ПАДАЛЬ | 18+

Двенадцатая глава. Oh, my darling, you're so fine

I was living like half a man
Then I couldn't love but now I can
The Beach Boys — Darlin'

— Сколько времени? — спрашивает он у меня шёпотом.

Вид взволнованный, глаза бледны и бегают как-то хаотично по моему лицу и одежде. Долго блуждать я по себе не позволяю, а потом инстинктивно закрываюсь руками, вскакиваю со стула, едва слышно бормоча что-то, что сама забыла.

— Семнадцать-десять, — убито говорит учитель, а я оборачиваюсь, смотря на него с презрением.

— Что мне им сказать? — говорю я с медленно закипающей злостью.

Не могу объяснить того, почему во мне пробудилось это неприятное чувство презрения и злости. Быть может, я испугалась, что наша тайна настолько близка к раскрытию — я и подумать не могла, что обнаружить себя вот так будет так сильно страшно. А может, моя общая эмоциональная нестабильность вылилась в гнев на то, что всё так нелепо получается. Всё так не вовремя, неудачи сыплются одна за другой, я теряю контроль над ситуацией. Да был ли он, этот контроль?

Алексей Степанович вдруг с неистовством принимается за игру на пианино. Я недоумеваю, хочу перекричать внезапную мелодию, но одной рукой учитель приказывает мне молчать, а потом произносит:

— Ничего не говори, Си. Ты тихо выйдешь через другую дверь.

Он показывает вправо от себя. Я стремительно спускаюсь по ступеням, стараюсь не производить лишнего шума, ибо ломящиеся в дверь уже готовы вынести её ко всем чертям. Тут Алексей Степанович начинает дурашливо музицировать, от неспелого нашего кролика переходя к собачьему вальсу. Я глубоко вздыхаю и дважды поворачиваю ключ в замочной скважине.

Чтобы заглушить звук открывания дверей, Алексей Степанович прямо поверх своей музыки раздраженно вопрошает:

— Да что случилось? Почему мне мешают играть?

Такая глупость, думаю я, вылетая из актового зала. Могу предположить, что случилось после моего ухода: Алексей Степанович, пока гневно кричал (а он продолжал что-то гневно кричать), наверняка прибирался, заметая следы моего пребывания. Потом спешно спустился со сцены, не прекращая возмущаться, открыл другую дверь и впустил ломившихся. Дальше дело за малым — доказать, что никого тут не было.

Я же по черной лестнице спускаюсь на первый этаж, пробегаю мимо раздевалок, встречаясь взглядом со сторожем и уборщицей, преодолеваю одну дверь, затем вторую, и после этого позволяю себе вздохнуть и остановиться.