Kuroko no Basuke/Предательство в чистом виде.

Глава 20

   Куроко чувствовал болезненное напряжение в мышцах, когда автомобиль подъехал к зданию Суда префектуры Токио. Высокое и массивное здание заслонило собой весь обзор в окне, подросток поймал себя на том, что вцепился в сиденье, впиваясь ногтями в кожу обивки. Акаши, впрочем, это заметил, осторожно разжал его ладони и положил на колени. Куроко не возражал.
После нескольких минут кружения по парковке водитель Акаши сумел найти небольшое место. Дверь открылась; Акаши вышел первым, Куроко вторым. Хару припарковался не слишком далеко от них и подбежал к Куроко, с ним были его друзья. Тут же появились Мурасакибара и Мидорима.
— Куро-чин, – Мурасакибара сунул руку в карман джинсов и выудил шоколадный батончик. Протянул его Куроко. – На. Ака-чин сказал, ты не позавтракал.
Куроко моргнул от жеста доброты фиолетововолосого, пусть даже шоколадка на завтрак не была полезной.
— Спасибо, Мурасакибара-кун, – он его взял.
Мидорима кашлянул и поправил очки, прежде чем неловко шагнуть к голубоволосому.
— Я купил тебе сегодняшний талисман, поскольку ты, очевидно, не следишь за гороскопом Оха Аса, – левой рукой он протянул брелок для ключей в форме мороженого. Куроко горячо его поблагодарил и принял.
Хару приблизился к сыну и слегка обнял одной рукой.
— Ты в порядке?
— В порядке, папа, – солгал он легко.
— Ты, наконец, прибыл, Сейдзюро, – женский голос заставил всех обернуться. Рин, Хаято, Кагами, Кисе и Аомине быстро шли в их сторону, лица мрачные, но целеустремленные. Аомине и Кисе в костюмах, а Рин и Хаято в обычном облачении для работы. Акаши был одет как его отец.
— Дорога из Киото оказалась долгой, – сказал Акаши. – Вы сделали копии?
— Помимо тех, что сделал ты, да. По два экземпляра; один для полиции, другой для присяжных, – Рин крепче стиснула портфель, будто доказательства могли исчезнуть, ослабь она ладонь.
Хаято нахмурился.
— Ты уверен, что хочешь, чтобы твоим поручителем была твоя мать?... Я так же хорошо справился бы с этим, – и нотка ревности.
— Не веди себя, как ребенок, Хаято, – фыркнула Рин. – Разумеется, Сейдзюро выберет меня. Я все-таки его воспитала.
— Ничего личного, отец, – вмешался Акаши. – Я выбрал маму лишь потому, что она более решительна в суде.
— А я нет?
Красноволосый подросток только вздохнул и поправил пиджак.
— Мама – более подходящий соперник для Ибуки. Вот и все.
Кагами нахмурился оттого, насколько не в своей тарелке себя чувствовал, и обратил внимание на Куроко.
— Эй, Куроко. Ты нормально? Выглядишь бледным.
— Спасибо за беспокойство, но со мной все хорошо, – Куроко гадал, действительно ли он бледнее, чем обычно. – Но, Кагами-кун, ты не должен был быть связан со всем этим.
Рыжий буркнул.
— Слышать не хочу этой хрени, Куроко. Тебе повезло, что Сейрин ничего не знают.
— И они не узнают, – косвенно пригрозил Акаши.
— Куроко-чи~ – Кисе подлетел и крепко обнял Куроко. Тот съежился. – Поездка сюда была ужасной, Куроко-чи! Аомине-чи был таким букой и не дал мне сесть вперед! Даже когда я попросил! Разве это справедливо? Нэ, разве так честно? Ведь можно же сесть вперед, если ты попросишь? Но Аомине-чи сказал, что, раз он выше меня, то он и поедет впереди! Он выше всего на три сантиметра! Это жульничество, да? Правда? То есть-
Болтовня Кисе внезапно оборвалась. Вообще-то, прекратились все тихие разговоры среди группки стоявших людей. Куроко, растерянный внезапным молчанием, выпутался из рук Кисе и обернулся туда, куда смотрели все. И тут же тоже замер.
Длинный черный лимузин медленно въехал на парковку Суда префектуры Токио, стекла были тонированными, поэтому невозможно было увидеть, кто же внутри. Автомобиль будто лениво остановился прямо у здания, двигатель был заглушен. Когда вышел незнакомый водитель, Акаши тут же приблизился к Куроко, прищурив глаза.
