Пепел и кости

XII

Я не замечал, как летели месяцы, как слегка белёсые однообразные дни сменялись такими же беспросветно тёмными ночами, как огни города становились ярче, стоило солнцу исчезнуть с небосвода, как жизнь бурным потоком текла мимо, пока я сидел в старом маленьком кабинете и разбирал бумаги автомастерской. Договор за договором, печать за печатью. Я влился в систему, я стал её неотъемлемой частью, как и мои новые друзья.
Когда же мне в голову пришло осознание этого, прошло целых три месяца с момента моего приезда в город. Целых три месяца потерянной жизни. Всё было так размыто, нечётко, словно на воспоминания кто-то наложил жёсткое табу, накрыл непроницаемым куполом забвения и заставил мой разум работать только для того, чтобы просто существовать. Это ощущение повторяющегося дня ощущалось очень сильно и довольно тяжко, но ничего поделать с этим не мог – тело словно не слушалось.
В голову врезались лишь несколько моментов, и все они были связаны с дневником моего нового выдуманного друга Сандры К. Первые записи её странных мемуаров я пролистал, увидев в них лишь то, как она жила до этого и как переезжала сюда, в этот же город. Намного интереснее были одни из самых последних записей, датированных 1944 годом:

«03.04.1944.

Кажется, я окончательно потеряна. Этот город, эти дома и облака над головой, этот зловещий гул по ночам и смеющиеся люди на улицах – каждая деталь заставляет меня скучать по дому, по родине. Каждый день я просыпаюсь, смотрю в окно и не вижу ничего более, кроме серых каменных джунглей, в которых я могла ощущать лишь тревогу и странный холодок по коже.
Последние дни прошли в забытьи. Я никуда не выходила из дома и, кажется, скоро забуду как выглядят эти проклятые улицы. Только и делаю, что пью холодный чай, который оставляю на столе ночью, да читаю Виктора Гюго. Он помогает мне выжить и хотя бы на несколько часов, на мгновение вновь оказался в месте, в котором я любила бывать больше всего: дом моего любимого.
Небольшое здание в поле, рядом с которым был широкий пляж с блёклым песком. Каждое утро мы выходили на улицу и вместе любовались закатом, смотря как солнце утопает в морской пучине. Это так прекрасно, так невообразимо далеко, что от осознания хочется плакать и молить Бога о том, чтобы он вернул меня домой.
Мне так не хватает его. Я так скучаю».

Я закрыл дневник и огляделся. Вокруг меня была моя комната, рядом на кровати мирно спал Густав, а мне было очень тяжело это читать. Каждый раз, стоило мне открыть эту злосчастную книгу, я вспоминал её, всё, что она говорила, что делала. Порой мне даже начинало казаться, что это дневник той, которую до сих пор люблю. Но я тут же отбрасывал эти мысли, небрежно и на скорую руку тормошил их и пытался вникнуть в то, что было написано на страницах, не привязывая себя ржавыми цепями к скале под названием Прошлое. Она всегда тянула меня вниз, а я совершал фатальную ошибку каждого человека, который пытался начать всё заново: я начинал строить новое будущее, не разрушив дряхлое прошлое. Оно только лишь мешалось, не позволяло мне нормально жить и воспринимать окружающую меня действительность, как если бы я ехал на машине, но одно колесо крутилось бы в обратную сторону.
Я встал и подошёл к окну. Распахнул створки, и в комнату влетел прохладный ночной воздух, пропитанный промышленным духом. Виднелись вдали ночные огни центра, среди них высился мрачный силуэт огромной колонны, что всё ещё держала наше треснувшее по швам небо. Звёзды блистали в умирающей агонии, небо – их кладбище, их могила, последнее прибежище. А мы с таким упоением смотрели вверх и даже не догадывались, что смотрим на мертвецов.
Ветер перемен гнал облака всё дальше за горизонт, а я дрожал от каждого его дуновения, поэтому мне пришлось потеплее одеться и тихо выйти в коридор, стараясь не разбудить крепко спящего Густава.
Снаружи было очень тихо. Ни шагов, ни тихих разговоров постояльцев, ни даже тиканья часов. Казалось, мир замер в томном ожидании нового дня, яркого бледно-розового, а затем и рубинового рассвета, который будет твердить: «Это новый день! Он, наконец, пришёл!»
Спустившись вниз, я никого не обнаружил, поэтому вышел на улицу, предварительно достав портсигар из внутреннего кармана. Я помнил, что у нас с Густавом был негласный договор, но сдерживать себя в такие минуты – просто нелепость. Иногда не можешь сдержаться, не можешь совладать с собой. Мне приходилось скрываться от него по ночным проулкам, иногда в компании гуляк, что никак не могли насладиться этим ужасным городом, плюющимся кислотой в каждого, кто сделает неверный шаг.
Я закурил и выпустил облачко дыма в ночной воздух воздух. Лёгкие вновь заболели от давно забытого ощущения, на губах вновь остался привкус добротного табака из Бразилии. Голова слегка закружилась, и я сел на скамью, продолжая листать дневник Сандры. В нём было много несвязных дат, абсолютно бессмысленных предложений, читать которые не было ни малейшего желания. От некоторых записей глаза грозились кровоточить, настолько странные вещи она говорила: