Семейные узы

Дом 12 по Гриммаулд Плейс

Что ж, подумала Джинни Уизли, поплотнее запахнув выданную ей теплую мантию, Дом оказался не совсем таким, каким она его себе представляла. Она воображала огромный замок, похожий на Хогвартс, на берегу озера и с лесом поблизости. Конечно, если сказать честно, замков она видела не так чтобы много, за очевидным исключением собственной школы. Задним числом она осознала, что Дом и должен быть чем-то совершенно иным, чем то, что она себе навоображала; и он был иным. И гораздо лучше.
Она мысленно вернулась на несколько часов назад, в Румынию. Проснувшись, Джинни совершенно растерялась, обнаружив себя не в своей кровати и не в той комнате, которую делила с Мэри. Несколько секунд и небольшой приступ паники спустя вспомнилось, где она и почему она тут; и вполне естественно, подумала она, что торопясь к ближайшему зеркалу, она из-за спешки упала с кровати, запутавшись в собственных ногах, и нашумела достаточно, чтобы перебудить половину поселения.
– Мерлин, Джинни! – попеняла она себе, пытаясь лежа на полу выпутаться из перекрутившегося одеяла. Она вспомнила, как держались Астрид, Микаэла и Эви, по крайней мере на публике, и снова выругалась. Если честно, ей никогда не удавалось так изысканно выглядеть, и она не думала, что у нее сейчас так получится. Может, стоит попросить у Эви дать пару уроков? Да, так и надо сделать, решила она, внезапно сознавая, что по-прежнему находится на полу.
– Я безнадежна, – высказалась она в пустоту комнаты и осторожно поднялась, стараясь при этом не повредить себе еще чего-нибудь.
Ей все же удалось добраться до зеркала без дополнительных неприятностей, и она бросила взгляд на свое отражение; осторожно поднеся руку к глазам, она всматривалась в светло-фиолетовый цвет и пыталась примириться с этой деталью, которая останется с ней до конца ее дней. Все не так плохо, решила – попыталась себя убедить – она, а контраст с ее естественно бледной кожей получился даже где-то симпатичным, а это слово в свой адрес она использовала достаточно редко.
– Ты ведешь себя глупо, – упрекнула она свое отражение. – Они могли быть и красными, помнишь?
Она вздрогнула и выдохнула, интересно, чем ей стоит сейчас заняться. Она знала, что нужно еще посетить Дом – в Норвегии, она собиралась в Норвегию, – причем прямо сегодня, но сначала ей придется поговорить с...
– Чарли! – воскликнула она и вскинула руку, потрясенно затыкая себе рот.
Как она могла забыть? Что подумает о ней собственный брат? Разозлится? Она надеялась, что нет. Лучше бы поговорить с ним наедине, решила она. Как правило, он просыпался одним из первых, около половины седьмого, а сейчас... восемь тридцать, сообщили ей часы на тумбочке. Она выругался про себя: все уже наверняка встали и, наверное, удивлялись, куда она делась. И тут, словно брат ее услышал, раздался стук в дверь, бешеный и непрерывный, сопровождающийся голосом Чарли.
– Откройте дверь! Пожалуйста, откройте дверь! Нам нужна ваша помощь!
Вот дерьмо, подумала Джинни, в отчаянии хлопнув себя рукой по лбу. Конечно, она же куда-то делась. Конечно, она же проспала, хотя абсолютно не должна была. Она услышала шаги вниз по лестнице, а вскоре голос Эвелин, которая открыла дверь и встретила впавшего в панику Чарли.
– Доброе утро, мистер Уи...
– Моя сестра! – перебив ее, выкрикнул Чарли. – Моя сестра пропала!
Джинни метнулась натянуть туфли и ссыпалась по лестнице. Как бы она ни боялась встретиться с Чарли, она не собиралась позволять своему брату попусту терять нервные клетки. Достаточно с Чарли Волдеморта, опасности, в которой оказалась их семья, и придурка-Перси; не хватало еще и за нее беспокоиться.
– Ваша сестра...
– Прямо здесь, – перебила Микаэлу Джинни, стараясь выглядеть максимально спокойной и уверенной.
Обе ведьмы подбадривающе ей улыбнулись, а Чарли посмотрел на нее с диким облегчением. Которое продержалось всего несколько секунд; затем в его взгляде появилась ярость.
– О чем ты думала, Джинни? – закричал он, входя в дом. – Ты хоть представляешь, как я волновался? Я думал, ты пропала! Я думал, что до тебя добрались Пожиратели Смерти. Я думал...
– Чарли, пожалуйста! – попросила Джинни, вскинув руки. Чарли, все еще пребывая в ярости, с красным, в тон собственным волосам, лицом и дрожащими руками, все-таки остановился. – Спасибо. Мне нужно было сделать ночью кое-что очень важное.
– Что может быть настолько важным, что ты не могла... не могла... – Его голос затих, когда он встретился взглядом с сестрой, сразу заметив изменения. Его лицо побледнело так же быстро, как до того покраснело, он замер. – Джинни, что ты сделала?
– Ну, конечно, ты сразу вообразил, что я сделала что-то ужасное, – пробормотала Джинни, продолжая улыбаться брату.
– Твои глаза, Джинни! Это не может значить ничего хорошего! Как ты можешь сейчас шутить? – спросил Чарли, накрывая рукой дрожащие губы.
– Вообще-то хорошее, уверяю Вас, – спокойно сказала Микаэла. – Это значит, что она одна из нас. Еще одна наша сестра.
Чарли несколько секунд смотрел на нее, совершенно сбитый с толку, словно не понял ни единого сказанного ею слова. Потом его глаза расширились, колени подогнулись, и Эви подвела его к кушетке, чтобы он не рухнул прямо на пол.
– Еще одна ваша сестра? Сестра? – заторможено переспросил он, от шока его голос взлетел на октаву.
– Я в Сестринстве, Чарли, с этой ночи. В том году я стала новичком, – объяснила Джинни.
– Ты... Как? – спросил он, все еще не в состоянии оторвать взгляда от светло-сиреневых глаз своей сестры.
– Боюсь, я не могу разглашать детали, – виновато посмотрела на него Джинни.
– Пускай личности наших членов известны, процесс инициации и все остальное является тайной, и я уверена, что Вы об этом знаете, – поддержала Микаэла, встав рядом с Джинни.
– Но Джинни, ты... Ты подумала об этом? – спросил Чарли.
– Подумала. Я там, где должна быть, Чарли, – заверила его Джинни, широко улыбнувшись. Уж в этом-то она, по крайней мере, не сомневалась.
– Что от тебя требуется? – спросил он, посмотрев теперь на Микаэлу и Эвелин. – Ей придется покинуть дом?
– Нет, – вежливо улыбнулась Эви. – Она останется дома и продолжит ходить в школу, не сомневайтесь.
– Что же теперь будет? – спросил он.
– Что будет, то и будет, – ответила Микаэла, не имея возможности рассказать больше. – Могу Вас заверить, мистер Уизли, что Джинни в надежных руках. Ее участие в Сестринстве принесет ей только благо. Она наша сестра, и, как она сама сказала, она там, где должна быть.
– Джинни...
– Нет, Чарли, – на этот раз решительно возразила Джинни. – Я часть Сестринства. Этого не изменить. Именно этого я и хочу. Пожалуйста, прими это.
– Я... Джинни, этого всего слишком много, чтобы переварить за несколько минут, понимаешь? Дай прийти в себя! – Кажется, он как следует подумал над своими следующими словами, прежде чем произнести их. – Ты сказала маме?
– Скажу, в свое время, – ответила Джинни, стараясь не позволить себе впасть в панику при мысли об этой стычке.
– А теперь, мистер Уизли, сегодня нам придется забрать Джинни на несколько часов, – объявила Эви.
– Забрать ее?
