Moonlight

Ночь 1. Воспоминания

═╬ ☽ ╬═

За окном светает. Первые осторожные лучи солнца, еще бледно-желтые и холодные, лижут линию горизонта, подбираясь к кромкам деревьев, и Тэхён устало вздыхает в который раз за полчаса, снова переворачиваясь на другой бок в попытке заснуть. Безрезультатно. В голове крутится бессчётное количество мыслей, здравых и доходящих в своем абсурде до смешной нелепости. Беспокойные и умиротворяющие не остаются надолго, разбиваясь об океан тревог и выдуманные комплексы. Он плохо спит, даже больше – не высыпается из-за одного и того же кошмара, который раньше не имел такого разрушительного влияния, как сейчас, напоминая о себе раз в год, за день до дня рождения.

В последнее время парень видит его каждую ночь, просыпается в холодном липком поту, сглатывает тяжелые сгустки слюны и, нервно передергивая плечами, укрывается одеялом с головой в надежде согреться, поворачиваясь на другой бок. Это вымышленная ситуация, так, по крайней мере, старается успокоить себя Тэ, не видевший родную мать ни разу в жизни и уж тем более не имеющий никакого представления о том, как какой-то черный леопард должен навредить ему. Да и правильно ли вообще трактует увиденное? Вопрос остается открытым на повестке дня, однако в слова не облачается. Тэхён боится кому-либо говорить о своих снах, не видит смысла и не считает нужным делиться жестокими образами подсознания.

Любое упоминание о матери в доме – табу, запрет, нарушить который решается не всякий, потому что дорожит и своими, и чужими нервами. За сказанное нередко наказывают, запирают в подземелье или же назначают удары плетьми. Спина Тэхёна помнит каждый из них, отпечатавшись тонкими белесыми нитями подобно стекающим каплям воды – доказательства слепой жестокости – ощущает иногда фантомные боли и молча поджимает губы, терпит и опускает взгляд в пол, стоит им с отцом пересечься за обеденным столом, на торжественных балах у богатых соседей или случайно в коридоре. Намеренно – никогда, потому что чувствует волны негатива и неприязни, сторонится и лишний раз старается не попадаться на глаза.

Пятнадцать лет – ровно столько времени уходит на воспитание сына, достойного наследника, продолжателя рода. Практически половина жизни, целая вечность, за которую рушат и возводят заново королевства, образуют семьи или расстаются с жизнью. Однако даже столь длительного промежутка оказывается недостаточным для того, чтобы смириться с утратой, упрекая в смерти ни в чем неповинного ребенка. Не его ребенка. Несчастная жертва обстоятельств, плод насилия над той, что любили до безумия, и с тем же безумием ненавидели существо, которое она вынашивала с заботой и трепетом, как и своего старшего.