Пение канарейки (редактируется)

История минувших лет ч.8

Баал не приходил в себя уже четыре дня.

Он лежал на своём спальном месте в храме, неподвижный, словно сломанная кукла, утратившая всякий признак жизни. Его тело, казавшееся таким хрупким, уже не носило следов тех страшных ран, что оставила на нём разъярённая толпа в тот ужасный день. Они зажили ещё на следующий день, будто их никогда и не было, но внутри, в глубине его существа, продолжала кровоточить невидимая рана, которую нельзя было исцелить.

Отец спас его тогда. Вернулся вовремя. Не настолько рано, чтобы предотвратить случившееся, но достаточно, чтобы вырвать его из лап толпы, что была готова разорвать его на куски. Достаточно, чтобы унести окровавленного мальчика в храм, заслонить его собой от их ненависти. И теперь он не отходил от него ни на миг. Всё это время, все четыре дня, он был рядом, ждал, когда Бел очнётся, когда заговорит, когда хотя бы взглянёт на него.

Но юноша боялся.

Он боялся встретить в глазах отца то же, что видел в глазах людей.

Презрение.

Страх.

Отвращение.

Боялся, что тот, кто защищал его, кто сделал всё, чтобы спасти, наконец поймёт, кем он был на самом деле.

Монстром.

И потому он лишь притворялся спящим. Ему казалось, что если он останется в этом безмолвном забытьи, то сможет избежать неизбежного. Что если закроет глаза, отвернётся, замрёт – этот кошмар рассеется.

Но даже в неподвижности он слышал.

Слышал всё.

За стенами храма творился хаос.

И этот хаос был вызван им.

Гнев, подобно пожару, захватывал всё больше и больше людей. Он разгорался жадным пламенем, пожирая страх, сомнения, разум. Теперь его уже нельзя было остановить. 

В первый день к храму пришёл старейшина. 

Старик, потерявший дочь. 

Он рвал на себе волосы, его слёзы капали на землю, смешиваясь с грязью, но вместе со слезами лилась и ненависть. Он умолял. Он требовал. Он кричал. 

Он хотел справедливости. 

Хотел возмездия. 

Хотел, чтобы виновник поплатился той же монетой.