Действия Акаши не были необоснованными. Когда водитель обошел вокруг и открыл пассажирскую дверь, из автомобиля вышагнула знакомая, страшная персона. От одного на нее взгляда Куроко отпрянул к Акаши. Красноволосый рефлекторно поймал его и прижал ближе. Хару опустил руку ему на плечо. Аомине и Кисе встали прямо за Акаши и Куроко, а Мурасакибара и Мидорима обошли пару и встали по бокам. Кагами шагнул ближе к Мидориме. Кэтрин, Дзюн и Хироши просто нервно переминались рядом. Хаято и Рин лишь напряглись.
Куроко Ибуки стояла прямо, высокая, ее длинные голубые волосы были стянуты в высокий хвост. На ней была обычная серая юбка-карандаш, дополненная застегнутым пиджаком и дорогими украшениями. С левой руки свисал клатч, в правой же она держала какие-то бумаги. Ибуки чуть повернулась, заговорила с кем-то, и тут же из автомобиля вышел мужчина-блондин.
Вскоре двое направились к Куроко, совершенно не обращая внимания на взгляды остальных. Ибуки шла широкими, уверенными шагами, на лице злость и раздражение. Ее каблуки громко процокали по тротуару. Куроко вздрогнул и опустил голову. Его руки затряслись.
— Если ты скажешь об этом хоть кому-нибудь, я переломаю тебе все кости до единой и оставлю гнить в собственной крови.
— Чертов слабак, поднимайся! Ты уже пожаловался своим друзьям-подружкам, не так ли? Хочешь, чтобы я разобралась с ними? Ты бесполезен!
— Мама... не надо...
— Я отправлю тебя в психушку, урод!
Куроко наклонил голову еще ниже и закрыл уши руками. Акаши, все понимая, незаметно притянул Куроко еще ближе и невинно поцеловал в макушку. Поскольку все внимание было сосредоточено на Ибуки, никто этого не заметил.
— Успокойся сейчас же, Тецуя, – требовательный, но утешающий приказ.
Голубоволосый сосредоточился на голосе Акаши, чтобы отвлечься от криков Ибуки. Ибуки очень постаралась в причинении боли хрупкому подростку, поэтому его реакция была вполне ожидаема. Хару поджал губы и опустил взгляд.
Ибуки, наконец, почувствовала сверлящие взгляды в свою сторону. Она продолжала идти, но отвлеклась, чтобы взглянуть на своих «созерцателей». Ее взгляд тут же из просто злого стал цепким. Она не смотрела в сторону всей компании. Только на Куроко, который не смел посмотреть ей в глаза. Женщина сплюнула в их сторону и продолжила идти, кратко велев светловолосому мужчине следовать за собой.
Тот повиновался. Хаято нахмурился, когда он прошел мимо них, чувствуя его знакомость, но не понимая, кто же он. Этот мужчина... – Хаято потер голову.
Двое прошли, а напряжение в воздухе осталось. Кагами заговорил первым.
— Глупая женщина, – хмыкнул высокий рыжий парень. – Разве она не знает, что выглядит уродиной с таким взглядом?
— Лучше промолчи, Бакагами, – буркнул Аомине.
— Что ты сказал, Ахомине? – вскинулся Кагами, но успокоился, когда загорелый подросток полностью его проигнорировал. – Не думай о ней, Куроко. Мы ее сделаем. Эй, ты слушаешь?
Куроко не ответил.
Рин выпрямила спину. Она прошла сквозь толпу подростков, чтобы оказаться прямо перед сгорбившимся мальчиком.
— Тецуя-кун, – Рин крайне редко называла людей с суффиксами. Она положила руки ему на плечи. Куроко медленно поднял глаза. – Я лучший юрист в Японии, и этому есть причина. Скажи мне, Тецуя-кун, ты доверяешь Сейдзюро?
Голубоволосый подросток медленно кивнул.
— Тогда ты должен доверять мне. И верить, что мы, – она серьезно посмотрела ему в глаза, – выиграем.
~~
— Встать!
Толпа народа вскочила с мест, поднимаясь, когда вошел судья.
— Поклон!
Все поклонились. Судья вскинул бровь, оглядывая зал, когда проходил к своему месту.
— Многолюдно сегодня, – пробормотал он.
