Картина наших душ

Глава 38. Алекс

Поставив поднос с заранее приготовленными лекарствами на тумбочку, я присаживаюсь на край кровати, смотря на мирно спящее хрупкое тело мамы.
Последние дни это стало происходить все чаще и чаще. Она спит практически все время, а если и приходит в сознание, то сходит с ума или плачет навзрыд.
Очень редко мамуля способна осознанно поговорить со мной и Лиамом, не забывая при этом, кто она и кто мы. Но когда чудо происходит, мы с братом становимся самыми счастливыми людьми на планете.
Тогда я говорю с мамой обо всём на свете, начиная с высоких цен на картошку и заканчивая её лекциями о том, что мне пора заводить детей и подарить ей внуков.

Уверен, Селеста пока не горит этой идеей. Но сама мысль о том, что рыжая будет носить в своём милом животике нашего ребенка, возрождает внутри мертвых бабочек и заставляет их трепыхать от предвкушения и радости.

Когда мы с мамой обсуждаем более взрослые темы, Лиам, прискакивая, оживленно рассказывает ей о своих успехах в баскетболе.
Блеск в глазах брата настолько яркий, пока он делиться с мамулей всякими историями и выплескивает накопившиеся эмоции, которые хранил для нее, что на душе становиться тепло.
Но свеча горит ровно до того момента, пока мама вновь не погружается в сон. И тогда огонек тухнет, возвращая меня и Лиама в суровую реальность.

— Все хорошо?   — тихий голос брата вытаскивает меня из омута мрачных мыслей.
Я киваю, проводя рукой по лицу в попытке унять страдальческое выражение.
— Ты что-то хотел?   — спрашиваю, глядя на Лиама.
В своей обычной манере он стоит, опираясь на дверной косяк, с закатанными рукавами толстовки и порванными на коленях джинсами.
Брат, переминаясь с ноги на ногу, говорит:
— Я проголодался.
Вздохнув, я подымаюсь на ноги и шагаю на выход из спальни, оставляя маму одну.
— Идем, покормим малыша.   — дразнюсь над Лиамом, взъерошив его каштановые волосы.
Брат шикает на меня, отбиваясь от моей руки.
Наслаждаясь раздражением, искрящимся в его глубоких синих глазах, я делаю резкий захват и сбиваю Лиама с ног, аккуратно и максимально тихо повалив его на пол.
— Придурок.   — хнычет он, тяжело дыша, когда я падаю на него сверху.
— Что ты сказал?   — рычу, надавливая своим локтем на горло Лиама.
Он пыхтит и хрипит. Его щеки и лоб постепенно краснеют, и когда кислород начинает заканчиваться, братишка, сдавшись, три раза стучит по полу своей ладошкой.
Я отпускаю Лиама и он, покашливая, начинает хохотать. Скатившись с его тела на бок, я тоже разражаюсь смехом.
Вот так вот, мы, братья, развлекаемся.