– Боюсь, это часть процесса инициации, – пояснила Микаэла. – Мы вернем ее до наступления темноты, не волнуйтесь.
– А я не могу пойти? – спросил Чарли. – Ей только четырнадцать!
– Она будет со своими сестрами, мистер Уизли, – ответила Эви. – Ничего страшного с ней не случится.
– Я буду в порядке, Чарли. Правда, буду, – добавила Джинни, улыбнувшись брату.
– Ты ведь вернешься до наступления темноты? – переспросил он, снова переводя на нее взгляд. – Иначе, клянусь, я свяжусь камином с мамой!
– Она вернется, – заверила его Микаэла.
Он кивнул, снова посмотрел на Джинни, а затем сорвался с дивана и заключил ее в объятия.
– Я не могу сказать, что понимаю, но... Сестринство – сильный орден, не так ли? – задумался Чарли.
– Довольно сильный, – подтвердила Эви.
– Значит, вы сможете проследить за ее безопасностью? – спросил он, глядя на светловолосую ведьму. – Вы знаете, что происходит у нас на родине, конечно, вы должны были что-то слышать.
Обе ведьмы кивнули, в то время как Джинни просто покорно вздохнула; Чарли не был бы Чарли без своего инстинкта защитника.
– Мы сделаем все возможное, – заверила его Эви.
Следующий час превратился в самые неудобные шестьдесят минут, которые она провела в заповеднике; Мэри и Леони смотрели на нее, как будто у нее выросла вторая голова, а Эдвард принялся откровенно заикаться, когда решился с ней поговорить. Казалось, даже заводчики странно на нее посматривали. Однако Веспер открыто назвала их идиотами и продолжила обращаться с Джинни так же, как и всегда, заработав широкую нездорово-влюбленную усмешку от Чарли; Джинни решила, что с этой парочкой нужно что-то делать. Если оставить все на брата, он будет ждать и тосковать до конца своих дней.
– Они к этому привыкнут, – утешила Микаэла, поняв, что ее беспокоит, когда заметила несколько особо нервных взглядов. – Ты тоже к этому привыкнешь.
Джинни кивнула, хотя была уверена, что этого никогда не произойдет; взгляды нервировали ее с конца первого курса. На сама деле, в это она не верила, осознала Джинни, едва сдержав стон. Она ненавидела то, как ученики Хогвартса, да и часть персонала тоже, иногда на нее смотрели; первые – как будто она была цирковым уродцем, хотя никто точно не знал, что с ней случилось во время ее первого курса, а вторые – словно у нее от каждой мелочи должен случаться нервный срыв. Они так поступали от беспокойства, как и ее семья, она все понимала, но это заставляло ее чувствовать себя так, словно у нее на душе появилось какое-то пятно, которое видели все, кроме нее.
Только когда глаза начали уставать, она осознала, что, стоит всем остальным лечь спать, по нескольку часов смотрит на свое отражение в зеркале в поисках того самого пятна. И с каждой следующей ночью воспоминание о Реддле в ее снах смеялось чуть громче, чуть холоднее. Но на этот раз все будет иначе, решила она; они по-прежнему будут глазеть на нее, это правда, но на этот раз в их глазах не будет скрытого страха. Только удивление и чувство новизны, которое сотрется в ближайшее время. Она может это сделать, подбодрила она себя. Она сама это выбрала. И с радостью примет все, что предложит ей Сестринство.
Как выяснилось, хорошо, что она ушла в Норвегию почти сразу как укрепила свой дух. Потому что, подумала Джинни, возвращаясь в настоящее, она бы, наверное, запуталась в собственных ногах – хорошо, она все равно немного запуталась – и принялась бы заикаться, как последняя кретинка – ай, ладно, может, этого она тоже не совсем чтобы избежала. По крайней мере, ни Микаэла, ни Эви над ее реакцией не смеялись.