И не просто так он это сказал. Куроко Ибуки, самая властная женщина Японии, самая таинственная, но знаменитая персона, владеющая тремя крупнейшими корпорациями, имеющая влияние на очень и очень многое, была призвана к ответу. Им было интересно, кто посмел бросить вызов Великой Ибуки, и как она будет бороться. Они – это те, кто знал ее как Ибуки. Люди, которые считали ее (или даже его) Акихико или Абэ Мику, не пришли.
Некоторые из присутствующих были шокированы тем, что Куроко Ибуки – женщина.
— Сесть!
Все вновь сели, кроме обвинителя и его поручителя, адвоката и его подзащитной, и жертвы. Акаши и Рин уверенно стояли слева от судьи. Портфель Рин лежал на столе перед ними, уже открытый. Акаши прохладно смотрел вперед, разноцветные глаза были полны решимости и уверенности в себе.
Куроко Ибуки стояла напротив, справа от судьи. Вместо уверенности и самодовольства в ее взгляде были лишь раздражение и злость. Брови нахмурены, руки сжаты. Она чувствовала большее давление, потому что не ожидала такого большого количества людей на своем судебном заседании. Мужчина рядом с ней только провел рукой по золотистым локонам и сверкнул улыбкой в сторону судьи, его портфель также был открыт. Судья лишь приподнял бровь.
Куроко сидел в стороне, на месте жертвы. Подросток нервничал еще больше, чем раньше, голова склонена, плечи опущены. Акаши был дальше от него, чем Ибуки, из-за этого он чувствовал беспокойство. Впрочем, его отец и остальные свидетели не были так уж далеко, так что это слегка облегчало его участь.
Хаято прищурил свои будто бы оранжевые глаза, глядя на буквально сияющего блондина. Он выглядит очень знакомым... И вспомнил. Глаза обычно собранного мужчины расширились, он положил руку на плечо Хару. Отец Куроко дернулся от удивления и повернулся, чтобы вопросительно посмотреть на Хаято. Тот заговорил негромким шипящим голосом.
— Этот мужчина рядом с Ибуки. Я– нет, Рин и я– знаем его. Раньше он был юристом-вундеркиндом, всего девятнадцать, а уже юридическая практика. После выпуска он отправился в Америку, чтобы изучать японские и американские законы одновременно. Хару-сан... он опасен. Лиам Вилтц, крайне успешный адвокат, известный по всей Америке, так же известен и тем, что представлял самых отъявленных убийц невинными овечками. А теперь Ибуки как-то убедила его прилететь в Японию, – Хаято неровно вздохнул. – Если бы он не уехал в Америку, он, вероятно, занял бы наше место и стал лучшим юристом в Японии.
От этих новостей Хару вздрогнул и замер. Его брови поползли вверх. Он стиснул ладони в кулаки и с трудом сглотнул. Я так и знал, – запаниковал Хару, – я знал, что мы не должны были этого делать. Я знал, что она привлекла бы лучшего адвоката. Этот мужчина, скорее всего, представит Тецую психически больным, и тогда– – отец и думать не хотел, что за этим последует. Он нервно покосился в сторону Акаши. – Прошу, Акаши-кун, Рин-сан. Не проиграйте ему.
Судья подождал, пока утихнут шепотки и громко кашлянул. Он был облачен в традиционный японский костюм судьи.
— Доброе утро. Именем префектуры Токио заседание «Япония против Куроко Ибуки» объявляется открытым. Обе стороны готовы? – с началом заседания люди чуть подались вперед.
Рин, занимающаяся юридической практикой более десяти лет, провела рукой по красным волосам и спокойно ответила.
— Обвинение готово, Ваша Честь, – Акаши, никогда не бывший обвинителем на судебном заседании, лишь вскинул брови и постукивал пальцами по столу.
— Защита готова, Ваша Честь, – чирикнул Лиам и усмехнулся. Он положил одну руку на свой портфель и обнадеживающе посмотрел на Ибуки. Кагами от такого взгляда поперхнулся воздухом.
Судья кивнул и последовал дальнейшему протоколу.
— Заседание проходит в открытом режиме. Сторона обвинения начинает, затем слово предоставляется стороне защиты. Готов ли обвинитель предоставить дело на рассмотрение суда присяжных?
