Все дороги ведут к тебе

Глава 21

Лиса никогда бы не подумала, что Гук такой упертый! Он втемяшил себе в голову, что отец ему враг, и не было никакой возможности убедить ребенка в обратном. А тут еще такое искушение - подыграть! Отомстить Чону, ударить по самому больному, раз появилась такая возможность! Заставить его прочувствовать всю ту боль, что испытывала сама. Чтобы он тонул в ней, чтобы захлебывался... Но тогда бы она оказалась ничем не лучше самого Чона. И Лиса изо всех сил боролась с соблазном...
Она знала, как это - быть вдали и ничего не знать о собственной кровинке. Положение Чона в этом плане было намного более выгодным. Он мог заявиться без предупреждения к ней в дом или в любой момент позвонить, спрашивая, как прошел день сына. В свое время она такой возможности не имела...
Было так непривычно, жить под одной крышей с кем-то. Жить с сыном. Готовить ему завтраки и ужины, наблюдать, как он делает уроки, сидя за старым столом в ее студии. Или слушать его посапывание, когда тот уснет. На старом диване в ее гостиной! Лиса думала, что Гук быстро надоест такая жизнь, ведь ее ребенок привык к совершенно другому, тому, чего она не могла ему дать, даже вывернувшись наизнанку! Но вот уже март заканчивался, а он и не думал съезжать... А Лиса не знала, радоваться ли ей по этому поводу, или огорчаться. Она пребывала в полнейшей растерянности. Ей хотелось вернуть Гуку привычную жизнь, присущую только ему одному легкость, но... Все ушло безвозвратно.
Они ужинали, когда раздался звонок в дверь. Лиса знала, что это мог быть только Чон. Она открыла бывшему мужу и молча отступила в сторону, пропуская того в квартиру.
- Гук в кухне. Ест.
Чон кивнул головой и пошел за ней следом. Устало опустился на табуретку и, подперев рукой щеку, уставился на сына.
- Что? - не выдержал Гук, откусывая от котлеты больший, чем позволяли правила приличия, кусок.
- Ты домой собираешься возвращаться?
- А ты опять за свое?
- Да, Гук, опять. Я дал тебе время, хотя, видит Бог, что это было нелегко! Я виноват перед тобой и... мамой, я извинился...
- Перед кем? - рука Гука застыла, и котлета с вилки упала в тарелку с пюре.
Чон моргнул. Он выглядел настолько растерянным, что это даже было смешно.
- Перед тобой.
- Не было такого.
- Правда? - вскинул бровь мужчина, вернув себе прежнюю невозмутимость.
- Угу... - снова взялся за вилку ребенок.
Чонгук покосился на Лису, которая, опустив взгляд, выводила вилкой узоры в картошке. Он так долго выжидал только лишь потому, что поддался на ее уговоры. Она просила не давить на сына, дать ему время свыкнуться с тем, что он узнал. И Чон, наступив на горло собственному «я», подчинился. Доверился. Хотя прекрасно понимал, какой безупречный инструмент для осуществления мести отдал в руки бывшей жены. Понимал... И безропотно шел на риск. Потому что чувствовал, что задолжал ей. Задолжал Гуку. Знал, что виноват перед обоими. И, чего греха таить, надеялся, что это как-то смягчит Лису... Смягчит! Позволит ему... Что позволит, он и сам не знал... Возможно, повернуть время вспять, нарушая законы физики.
Он терпел почти три недели! Три бесконечно долгие недели...
- Значит, я прошу у тебя прощения сейчас.
- А у мамы?
Лиса ошарашено вскинула голову, у Чонгука дернулся краешек губы, будто бы он хотел что-то сказать, или улыбнуться.
- И у мамы прошу. Я был не прав.
Она открыла рот. Облизнула губы, так ничего и не сказав. Его извинения ровным счетом ничего не меняли. Она еле сдержалась, чтобы не сказать, куда он эти самые извинения может засунуть. Так что, не впечатлили его слова, абсолютно не впечатлили! А вот сам факт поразил. Извиняющийся Чон - это что-то новенькое.
