Меня вырвали с хрустом, но корни мои остались в земле.
Я для Родины виделся гнусным, себе место нашёл в чужой стране,
Там небо чистейшее стекает дождём к изголовью,
Но не забыть мне Родины: её солнце, омытое кровью...
Виктор с усердием жевал губы, пока нижняя из них наконец не треснула пополам; кровь лизнула кончик языка, приятно солоноватая, успокаивающая. Нос почему-то заложило - Виктор отчаянно сопел, втягивая дым сигары и в полной мере не ощущая его. Вокруг все до единого тоже курили: дым сливался в единое облако, тотчас разгоняемое терпким воздухом, безразличным и бездушным. Мысли сбивались одна на другую, смешивались в тягомотное болото, куда Драковски засасывало глубже и глубже, по самые глаза, перед которыми сменяли друг друга дурманившие образы. Виктор думал о чём-то, чего не осознавал сам, но во что свято верил: оно точно было, иначе не имело никакого смысла стоять у дверей "Дисперсии" и столь сосредоточенно вглядываться во тьму площади.
Кругом растекался мирный разговор; как кровь в трещине губы, он скапливался, чтобы в один момент исчерпать себя - затихнуть - а затем проступить вновь.
- Добрый вечер, господин Дарковски! - Прозвучал откуда-то снизу отличный от прочих голос, резкий, полнившийся напором. - Или вернее будет сказать "добрая ночь"?
Виктор опустил глаза и у ступеней "Дисперсии" не без труда различил во мраке фигуру Оскара Десмонда, торопливо перевёл взгляд на часы, пытаясь скрыть волнение.
- Скорее доброе утро. Уже четыре часа. - Выдавил из себя, чувствуя, как язык завяз в безволии. Не дожидаясь ответа, Виктор шагнул за угол здания, по-детски наивно надеясь избежать разговора. Десмо, что неудивительно, двинулся следом.
ВЫ ЧИТАЕТЕ
Мы и прочие изверги
FantasyГражданская война в корне изменила царскую Филофию. Виктор Дарковски, успешный журналист, некогда бежавший за границу, возвращается на родину, надеясь залечить душевные раны. Но ему ещё предстоит побороться за спокойствие. Призрак умершей возлюбленн...