Это был сигнал для Акаши. Его мать отрабатывала с ним различные формулировки, указывая, когда он должен будет заговорить. С его феноменальной памятью, красноволосый был в состоянии вспомнить до мельчайших деталей все, что он должен сказать.
Акаши выпрямился и повернулся к присяжным. Прохладный взгляд разноцветных глаз заставил некоторых вздрогнуть.
— Ваша Честь, дамы и господа присяжные, – спокойный голос Акаши эхом разнесся по абсолютно тихому залу.
Куроко, изо всех пытавшийся держать себя в руках, чуть расслабился от звука его голоса. Хаято наблюдал, гордый тем, каким спокойным и собранным был его сын в суде. Любой подросток возраста Акаши заикался бы и запинался, будь он обвинителем. Однако его сын не был обычным подростком. Что ж, его воспитала демоническая женщина, – сухо подумал Хаято.
— Ответчик обвиняется в жестоком обращении с ребенком, Куроко Тецуей, физическом и моральном злоупотреблении, – продолжал Акаши свое выступление перед присяжными, но искоса взглянул на Куроко. Тот не выглядел дрожащим или паникующим. – Материалы заседания покажут, что ответчик подвергал жертву избиениям на протяжении тринадцати лет. В данный момент жертве шестнадцать. Многочисленные раны были неоднократно нанесены жертве. Наряду со многими обвинениями улики, которые я предоставлю, докажут виновность ответчика.
Ропот в зале становился все громче с каждым словом Акаши. Очевидно, все были шокированы тем, что Ибуки обвиняется в избиениях. Судья сердито оглядел зал и призвал присутствующих к порядку.
Между тем Ибуки серьезно нахмурилась от слов, которые выбрал красноволосый. Многие обвинения? В повестке было указано одно обвинение. Лиам, впрочем, не впечатлился. Только Акаши шагнул назад, блондин тут же ринулся в бой.
— Ваша Честь и дамы и господа присяжные: в соответствии с законом мой клиент считается невиновным, пока вина не будет доказана. В ходе этого процесса вы увидите, что против моего клиента нет ни одного настоящего доказательства. Вы придете к осознанию правды: того, что Куроко Ибуки, мать Куроко Тецуи, являлась лишь опорой и поддержкой для психически больного ребенка– – Хару распахнул глаза и едва удержался от того, чтобы ударить блондина за то, что тот назвал его сына психически больным. Акаши тоже выглядел так, будто хотел убить Лиама. – и была незаконно обвинена в злоупотреблении. «Жертва», как Вы выразились, стала жертвой избиений кого-то другого. Таким образом, мой клиент невиновен.
Монолог был, очевидно, отрепетирован, и, так как свидетели со стороны Куроко ожидали хоть какого-то искреннего признания от Ибуки, от слов ее адвоката кровь вскипела. Мурасакибара, сидевший рядом с Хаято, сердито посмотрел на женщину и яростно разорвал напополам мармеладку в виде мишки. Аомине был вынужден пригнуться, чтобы мармелад в него не попал. Остальные из Поколения Чудес внимательно наблюдали за Куроко, не захлестнет ли его паника. Но Куроко просто сидел на своем месте, склонив голову.
— Обвинение может предоставить доказательства.
Акаши вновь выступил вперед, когда Лиам вернулся на место. Хотя на него были направлены все взгляды, лицо Акаши не дрогнуло. Он стоял чуть в стороне, уверенно глядя на присяжных. Кто-то из них сглотнул. На лице подростка мелькнула слабая усмешка.
— Дамы и господа присяжные, – Акаши склонил голову и прищурился. – Сегодня ответчик обвиняется в причинении физических и нравственных страданий Куроко Тецуе. Куроко Ибуки, так называемая мать жертвы, инициировала избиения, когда жертве было три года. Постоянное злоупотребление продолжается в течение тринадцати лет. 0*-**-20** жертве в моем доме был предоставлен приют для излечения. Доказательства подтвердят виновность ответчика.
— У Вас есть какие-либо улики, которые могут быть приняты в качестве доказательств против ответчика? – официально спросил судья.
— Ваша Честь, у меня много улик, которые могут быть представлены в качестве доказательств. Но сначала обвинение вызывает жертву для дачи показаний, – Акаши взглянул на Куроко.
