, что через четыре года за ним тоже придут. Тоже после захож­де­ния солнечного. Трое. Такие же серомунды. В тот же вечер он, рядовой советский инженер, ни разу не выезжавший за пределы РСФСР, окажется агентом герман­ской разведки и предателем Роди­ны. Задержание без ареста. Допрос с пристрастием. Обвинение в шпио­на­же, вредительстве, терроре, анти­советской агитации. Он во всем соз­­нается. Лишь бы не трогали жену и ребенка. Наутро скорый суд. Приз­на­ние вины — лучшее доказательст­во. Приговор. Пелена мол­чания. Заб­вение. Остриженный, обессилен­ный, измученный жаждой и побоями. Никто не знает, что с ним случится дальше. О таких подвигах архивов никто не ведет. Родствен­никам не сообщат. Может, отправят куда-нибудь на Соловки. Откуда не возвращаются. А, может, просто расстреляют то, что от него осталось, в подвале местного НКВД. Пуля в затылок. Экономно. Для народного хозяйства.