Рокфеллеры

Часть 32

«Лондон. Теперь каждый раз, когда небо заволакивают непроглядные тучи, я вспоминаю этот город. Мне кажется, что я вновь оказалась в нём. Скучаю ли я по Тауэру, Букингемскому дворцу, по готическим замкам эпохи средневековья, по шпилям мрачных дворцов – однозначно нет. Но по тем маленьким бедным районам Лондона, по его атмосфере и, конечно же, извечной пасмурности – определенно да. Этот город навсегда останется в моём сердце. Я родилась и выросла в нём, это моя Родина. Этот город прошёл со мной через многое. Я всегда буду помнить тебя и любить, мрачный Лондон.»

Закатное солнце опустилось на Гранд-канал и окрасило воды в ярко-алые цвета. Откуда-то с севера дул прохладный влажный воздух, развевая белое длинное платье Эвелин. Солнце грело своими последними лучами этого дня. На другой стороне неба виднелись тёмные тучи, которые предвещали скорое наступление темноты и пасмурности.

«—Я, Кира-Эвелин Э.., клянусь в вечной любви к Эйдану Грею. Обещаю быть хорошей и верной женой.

—Я, Эйдан Г.., клянусь в вечной любви к Эвелин Э. Клянусь быть хорошим мужем и беречь Эвелин ценой своей жизни.

Они поцеловались, и Эйдан поднял Эвелин на руки и покружил. Её большое белоснежное платье развевалось по воздуху под всеобщие аплодисменты. Они заключили официальный брак. До последнего им не верилось, что, наконец-то, они вместе, и все испытания позади».

Ветер сильнее обдувал её лицо и поднимал в воздух волосы. Тонкий шелковый шарф вздымался к небу. Темные грозовые тучи нависли над девушкой, закрывая собой солнце. Сладкий, резковатый запах озона вмиг повеял в воздухе. Всё предвещало сильный дождь.

«—Эйдан, не мешаю?

Девушка зашла в комнату и села на диван рядом с рабочим столом парня, на котором он печатал курсовую работу.

—Нет конечно, Эв. Как дела? — У парня было много работы, но всё же он отвлекся и отложил ноутбук.

—У меня есть кое-что для тебя..

Девушка достала из-за спины фотографию и показала парню. Это был снимок узи, с маленьким ребёночком внутри живота.

—Боже! — Парень подскочил с места и закрыл рот руками. — О Боже, Эвелин, как же я счастлив!