На этих словах Куроко затаил дыхание. Это был сигнал для него; его время. Он попытался поднять голову, но тело будто одеревенело. Это для Акаши-куна и меня самого, – напомнил он себе. – Я же могу это сделать. И только лишь тогда, когда его руку осторожно сжала ладонь судебного пристава, он сумел шевельнуться. Вернее, его тело двигалось само по себе, отдернувшись от руки. Пристав обеспокоенно на него посмотрел, но Куроко только покачал головой и поднялся самостоятельно. Его ноги едва удержали его, но Куроко окреп, встретившись глазами со взглядом Акаши. Строгие красный и желтый глаза смотрели на хрупкого подростка.
После того, как пристав провел его к трибуне для дачи показаний, секретарь спросила его имя и фамилию. Куроко покорно ответил и продиктовал написание. Когда с формальностями было покончено, Акаши было позволено задавать вопросы.
— Куроко Тецуя, – спокойно объявил Акаши. Куроко вздрогнул от того, как красноволосый произнес его имя, и не отводил голубых глаз от Акаши, избегая смотреть на мать. Он буквально чувствовал убийственный взгляд Ибуки и знал, единожды посмотрев на нее, он не сможет больше говорить и двигаться. – Законный сын Куроко Ибуки. Верно ли, что Вы подвергались физическому насилию со стороны Куроко Ибуки практически каждый день?
Куроко сглотнул, нервы были на пределе от все еще ощущаемого взгляда. Голова кружилась, он неважно себя чувствовал.
— Да, – выдохнул он.
Толпа охнула, и снова раздались шепотки. Лицо Ибуки стало красным. Она хлопнула ладонями по столу.
— Он лжет! – крикнула она. – Он неадекватен! Болен! Все, что он говорит, это ложь!
Услышав крик, Куроко вскинул голову. И это было ошибкой, потому что он встретился с яростным взглядом Ибуки. Вдруг бледные пальцы, до того постукивавшие по бедру, замерли. Глаза Куроко стали пустыми, а кожа стала еще бледнее, чем раньше. Приоткрытые губы остались приоткрытыми.
— Тишина! Тишина в зале суда! – скомандовал судья. Это возымело результат, и судья посмотрел на Лиама.
— Держите своего подзащитного под контролем. Вмешиваться обвиняемый не вправе, – адвокат кивнул и шепнул что-то Ибуки.
Жгучий удар на щеке. Куроко отступил назад, в бедро ткнулся стеклянный стол, когда он не сумел удержать равновесие. Ладони прикрывали расцвеченные синяками щеки. Мгновением позже жесткому пинку подверглись ребра. Теперь стекло впивалось в спину, хрупкий подросток упал на стол.
— Работа меня сегодня выбесила, – рыкнула Ибуки. – Тебя вижу, это бесит еще больше.
Большая рука сжалась вокруг горла Куроко, тут же лишая его воздуха. Он задыхался, вцепился в руку, но Ибуки лишь усилила хватку и толкнула его к стене.
Голова Куроко ударилась о стену. Его руки нелепо дернулись, пытаясь за что-нибудь ухватиться, но лишь задели стеклянную вазу. Та разбилась вдребезги.
— Смотри, что ты наделал! – взвизгнула женщина. – Моя любимая ваза! Чертов ребенок! – она топтала ногу Куроко. Подросток вскрикнул, чувствуя, как ломается кость под ее туфлей. – Как ты посмел устраивать бардак в моем доме? Как ты посмел? – Ибуки схватила осколок стекла. – Ты разрушаешь мою жизнь! – гнев затмил ей голову. Никаких разумных мыслей. Не думая, она махнула осколком вниз, намереваясь убить собственного сына.
Куроко, чувствуя, что его жизнь в опасности, собрал все силы, чтобы вскинуть руки и вцепиться в атакующую руку Ибуки. На коже вскрылся порез, и мальчик поморщился, стараясь перебороть мать. Красная жидкость побежала вниз по руке.
— М-мама, – прохрипел он.
Женщина с отвращением посмотрела на жалкого сына. Она выдернула свою руку из его ладоней, глубже порезав его рану. Давление с разумеется-сломанной ноги исчезло. Куроко неглубоко и едва облегченно вздохнул и зажмурился, молясь, чтобы худшее случилось уже поскорее. Ибуки же лишь плюнула ему в лицо и близко наклонилась.
— Слушай, мальчик, – прошипела она. – Хоть кому-нибудь об этом скажешь, я тебя убью. Ты слышишь меня? Я тебя убью.
