Гражданская война в корне изменила царскую Филофию. Виктор Дарковски, успешный журналист, некогда бежавший за границу, возвращается на родину, надеясь залечить душевные раны. Но ему ещё предстоит побороться за спокойствие. Призрак умершей возлюбленн...
К сожалению, это изображение не соответствует нашим правилам. Чтобы продолжить публикацию, пожалуйста, удалите изображение или загрузите другое.
Эва пришла в чувства резко: широко распахнула глаза и тотчас же села, дыша глубоко и часто. Впрочем, это была уже не совсем Эва. Глаза её, некогда широко распахнутые и наивные, приобрели выражение напускной сосредоточенности, которая совершенно не шла к её светлому личику. В уголках губ и нахмуренных бровях засело чудовищное напряжение - верный признак блуждающего ума, Эве, к счастью, совершенно не свойственного. Перед Виктором сидела Вита Лоран, и даже в новом обличии её не составляло труда узнать, настолько сильно она сумела преобразить отныне принадлежащее ей тело.
- Где я? - Она подняла на Виктора глаза, на которых теперь возникла плотная поволока, какая была у Виты и только. И Дарковски невольно дрогнул, пораженный этим наблюдением.
- Это склеп семейства Дарковски. Нас здесь похоронено поколения три, если не ошибаюсь. Мы в новой пристройке; её сделали пять лет назад, когда места стало не хватать. - Виктор возился с ритуальными ножами, тщательно натирал их рукавом собственной рубашки, смоченным заговоренной водой. Он точно знал цену проведенного обряда, и не жалел времени на очищение.
В склепе было темно. Редкими маяками горели по углам алые свечи, и Вита, попытавшаяся подняться, случайно задела одну из них, закрепленную у ног.
- Прошу тебя, будь осторожней! - Виктор поймал свечу в полёте, загородил её рукой, не давая слабому огоньку погаснуть. - Нельзя тушить свечи, пока мы не убедимся, что обряд прошёл успешно.
- Я здесь, можно и на том закончить. - Вита вновь попробовала подняться, пыхтя от натуги, но голову словно пригвоздило к плите. - Эти твои свечи так смердят, что меня тошнит.