Дом располагался в конце долины, но, просто посмотрев на горы на краю плато, никто бы так не сказал. Все, что мог увидеть случайный свидетель, даже если бы каким-то неизвестным образом оказался в ненаносимой долине, это склон большой крутой горы, гранит, лед и снег. Но только до тех пор, пока Эви, за которой следовали Джинни и Микаэла, не подошла спокойно к вертикальному склону горы и ладонью коснулась камня.
– Только Сестры могут открыть эту дверь, – сказала она и отступила на несколько шагов назад.
Джинни повторила за ней, но не успела она даже спросить, о какой двери Эви говорит, как в том месте, где женщина коснулась склона горы, появился мягкий белый свет, венами разбежавшийся по граниту, пока не превратился в сияющую дверь. По высоте она оказалась примерно с Нору, остолбенело прикинула на глазок Джинни, а потом дверь открылась внутрь, медленно и с громким стоном, роняя на землю скопившийся на ней снег.
– Вот почему всегда нужно отойти на несколько шагов, когда открываешь дверь, особенно с уходом октября. Здесь всегда есть сколько-то снега, но это ничто по сравнению с зимними месяцами. Даже заклинания вокруг двери не могут со всем этим справиться, – объяснила Микаэла, указывая на маленькие сугробики на земле. – Нужно только прикоснуться где-то в районе двери, а затем отступить.
Джинни кивнула, хотя во время этих объяснений на нее даже не смотрела. Нет, ее взгляд прикипел к медленно открывающейся двери и к тому, что виднелось за ней. Она осознала, что заглядывает в пещеру. Невероятно большую, отметила она, и теплую, несмотря на царивший снаружи ощутимый холод. Свет лился от большого открытого пространства высоко над землей, в сотнях и сотнях футов над ней. А еще в пещере были деревья, поняла она, и, похоже, в конце концов она все-таки получит свой долгожданный лес – древние сосны и кедры расходились вокруг, насколько хватало глаз. Еще она уловила едва слышный звук льющейся воды. А перед ней раскинулось само поселение; словно вырезанное прямо в камне, в дальнем конце пещеры высилось большое здание, по форме напоминавшее нечто среднее между собором и замком. Дома поменьше, расположившиеся перед ним, огромные огненные светильники вокруг, заливавшие площадь светом, все это напомнило ей виденную в Хогвартсе картину с викингом.
– Добро пожаловать в наш Дом, Джинни, – тихо сказала Эви, улыбаясь младшей ведьме.
– Это... это...
– Да, вот именно, – подтвердила Микаэла, тоже с улыбкой вспоминая собственную реакцию, когда впервые увидела Дом. – Слова найдутся, не волнуйся.
– А это, должно быть, встречающие, – сказала Эви, указывая на группу направляющихся к ним женщин.
При виде всего Сестринства, собравшегося в одном месте в одно время, только чтобы с ней встретиться, у Джинни случился небольшой приступ паники, но вскоре она поймала себя на том, что улыбается, знакомясь со всеми. Нашлось только четыре ведьмы примерно ее возраста – Матильда, Лора, Елена и Татия, – остальные женщины оказались заметно старше нее. Однако все они были рады, что она здесь, как видно, ее приезда ждали с прошлого года. Вскоре она поняла, почему Дом назвали именно так: он ощущался родным домом, а ведь она едва час тут провела! Пошло ознакомление с окрестностями, и Джинни, не сдерживаясь, смеялась, когда сорок две энергичные ведьмы показывали ей все вокруг.
Ей показали библиотеку и учебные зоны, ее собственные комнаты и столовую. Некоторые из ведьм, как выяснила Джинни, жили в Доме постоянно, хотя было совершенно ясно, что изначально Дом создавался для гораздо большего количества народу, чем сорок три ведьмы. Прежде Сестринство было намного больше, как объяснила ей сестра Неха – красивая женщина с кожей цвета кофе и густыми, очень длинными черными волосами, которая утверждала, что ей семьдесят лет, но выглядела максимум на пятьдесят. Оно должно вмещать до ста ведьм, но за последние пять веков их численность сократилась до примерно сорока.