Голубоволосый тяжело дышал. Неосознанно Куроко потирал руку, где однажды были порезы. Для людей в зале его паника не была очевидна, но Акаши, стоящий близко, это понимал. Он обернулся, когда судья все еще пытался призвать всех к порядку.
— Тецуя, – то, как он это сказал, заставило несчастного подростка поднять голову. – Ты будешь сохранять спокойствие.
Это не была просьба. Это был приказ.
Куроко опустил взгляд на трибуну. Пальцы продолжали двигаться. Приоткрытые губы закрылись. К коже прилила кровь. И медленно его дыхание вернулось в норму. Акаши удалось вытащить его из воспоминаний.
— Вы можете продолжить, – вновь сказал судья, когда порядок был восстановлен.
Акаши едва заметно кивнул.
— Когда началось избиение?
— Когда мне было три года, почти четыре, – последовал тихий ответ.
— Насилие продолжается и по сей день?
— Да.
— Вы видите того, кто Вас избивает, в зале суда?
Куроко сглотнул. Акаши заранее его предупредил, что задаст этот вопрос.
— Д-да. Улики докажут, что жертва опознает ответчика как своего мучителя, – он сказал это формально, как велел красноволосый.
— Вам когда-нибудь требовалась квалифицированная медицинская помощь?
— Из-за некоторых нанесенных травм я должен был быть отправлен в больницу, – выдохнул он. – Но мама этого не хотела. Большей частью о моих ранениях в прошлом заботился мой отец.
Кто-то в толпе пробормотал: «Какая жестокая мать».
— Готовы ли Вы показать свои прошлые раны?
Эта была та часть, которой Куроко боялся больше всего. Хотя Акаши и сказал, что он может отказаться, голубоволосый знал, что больший эффект будет от обратного. Его пальцы сжались.
— Да, – сказал он тихо.
Судья нахмурил брови.
— У стороны защиты есть возражения?
Лиам ответил.
— Возражений нет, Ваша Честь.
— Хорошо. Продолжайте.
Дрожащие тонкие руки коснулись первой пуговицы на рубашке. Куроко расстегнул ее, потом вторую, потом третью. Это был долгий процесс, но вскоре рубашка была расстегнута вся. Он ее снял.
По залу разлетелись громкие вздохи изумления. Хару уткнулся лицом в ладони, не желая видеть своего израненного сына одного. Хаято поморщился. Мидорима стиснул талисман. Акаши безэмоционально наблюдал со стороны, подавив желание ударить ту женщину, что причинила Куроко боль. Ибуки возмущалась молча.
Белые бинты, обмотанные вокруг груди и живота Куроко. Холодный воздух почти покусывал страшно бледную кожу. Желтоватые заживающие синяки показывались на шее Куроко, плечах, выглядывали из-под повязок на груди и животе. Синяки выглядели уродливо, некоторые присутствующие отвели взгляд.
Но это было не самое худшее. Ладно, синяки и повязки, повседневная реальность для Куроко. Но шрамы... Голубоволосый мало-помалу одолевал страх и нерешительность, чтобы показать спину. И когда он это сделал, у многих перехватило дыхание. Кисе уткнулся в плечо Аомине, только бы не видеть страшных ран. Хару, знающий, что они видят, не смел посмотреть на сына.
Уродливые большие шрамы начинались под бинтами и заканчивались на плечах и шее Куроко. Рваные, глубокие, выглядевшие неисцелимыми. Ровно десять линий, пять заканчивались на правом плече и столько же на левом. Шрамы, казалось, не зажили нормально, кожа все еще выглядела воспаленной и была ненормально лиловой. Некоторые шрамы были длиннее остальных, и ни один не выглядел нормально.
Шрамы остались с того дня, когда Ибуки чем-то не угодили в продуктовом магазине. Она пришла домой в приступе ярости и ворвалась в комнату семилетнего Куроко. Там и тогда она обвинила во всем его и выместила свой гнев. Хару тогда не было дома (об этом он сожалел и по сей день), и Ибуки этим воспользовалась. Прежде чем осознать, что она делает, она впилась длинными острыми ногтями в спину Куроко и процарапала раны до самых плеч. Семилетка от болевого шока потерял сознание. После этого Ибуки не приближалась к Куроко в течение недели.
Как напоминание остались старые, незаживающие шрамы – физические и моральные.
Настроение толпы резко изменилось. От шока к жалости. Бормотание было ясно слышно.
— Бедный мальчик...
