Гражданская война в корне изменила царскую Филофию. Виктор Дарковски, успешный журналист, некогда бежавший за границу, возвращается на родину, надеясь залечить душевные раны. Но ему ещё предстоит побороться за спокойствие. Призрак умершей возлюбленн...
У меня ничего не осталось, кроме твоей заблудшей души,
Мне бы хотелось самую малость: тобой одной жить,
Мне бы хотелось сорваться с промозглой, чужой земли,
Но ты здесь пожелала остаться - в серой машинной пыли...
К сожалению, это изображение не соответствует нашим правилам. Чтобы продолжить публикацию, пожалуйста, удалите изображение или загрузите другое.
Сердце часто и громко колотилось под рубашкой, хотя Виктор вообще сомневался в его существовании, - скорее мир кругом колотило в неистовстве, и Дарковски невольно поддался общему звучанию, не в силах противостоять столь огромной, давящей машине. У мира определенно было своё, исключительное биение, неровное и временами оглушающе звонкое, захлестывающее и яростно жаждущее быть услышанным - Виктор проникал в его трясину глубокой ночью или ранним утром, завяз в нём и теперь, стоя посреди роскошной парадной "Дисперсии" - самого крупного игорного дома Филофии. Свет ламп здесь отдавал золотом, отражаясь в гладко отполированных полах и остекленевших глазах гостей, гулкой сетью сползал вдоль стен, скатывался в пролеты лестниц. Виктор застыл, ослепленный, всё ещё помнивший вечерний сумрак столицы, нелепо озирался кругом, стоя прямо в проходе и не замечая, что теснит собою господ. Наконец он отпрянул от дверей, грубо задетый кем-то, и двинулся в гардеробную. Шёл неторопливо, почти крадучись, огибая массивные колонны - пережиток давно ушедшей эпохи и неизменная любовь ценителей роскоши. Спустился этажом ниже - зеркала сопровождали его, свисая со стен вдоль лестницы, так что Дарковски запнулся, дивясь тому, насколько чужеродной смотрелась его фигура средь атрибутов барокко. Он бы и в поздний классицизм с трудом вписался.
... В "Прайсере" некогда писали: "...С приходом к власти "низвергов" Филофия выжила роскошь, как выгоняют из дому неблаговоспитанную дочь, замаравшую репутацию семьи, - спешно, почти судорожно и определенно силком". Теперь Виктор мог смело поспорить: роскошь осталась. Пряталась по уборным комнатам и игорным домам, ничуть не стыдясь принимать самые изощренные формы...