Она также пояснила, что конкретно представляет собой каждый из даров. Нимфы, самая большая группа в Сестринстве, обладали самым большим разнообразием талантов. Это были ведьмы с дарами в области природы. Проще говоря, в зависимости от своего личного сродства, они могли использовать различные проявления природы, не прибегая к заклинаниям или чарам. Три из их числа способны общаться с деревьями, например; на самом деле, они с ними не разговаривают, но все равно понимают. Механика дара была мозголомной, так что Джинни решила просто принять все как данность. Под целителями тоже много кто подразумевался; иногда само их присутствие в одном помещении с ранеными могло ускорить процесс выздоровления, но, конечно, после обучения они способны сделать гораздо больше.
Чародейки были интересной компанией, решила Джинни, и вполне могли вызвать суровые головные боли у ее отца. Они могли зачаровывать самые обычные и повседневные вещи, одним лишь желанием придавая им магические свойства. Будь то самодвижущийся чайник или Думосбор – после десятилетий обучения, – заклинания им для этого не требовались. Эмпаты были... ну, Неха не совсем понятно объяснила, что это. Насколько поняла Джинни, они могли не только ощущать эмоции других людей, но и сами их переживали. Некоторые из старших ведьм могли так или иначе повлиять еще и на эмоции нескольких людей одновременно. Вспоминая, как Микаэла говорила, что не всякая сила – дар, Джинни задумалась, как на нее действовали обычные переживания окружающих.
Наконец дойдя до ее собственных способностей, сестра Неха рассказала об укротителях, что они могли инстинктивно брать под определенный контроль магических и обычных зверей, а позже, после должного обучения, раздвинуть границы своих приказов, добавляя просьбам к зверям точности.
– Я могу еще объяснить тебе про оракулов и сирен, – сказала затем сестра Неха, – но подозреваю, что Эви, скорее всего, захочет сделать это сама. Завтра, когда ты устроишься, мы поговорим о том, как можно будет продолжать ваши с ней уроки, когда ты будешь в Хогвартсе. – Она улыбнулась Джинни и Эви, прежде чем направиться в свои комнаты. – Мы все очень рады видеть тебя, Джинни. Добро пожаловать в Сестринство.
Джинни улыбнулась и разговорилась с Эви, женщина открывала ей все больше и больше подробностей о Доме и когда он был основан, а тем временем две ведьмы шли к комнатам Эви. Когда они туда добрались, Джинни не могла не заметить, насколько тут больше мебели, чем у нее.
– Предполагается, что со временем ты перенесешь в Дом свои личные вещи, – пояснила Эви. – Чтобы твои комнаты ощущались именно твоими.
– А, понятно, – пробормотала Джинни, и Эви подвела ее к кушетке у большого окна с видом на раскинувшийся внизу лес.
– Я здесь все обставляла с пяти лет, – объяснила Эви, глядя на Джинни, и глаза рыжика растерянно расширились.
– С пяти лет?
– Да, – подтвердила Эви, тепло улыбнувшись окружающей комнате. – Одна из вещей, на которые способны оракулы, которая отделяет их от пророков, наряду с тем, что они чаще получают предупреждения, обычно во сне, это способность к ясновидению. – На непонимающий взгляд Джинни она пояснила: – Это значит, что если мы видели человека, которого ищем, или у нас есть какая-то его вещь, мы можем найти его в любой точке мира. А после многих – многих – лет тренировок, если мы видели и людей, и место, где они находятся, мы на несколько мгновений можем увидеть и услышать, чем они занимаются.
– Это... вообще-то реально круто! – признала Джинни, она выглядела – и чувствовала себя – весьма впечатленной.
– О, спасибо! – воскликнула Эви и шутливо раскланялась воображаемой публике. – Хотя, если серьезно, некоторые говорят, что самые сильные из оракулов могут проецировать то, что видят; ну, знаешь, все эти мудрости колдовских зеркал и тому подобное. Моргана ля Фей тоже могла контролировать свои видения. А я не могу, – призналась она, покачав головой.