— Ох, несчастный ребенок; сколько боли.
— Как эта мать посмела...
— Кто-нибудь, прикройте его!
Куроко был поражен такой переменой настроения, пока не осознал:
Он плакал.
Слезы сбегали по щекам потоком. Капали на его дрожащие руки, некоторые проскальзывали меж пальцев и падали на пол. Куроко коснулся одной слезинки, сбитый с толку тем, как он мог плакать, не зная этого. От мысли слез стало только больше, он уже не мог сдерживаться. Слезы все текли и текли, сколько бы он их ни стирал. Наконец, он сдался. Подросток прижал ладони к лицу... и бесшумно разрыдался. Его плечи тряслись, колени дрожали, вот-вот готовые его подвести.
Стресс, беспокойство и страх, наконец, одержали верх.
Ибуки лишь с отвращением наблюдала. Хару вскочил и попытался подобраться к Куроко, только увидев слезы, но судебные приставы остановили его. Отцу пришлось беспомощно смотреть, как плачет его сын.
Судья это заметил. Он нахмурился, глядя на израненного подростка.
— Тишина! Тишина в суде! Защита, у вас есть вопросы?
Лиам, улыбающийся до сего момента, смотрел на шрамы, нанесенные Ибуки.
— Нет... Ваша Честь. Нет вопросов.
— Обвинение, допрос жертвы окончен.
Акаши взял шелковую ткань и принялся снова спокойно одевать измученного подростка. Он ничего не сказал Куроко и не пытался вытереть слезы. Прямо сейчас одеть Куроко было главной задачей. Когда обе руки оказались в рукавах, Акаши быстро застегнул рубашку сверху вниз.
— Ака-Акаши-кун, – выдыхал Куроко сквозь слезы. – Прост–
Извинение было прервано объятием. Лицо Куроко оказалось на плече Акаши. Красноволосому, казалось, было все равно, что слезы промочат его рубашку. Рука прошлась по голубым волосам.
— Тихо, – мягко велел Акаши. – Ты все сделал правильно. Очень хорошо.
Куроко рефлекторно стиснул бывшего капитана в объятии.
— Прост–
И снова прервано.
— Тецуя, – сказал он строго. – Ты все сделал хорошо. Для извинений не время и не место.
— ... Да.
Пристав провел Куроко обратно к его месту, а Акаши распрямил плечи и вернулся на свое. Судья кашлянул. У него никогда не было такого эмоционального заседания.
— Защита может предоставить доказательства.
Лиам активизировался. После весьма убедительного доказательства Акаши ему придется постараться, чтобы защитить Ибуки. И сомнений нет, что Ибуки действительно его избивает, – подумал он сухо, – но раз уж я адвокат, и она мне платит...
— Дамы и господа присяжные, – заговорил он. – Обвинение против моего клиента утверждает, что к ребенку шестнадцати лет применялось физическое и моральное насилие. Жертва назвала моего клиента тем, кто ее избивал. Однако защита утверждает, что жертва психически нездорова. Жертва не отличает правду от лжи. Кроме того, – Лиам взял паузу, – обвинение косвенно сообщило, что мой клиент нанес жертве эти шрамы. Следует ли предположить, что доказательств у обвинения нет? Жертва признала, что никогда не была в медицинских учреждениях! Так откуда же знать, что мой клиент действительно применял насилие?
Американец обвел взглядом коллегию присяжных.
— Сторона защиты вызывает для дачи показаний Акаши Сейдзюро.
Правая бровь Акаши выгнулась. Крайне редко обвинителю приходится быть свидетелем. Тем не менее красноволосый оставался собранным, пока пристав провожал его к трибуне.
— Акаши Сейдзюро, сын лучшего в Японии юриста, верно? – официально спросил Лиам
Акаши взглянул в голубые глаза Лиама.
— Да.
— Как долго Вы знаете Куроко Тецую?
— Пять лет.
Лиам кивнул.
— Каково было Ваше отношение к жертве в то время, когда Вы учились в средней школе?
Красноволосый прекрасно знал, к чему клонит этот американец. Но это не имело значения, ведь Акаши уже запланировал и это.
— Я был его капитаном в первом составе баскетбольной команды средней школы Тейко.
— Многие ученики говорят много интересного о Вас в средней школе. Некоторые упоминают, что Вы постоянно угрожали своей команде. Применяли ли вы жестокость?
