ПАДАЛЬ | 18+

Восьмая глава. Созидающий и расчленяющий

Спокойствие, абсолютное спокойствие, дыхание на ноль, не шевелиться, только принимать чужие руки, чужие указы, легкое касание одежд, полупризрачное и полупрозрачное небытие. Всё, как я люблю.

Я стала ходить в хор — для этого не потребовалась музыкальная школа, всё же такое любительское, своё, родное. Здесь было несколько девочек и пару мальчиков — семь человек в общей сумме. Я удачно затесалась между Машей и Дианой — они близняшки, которые согласились разбавить свою идентичность мной. Алексей Степанович был не против, наоборот, похвалил меня за такой удачный выбор (о каком выборе идет речь?)

Первую неделю мы разучивали песню и учились попадать в ноты. Выбрали ведущего (какого-то Пашу), на которого должен был ориентироваться весь хор. Я глаз с него не спускала — всё смотрела на его рот, округлый, как баранка, с влажной полосой на губах от постоянно причмокивания. Язык двигался там так непонятно и так неразборчиво, что я, пытаясь разобрать слова, терялась в них окончательно.

Здесь были дети с четвертого класса, были ребята с музыкальной школы, только я была как засланный казачок — ничего не понимала и ничего не умела.

Глубокий вдох. Никакого крика — только чистый голос.

— Орлова, — одёргивает учитель, отчего я вздрагиваю, затравленно смотрю на него.

Прошу, не бейте.

Но вместо этого Алексей Степанович обходит меня кругом, а вместе со мной и весь ряд — четырёх девочек и двух мальчиков. Мальчики натянуты, как струнки, такие крошечные худые струнки, с торчащими ёжиками бритых волос (кто-то наверняка натёр им голову кулаком — вот и торчат волосы в разные стороны, словно их всеми ветрами трепало). Девочки стоят развязнее, смотрят на учителя непоколебимо, но с опаской — он их старше, он способен и наказать.

Почему-то я напряжённо углубляюсь в представление наказания. Каким оно могло бы быть для этих девочек? Что он сделал бы с их крошечными, только-только зарождающимися чувствами (к музыке, конечно, только к музыке, думать о другом страшно и рано)? Какой ногой он растоптал бы их прекрасные голосочки, ещё не севшие, ещё такие писклявые и скользкие? А что насчёт их мечт, их надежд на светлое будущее, на беззаботную жизнь, полную прикрас и чудес?

Какой рукой Алексей Степанович убьёт это всё быстрее?

— Так дело не пойдёт, — говорит учитель, маятником блуждая из стороны в сторону. — Будете петь по одному. Посмотрю на ваши умения.