- Так, что... собирайся?
- Куда? - Гук подхватил свою пустую тарелку и пошлепал к раковине - мыть. Он сам так захотел. Помогать матери по дому. Лиса понимала, что для него такое было в новинку, но он хорошо справлялся. Она восхищалась своим ребенком... Его основательностью... правильностью взглядов. И это не она таким его воспитала. Здесь Чон постарался. И никто другой. Отрицать это она не могла...
- Как - куда, Гук? Домой!
Гук оглянулся:
- Я уже дома. Мне нравится жить с мамой.
Чон стиснул зубы, зыркнув на Лису. Та медленно покачала головой, давая понять, что не настраивала ребенка против отца. Он понял ее без слов. Поверил.
- Это глупо, Гук. Тебе удобнее со мной, черт... Да здесь у тебя даже комнаты нет!
- Ничего. Меня все устраивает, - буркнул Гук, - меня другое удивляет... При разводе состояние делится пополам, ведь так? Почему же мама живет так бе... скромно?
Лиса закрыла глаза. Было понятно, что Гук хотел сказать «бедно», но вовремя удержался. И ей почему-то стало бесконечно стыдно. Стыдно за то, что она не могла дать сыну то, к чему он привык.
- Я сама так захотела, Гук... - зачем-то соврала она. А может, и не соврала, вполне возможно, что, если бы Чон не выкинул ее из своей жизни, она и сама бы у него ничего не взяла. В их семье деньги зарабатывал Чонгук. Сама Лиса ни дня не работала, а потому не считала для себя возможным претендовать на его капиталы. Беда в том, что он просто не оставил ей выбора. Лишний раз демонстративно указал на место. На пустое место, коим она и была в его глазах...
Чон никак не прокомментировал ее ответ. Отвернулся только к окну, задумчиво сверля взглядом вечернюю серость. В одном из последних разговоров с психотерапевтом Лиса сказала, что считает любую власть проказой, разъедающей личность. Якобы та убивает все хорошее, что есть в человеке. В одном - быстрее. В другом - медленнее. Чонгук хотел верить, что все еще жив внутри. Он хотел в это верить...
- Я могу купить вам новую квартиру, или дом и...
- Я не хочу! - тут же выпалила Лиса, а потом подумала, что для Гука так, наверное, было бы лучше. И, скорее всего, ей следовало забыть о собственных принципах ради сына, возможно, ей стоило...
- Нам от тебя ничего не надо! - словно озвучивая ее мысли, отрезал Гук. Хотела бы и она говорить с такой уверенностью. Вот только он и знать не знал, сколько, например, стоит его обучение в школе, которое Чон исправно оплачивал.
- Это дурость, Гук! Ты ведешь себя, как обиженный ребенок!
Это замечание было ошибкой. Дети вообще не любят, когда их называют детьми. Парадокс. Гук насупил брови и поплелся из кухни прочь. В глубине квартиры хлопнула дверь.
- Черте что! - вскочил Чон.
- Не дави на него. Гуку тяжело... Поставь себя на его место! У него земля ушла из-под ног... Его распрекрасный папочка оказался не таким уж прекрасным! Все, во что он верил - оказалось неправдой.
- А ты и рада, что все всплыло наружу!
Лиса медленно покачала головой:
- Не суди людей по себе, Гук. Мне бы было гораздо спокойнее, если бы он перебывал в неведении. К черту правду, если она причинила ему столько боли.
- Я не хотел, чтобы все было так!
- Конечно... Ты хотел отомстить мне по-тихому.
