Краски серых переулков

Глава 8

С Вадиком мы ехали в полном молчании. Я не мог говорить, ощущая, как от приступа паники, которая все же стихала, когда мы уезжали прочь от злополучного дома, немел язык. Друг же наверняка молчал потому, что видел меня таким впервые.

Когда почти подъезжаем к мастерской, я нарушаю тишину.

– Останови здесь, – до парковки остается метров десять. Мотор плавно затихает, и я на ватных ногах выбираюсь наружу под напряженным взглядом друга. Дойдя до железной скамьи, обрушиваюсь на нее, подставляя тело леденящему воздуху, и достаю сигарету. Непослушными трясущимися руками поджигаю ее и делаю крупную затяжку, пока Вадик идет навстречу.

– Ромина? – друг глядит на засохшую кровь на руках, и я послушно киваю. – Ты ведь обещал, – в голосе сквозит сожаление и разочарование. Я же в очередной раз киваю, быстро выкуривая сигарету.

– Юр, он хоть жив? – помолчав, снова спрашивает Вадик. Кивок, и он продолжает. – Тогда почему ты себя так ведешь? Ты пугаешь, болван, – раздражение выдавало, что он переживает. Но сам я паниковал гораздо больше. Сил отвечать не было. Да и нечего было отвечать. Все вопросы, которые вертятся в его голове, мучают и меня.

– Как хочешь, – друг встает и через плечо бросает, – завтра приеду и обо всем поговорим, – не поворачиваясь, вздрагивает от мороза, вжав голову в ворот куртки. – Иди грейся, холодно здесь, снова заболеешь.

Только сейчас ощущаю мерзлоту во всех конечностях и плетусь в названный дом. Попутно включаю свет во всем «офисе», чтобы не чувствовать дремоты, и добираюсь до кухни, где из окна хорошо виднеется небо. Близившийся рассвет впускал в меня все больше черноты. И каждая минута, которая его приближала, порождала внутри все больше мыслей.

Обрушившись на стул, я не старался отогнать гнусные картинки прошедшей ночи, в голове все равно вырисовывались яркие минуты драки. По новой я проникался желанием переломать Роме все, до чего смог бы тогда дотянуться. Животными инстинктами, которые наполняли тело неограниченной силой и сосредоточенностью. И вместе с тем, осознанием, что мной завладело незнакомое чувство, отчего по телу разливался мокрый страх.

Я знал, что никогда не был спокойным человеком, кулаки всегда чесались врезать кому-нибудь. Но никогда, никогда я не превращался в гребаное животное, которое вело себя так отвратительно.