– Все равно, – отозвалась Джинни, заработав улыбку в свой адрес. – В смысле, сколько тебе, двадцать три, двадцать четыре?
– Вообще-то мне двадцать восемь лет, – поделилась Эви, ее улыбка стала еще шире. – Но приму это как комплимент.
– И правильно, – подтвердила Джинни. – А Моргана действительно могла контролировать свои видения?
– Так гласят легенды – ответила Эви. – И если верить этим легендам, предполагается, что вот это – как раз то самое зеркало, которое она использовала, чтобы проецировать свое ясновидение, – сказала она, указывая на висящее на стене большое зеркало в красивой резной раме.
– Серьезно? – переспросила Джинни, глядя на зеркало широко распахнутыми глазами.
– В моей семье всегда в это верили. Якобы, когда Моргана ушла на Авалон, она оставила свое зеркало моей семье в качестве подарка за землю, которую они дали ей, чтобы построить там Дом. Оно всегда хранилось в сейфе моей семьи, пока мне не исполнилось пять лет, и тогда моя мать поняла, что я использовала ясновидение, чтобы найти моих братьев, когда мы играли в прятки. – Джинни хмыкнула вместе с Эви, представив себе этот момент. – Мой отец подарил мне его, когда я вступила в Сестринство. Братья до сих пор утверждают, что я мухлевала, и что они никогда не будут играть со мной в прятки.
– Сколько у тебя братьев? – спросила Джинни, утирая слезы с лица, когда перестала смеяться.
– Трое, – ответила Эви, слегка поморщившись. – Все старше и крупнее меня, о чем они никогда не забывают мне напомнить. Альрек, он на шесть лет старше меня, Эрик, он старше на пять лет, и Балдор, он старше всего на два года. Они дико большие, они возвышаются надо мной и подшучивают при каждом удобном случае. Я бесконечно их люблю, но они сводят меня с ума.
Джинни понимающе кивнула; если судить по Эвелин и по тому, как она только что описала своих братьев, они, наверное, были похожи на викингов из легенд.
– Ты знаешь, у меня их шестеро, – призналась она.
– Шестеро че... шестеро старших братьев? – переспросила Эви, расширив глаза.
– Точно! Я первая девочка-Уизли за десять поколений!
И она немного рассказала о них: их имена и что они относятся к ней, как будто она сломается от малейшего ветерка.
– Это немного...
– Ага, именно, – хихикнув, согласилась Джинни. – В любом случае, сколько сейчас в Сестринстве оракулов?
– Только один, – скривившись, призналась Эви, указывая на себя. – Оракулов всегда было мало, даже когда Сестринство было больше. Обычно у нас много нимф и целителей. Еще несколько чародеек и, конечно, эмпатов. Знаешь, Микаэла – сильнейший эмпат за много веков.
– Но укротитель только я? – спросила Джинни.
– Да, по крайней мере, сейчас. К тому же, мы обе сирены, – указала Эви. – Моя ситуация оказалась не очень, меня никто не мог научить, – призналась она. – Тому, что я умею, я научилась по книгам и воспоминаниям, оставленным в Думосборе Сестринства.
И, должно быть, от этого было немного одиноко, подумала Джинни. Может быть, именно поэтому Эви испытывала такие сомнения по поводу того, получится у нее учить или нет.
– Ну, по крайней мере, раз нас двое, то у нас теперь две сирены, как ты и сказала. Это должно чего-то стоить! – решила она с широкой улыбкой.
– Наверное, так и есть, – согласилась Эви, почувствовав себя чуть-чуть увереннее; у нее было такое ощущение, что она должна помочь Джинни с ее даром, а как оракулу, с ее стороны было бы по-настоящему глупо не прислушиваться к своим ощущениям. Поэтому она решилась так и сказать Джинни.
– И я тоже думаю, что должна быть именно здесь, – поделилась Джинни, улыбнувшись в ответ. – Сама не знаю, почему.
