Тёмная [Тэнни]

4

План побега из дома, от душащих стен и бесконечной опеки начал зреть медленно, но неотвратимо, а предложение Уёна стало финальным и самым важным штрихом – темная была гарантией того, что за мной никто не сунется. Правда, я думал, что за ближайшую пару недель наведаюсь в родовое гнездо и организую там условия для жизни хотя бы в паре комнат, но… нет, так будет даже лучше.

– Тэхен, ты не можешь там жить в принципе, и ты не можешь там жить с ней! – возмутилась матушка. – Последний раз мы с отцом там бывали еще до войны, и уже тогда дом был абсолютно непригоден для жизни!

– Ма, при всем уважении, твоя характеристика «непригодности для жизни» может означать отсутствие окон, выходящих на солнечную сторону, или там... – я покрутил рукой, подбирая что-нибудь столь же нелепое, но чрезвычайно веское, – поскрипывающий пол.
Хоён хихикнула и тут же заткнула себя стаканом воды, а Наён спряталась за салфеткой. Все семейство прекрасно помнило – когда у нас внезапно стала скрипеть лестница, маман не могла угомониться, пока лестницу не поправили, и без конца возмущалась, что в этом доме невозможно находиться!

– Не передергивай! Ох, Тэхен, ну одумайся. Зачем тебе это нужно? Мне тяжело это признавать, но Наен права – Уизел-холл сейчас просто развалина. И потом оставаться один на один с темной. В твоем состоянии. Она осеклась, и я привычным усилием подавил волну бессильного бешенства, зарождающегося в груди.

– Я способен в случае необходимости справиться с одной, лишенной магии женщиной, благодарю за заботу. Я принял решение и не собираюсь его менять, завтра мы уезжаем. Я поднялся из-за стола, бросив салфетку в недоеденное мясо.

– Тэхен! Ужин!

– Я сыт. По горло. Дверь в отцовский кабинет скрипнула, открываясь, и я метнул в нее бешеный взгляд. Можно было бы и запереться, но тогда я окончательно чувствовал бы себя неуравновешенным подростком, вроде младших сестричек. Впрочем, злость быстро угасла, когда в комнату вплыл поднос, а за ним Хоён. Она небрежно захлопнула дверь пяткой и подошла. Поднос с бутербродами под кружевной салфеткой и чаем в неприлично большой кружке опустился на стол. Сестренка знает, как я люблю – чай, наверняка, крепкий, сладкий и горячий. И я был ей за него невероятно благодарен.

– Чахи – дура, – буднично и непринужденно сообщила мне Хоён. – Но у нее это возрастное. Пройдет. Тонкая белая рука взъерошила мне волосы, и я только поморщился, снося снисходительную ласку от младшей, но такой взрослой сестры. – Могли бы с Уёном меня и предупредить.