Спаси, но не сохраняй

five

      Антон не впервые в Москве: он приезжал сюда на фотосессии и на встречи с деловыми партнерами Добровольского для его раскрутки. А пару раз они всей компанией приезжали, чтобы сходить в Большой театр. Антона трудно назвать большим фанатом оперы, но «Иоланту» хвалили и Павел не удержался, а у остальных выбора по большей части не было.

      Но сейчас все иначе, и Антон смотрит на столицу совершенно другими глазами. Как минимум потому, что сидящий рядом Арсений сыплет фактами и информацией, стоит им только въехать в город. Он перегибается через подлокотник своего сиденья, практически ложится животом на колени Антона и с таким восторгом смотрит в окно, что у Шастуна в голове только один вопрос.

      — Тебе сколько, десять?

      — О, а я думал, эту неделю я буду практиковать монологи, а ты, оказывается, готов общаться. Рад слышать, — Антон ничего не отвечает, только многозначительно указывает подбородком на ладонь Арсения, лежащую на его колене, и чуть поджимает губы. — Ох, простите, пожалуйста, Ваше Величество, — сверкнув голубыми глазами, он мельком проходится кончиками пальцев по его бедру до края толстовки и садится ровно, сложив руки на коленях.

      Придурок.

      Антон плохо понимает, что происходит в голове этого человека и что он задумал, но ему заранее это не нравится. Ему вообще не улыбается перспектива провести с ним целую неделю. Причем в одном номере. Снова вспомнив этот факт, он вздыхает и отворачивается к окну, лениво скользя взглядом по редким деревьям и железным джунглям из зданий.

      Москва больше Питера, она более шумная и людная, здесь движение везде нон-стопом. Если самое дикое место в Питере — это переходы возле Московского вокзала и «Галереи», то в Москве это сумасшествие буквально везде.

      Антон заранее предвкушает, в каком будет восторге от толпы и людской возни, но выбирать не приходится, поэтому он проверяет, все ли сложил в карманы, и закатывает глаза, когда видит, что некоторые пассажиры уже стоят в проходе, хотя до остановки еще минут десять. Подождать вот совсем нельзя?