– Прекрасно, нас таких уже трое! – разнесся по комнате третий голос, прервав беседу вспугнутых ведьм. Они повернулись к источнику звука. – Хотя я-то как раз знаю, почему.
В зеркале отражалась женщина, ошарашено поняла Джинни, глянув на Эви; возможно, зеркало и было таким сделано, может, в него вложили подходящее заклинание. Но судя по тому, какие большие стали у Эви глаза и как потрясенно распахнулся рот, дело, похоже, обстояло иначе.
– Джинни, в зеркале женщина, – поделилась Эви, помотав головой. – Скажи мне, что ты тоже видишь женщину, Джинни.
– Сказать-то я могу, вот только не знаю, чем это может тебя успокоить, – все еще остолбенело произнесла рыжеволосая девушка.
– Ой, да ладно, я здесь! – отмахнулась женщина. Она выглядела молодо, примерно того же возраста, что и Эви, с бледной кожей, черными волосами и бирюзовыми глазами. – Я очень хочу обнять вас обеих, – высказалась женщина, – но, боюсь, не могу. Как сказала Эвелин, я в зеркале.
– Я... Почему? – сбившись, произнесла Эви, а Джинни согласно кивнула. Что происходит? Сколько еще странностей уместится в этот день?
– Почему я хочу вас обнять или почему я в зеркале? – спросила незнакомка и шаловливо ухмыльнулась.
– Все вместе, – подсказала Джинни. Теперь кивнула Эви.
– Я в зеркале, потому что мне нужно с вами поговорить. Ну, ладно, если быть точной, я не в зеркале. Я на Авалоне. Но вы можете видеть меня в зеркале, потому что я создала его как раз для того, чтобы вы меня увидели. Я вам не особо помогла, верно? – спросила женщина, когда Джинни шлепнулась обратно на кушетку – и когда, интересно, она только встала, – чувствуя, что у нее кружится голова.
– Да уж, не сильно, – подтвердила Эви, следуя примеру Джинни.
Ей казалось, что кто бы ни была эта женщина, она не причинит им никакого вреда. В таком разрезе было две проблемы: во-первых, странная женщина в зеркале, которая утверждала, что она не где-то там, а на Авалоне, и уже назвала ее имя, хотя Эви не помнила, чтобы представлялась. И во-вторых, Эви не была эмпатом. Насколько бы она ни научилась доверять своим инстинктам, факты таковы, что эта странная женщина находилась в гребаном зеркале. Так что она покрепче сжала в руке свою палочку; если ей придется вдребезги разнести семейную реликвию, что ж, так тому и быть.
– Тогда давайте я начну все с самого начала, хорошо? – предложила женщина и откашлялась. – Привет, Эви, Джинни. Меня зовут Моргана и это мое зеркало; я создала его задолго до вашего рождения и отдала на хранение в семью, в которой, как я знала, ты, Эви, должна была родиться. Единственная цель его существования – это позволить мне единожды достучаться до вас с Авалона, дать мне шанс лично поделиться пророчеством, которое я сделала конкретно про вас. Ну, настолько лично, насколько это возможно, – поправилась женщина. – А обнять я вас хочу потому, что я больше тысячи лет ждала, чтобы это пророчество свершилось. Так что, если вы представите себе, что я вас обнимаю, вы очень меня обяжете.
Джинни несколько раз молча открыла и закрыла рот, не издав ни единого звука. Эви моргала круглыми глазами, глядя на женщину, заявившую, что она – легендарная Моргана ля Фей, и так же ошеломленно молчала. На несколько секунд девушки уставились друг на друга, а затем снова молча посмотрели на женщину.
– Ну, скажите что-нибудь! – подтолкнула их черноволосая ведьма, которая утверждала, что она Леди Моргана.
– Но Вы не можете ею быть, – высказалась Эви. – Вы не можете быть Леди Морганой! Она на...
– Авалоне? – подсказала женщина, откровенно весело выгнув бровь. – Но я как раз на Авалоне.
– Ты с ними говоришь? – прозвучал где-то на заднем плане мужской голос.