Он ничего не ответил. Нечего было сказать. Ее слова были справедливы. Тогда... Но не сейчас. Все так изменилось. Встало с ног на голову. Вернулось с прежней силой. Или с еще большей... Чон многое пересмотрел. И в себе, и в своем к ней отношении. Лиса была твердо убеждена, что он ее не любил. И теперь он постоянно думал об этих ее словах... Подносил их к солнцу, вертел в руках, разглядывал под разными углами, но все равно не мог с ней согласиться. Возможно, его любовь и вправду была какой-то не такой... неправильной, что ли? Но откуда ему было знать, как надо любить? Чей пример он видел перед глазами? Не было... не было у него примера. И понимания, как надо правильно. Любил, как умел. Заботился. Покупал дорогие вещи, дом, машину, вкалывал, как раб на плантациях, только чтобы у них все было. У Лисы и Гука... Чтобы не так, как у него в детстве, чтобы... как надо! Чон мало знал о тонких материях, у него была такая жизнь, что пришлось под стальную броню залезть - иначе не выжил бы. И тут уж не до сантиментов было. Но, скажем, если бы ей понадобилась почка, или сердце... Он бы отдал, не задумываясь. Он бы отдал... Это ли не любовь?
- Лиса, подумай над моими словами, - вместо оправданий сказал Чон, - я дал ему время, как ты и просила, но это не может так и дальше продолжаться. У него была налаженная жизнь, и то, что сейчас происходит - неправильно. Его дом не здесь... Помоги Гуку это уяснить. Ты ведь и сама понимаешь, что так будет лучше.
- Ему хорошо со мной! - ощетинилась Лиса.
- Я с этим не спорю. Слушай... Переезжай к нам. И ничего не поменяется... Только Гук будет в привычной обстановке.
Он ожидал чего угодно, но не ее звонкого смеха:
- В качестве кого? - поинтересовалась она между приступами хохота. Это надо было такое придумать. Переезжай! - Нет, ты серьезно вообще?!
Чон нахмурился. Смех Лисы резко оборвался, потому что он был серьезен, как сердечный приступ.
- Подумай над этим, - сказал он, вставая со своего места. - Гук, я ухожу. Завтра заеду в восемь. Не опаздывай!
Чон распрощался с сыном в тесном коридоре, кивнул напоследок бывшей жене и вышел за дверь. Ему было физически плохо.  Все эти дни в тишине опустевшего дома, все эти чертовы дни он искал выход из сложившейся ситуации. И, наверное, убегал от правды. Но она, как пуля, настигала его, и от этого было больно где-то в области сердца. Лиса его не простит. Чтобы он ни сделал, как бы себя ни повел дальше - она не сможет его простить. Потому что такое простить невозможно. Он и сам себя не простил, твою ж мать... А еще перед гла глазами стоял их последний вечер. Лиса, непривычно налегающая на вино, ее шершавые губы под его губами, тонкие линии ключиц... И понимание того, что она совершенно его не хочет. Что ТЕРПИТ его, ради сына. Осознание этого пригвоздило. Так, должно быть, чувствует себя улетевший в нокаут боксер. Ему стало противно до отвращения. От самого себя противно...
В последнее время Чон практически не садился за руль. Он то и дело выпадала из реальности, и всерьез волновался о том, что не справится с ситуацией на дороге. Обычно путь до дома занимал около часа, но пробок не было, и в тот вечер они добрались немного быстрее. Без Гука было непривычно пусто. Чонгук старался не выходить из своего кабинета, чтобы оставалась иллюзия присутствия сына... Он из последних сил сдерживался, чтобы его не вернуть. Пусть даже силой. Кто его остановит? Но понимая, что такой поступок станет последним гвоздем в крышке его же гроба, отгонял эти мысли прочь. Он учился терпению, мать его... Он учился не наседать. Лиса говорила Киму, что сила его личности так сильно над ней довлела, что в какой-то момент она потеряла себя. Чон теперь постоянно об этом думал...
Он погрузился в свои мысли и не сразу услышал тихую телефонную трель. С удивлением бросил взгляд на часы, покосился на дисплей. Вскочил, мазнув по экрану пальцем намного сильнее, чем следовало:
- Да!
- Геуук...
- Да. Это я! Что-то случилось?
Конечно же, да! Он в этом не сомневался. Ничто бы не заставило Лису позвонить ему просто так! Ничто бы ее не заставило!
- Приезжай, пожалуйста... Гук... он весь горит! А я не знаю, что делать... Вдруг его болезнь вернулась?! Приезжай, Гук, пожалуйста, приезжай...