Это спальня, поняла Джинни, это она отражается в зеркале, вот только спальня-то не Эвина. И пока ее оцепеневшие мысли как раз закрутились вокруг этого факта, в поле зрения появился старый, покрытый морщинами мужчина с бородой достаточно длинной, чтобы пристыдить даже Дамблдора.
– Привет! – весело поздоровался он с двумя ведьмами.
– Привет, – автоматически просипели они в ответ.
Что за чертовщина тут творится?
– Что ты здесь делаешь, дорогой мой супруг? – спросила женщина, расстроено качая головой, несмотря на мягкую улыбку на губах, противоречащую ее несколько строгому голосу.
Эти двое женаты, заинтересовалась Джинни, глядя на потрясающе красивую женщину и на старика рядом с ней; очень странная пара, решила она.
– Супруг? – переспросила Эви, пропустив пряди волос между пальцами.
– О, да. Мерлин, к вашим услугам!
На этот раз Джинни громко выдохнула.
– Мерлин? – переспросила она, переводя взгляд с женщины, утверждавшей, что она Моргана, на мужчину, утверждающего, что он Мерлин.
– Мерлин, хватит их пугать! – велела Моргана, если это была она. – Тебе надо было делать собственное зеркало, если так хотелось. Ты выбрал ту картину и то твое адское заклинание! – высказалась она, сумев запутать двух ведьм еще больше. – И избавься от этого нелепого маскарада!
– Люди всегда воспринимают меня более серьезно, если я выгляжу старым, – указал мужчина. – Видишь ли, дорогая, именно этого они от меня и ожидают.
– Мерлин!
– Ладно, ладно, – проворчал старик, и неожиданно черты его лица размылись и стремительно изменились. Волосы стали короче и потемнели. Морщины и борода исчезли, и вдруг из зеркала на них посмотрел молодой, красивый черноволосый мужчина с большими голубыми глазами и высокими скулами. На его губах сияла озорная улыбка. – Все еще в шоке? – спросил он, голос стал глубже и звучал не так хрипло, как раньше. Его жена послала ему взгляд, на который он вздохнул и кивнул. – Как бы там ни было, Моргана права. Меня не должно тут быть. Я просто хотел увидеть вторую половину этого пророчества. Приятно было познакомиться, Эви, Джинни. – Он повернулся к жене и поцеловал ее прямо в губы. – Я буду ждать в палисаднике с королевским засранцем, который у тебя за брата*, – сообщил он и, кивнув на прощание, исчез из поля зрения.
– Он, конечно, полный идиот, – произнесла Моргана – ну и замечательно, теперь я на самом деле называю ее Морганой, подумала Джинни. – Но я его люблю. Мужчины, – сказала она и покачала головой.
– Как Вы можете быть Морганой? – спросила Эви.
– Для начала, я ею родилась, – сообщила та, но быстро посерьезнела, когда увидела, насколько растерянными выглядели до сих пор две находившиеся перед ней девушки. – Я Моргана, и я постараюсь это доказать. Наверное, мне следует начать с того, чтобы рассказать вам само пророчество. Как я вам уже говорила, сделала его именно я, так что посчитала, что именно мне и следует его открыть. Думаю, вы должны его выслушать, а затем я попытаюсь все вам объяснить. Согласны?
– Наверное, – отозвалась Эви, в горле у нее пересохло, голос хрипел. Моргана улыбнулась и начала говорить:
Сын отца, который не отец
Рожденный под луной Претензий, Грома и Сена
Рожденный на исходе седьмого месяца
Принесет конец эре тьмы
И начало годам процветания
Всего магического
И отец сына, который не сын
Отец по сердцу и душе, во всем, кроме крови
Будет защищать и направлять его
Приютит его и поведет его
Он научит своего сына, самого достойного из пары
Верного защитника своего брата
Заброшенного ребенка
Одолеть тьму своего времени
И объединившись с той, что видит, и ее сестрой, что ей не сестра
Хранительницами старой магии
Отец и сын найдут
Свой путь в жизни