Акаши не дрогнул.
— Я обращался с членами команды справедливо. Для их обучения и воспитания я применял только физические упражнения.
И кое-что еще, – мысленно буркнул Аомине. – Я все еще помню, как ты заставил меня надеть то платье из-за того, что я сказал, будто ты выглядишь слабым...
Лиам, отметив, что на вопрос красноволосый не ответил, нажал.
— Гуляли слухи о Ваших жестоких угрозах. Правдивы ли они?
— Я бы никогда не причинил игроку команды боль, кроме как во время тренировки. Тецуя никогда не был ранен моими руками.
Блондин прищурился.
— Вы не ответили на мой вопрос. И о жертве я не говорил ни слова.
Акаши взглянул на него с ледяным спокойствием. В глазах мерцал интеллект.
— Я ответил на него; другой вопрос, был ли ответ прямым или косвенным, но и Ваш вопрос был непрямым. Причинял ли я боль Тецуе или нет, вопросом подразумевалось.
Рин смахнула несуществующую слезинку. Никогда еще она не была так горда сыном. Если бы я только могла отвлечь его от карьеры игрока в сёги и привести в нашу компанию...
Лиам приложил к лицу ладонь, чтобы успокоиться. Когда он убрал руку, на лице расцвела яркая, фальшивая улыбка, он нетерпеливо хрустнул костяшками правой руки.
— У меня больше нет вопросов, Ваша Честь.
— Хорошо. Допрос свидетеля окончен.
Пристав провел Акаши обратно к его месту. Лиам закончил свою речь.
— Обвинение ложно предполагает, что мой клиент является агрессором. Настоящих доказательств нет, – он вернулся на место.
Пришел черед Рин. Она обернулась к присяжным.
— Сторона защиты закончила с представлением доказательств. Сторона обвинения настаивает на том, что Куроко Ибуки применяла физическое и нравственное насилие. Ответчик отрицает причинение жертве повреждений и провозглашает себя невиновным на основе заявления, что жертва психически нездорова. Однако, если жертва действительно психически больна, почему она не получала лечения? Почему она не в медицинском учреждении? Почему она никогда не была в медицинских учреждениях? И, что еще более важно, почему жертва не обследована и не признана психически больной в официальном порядке? Получала ли она лечение или же нет? – женщина взяла паузу, чтобы присяжные обдумали ее слова. – Из допроса жертвы вы видели, что у нее нет проблем с речью или движением. В чем проявляется психическое заболевание?
Ибуки стиснула зубы и сжала руки в кулаки. От Акаши Рин ничего меньше и не ожидалось.
— Сторона защиты утверждает, что нет настоящих доказательств, чтобы признать Куроко Ибуки как агрессора. Однако у меня есть несколько улик, которые говорят об обратном. Ваша Честь, у меня есть записи о предыдущих физических атаках со стороны ответчика, я хотела бы, чтобы они были рассмотрены как доказательство. Данные указывают на многочисленные обвинения в публичном избиении.
Лиам хлопнул рукой по столу.
— Возражение; это личные записи, доступа к которым быть не могло. Защита не была предупреждена.
— Возражение отклоняется. Улики стороны обвинения должны быть проверены.
Блондин стиснул зубы.
Отчеты об Ибуки были переданы приставу, который отдал их судье. Тот просмотрел их.
— Улика номер один была принята как доказательство, – Рин усмехнулась. Отчеты были переданы секретарю, та наклеила на них специальный стикер.
— В протоколах также говорится, что ответчик множество раз призывался в суд за избиения. Слишком много схожего, чтобы расценить все как совпадение. Я хотела бы, чтобы присяжные обдумали это.
Судья подождал, пока Рин закончит, прежде чем заговорить.
— Сторона защиты может предоставить свое второе доказательство.
— Защита вызывает для допроса секретаря корпорации Ибуки.
Пристав провел мужчину к трибуне. Секретарь записала его имя и фамилию.
— Где Вы работаете, Кио-сан? – Лиам подошел к трибуне и светло улыбнулся.
Мужчина нервно огляделся и облизнул губы, когда увидел Ибуки.
— В-в Токио, в корпорации Ибуки, которой владеет Куроко Ибуки.
— В чем заключается Ваша работа?
— Я-я забочусь о документах К-Куроко-сан и организую их хранение на главном сервере.
— Скажите мне, Кио-сан, были ли попытки доступа к серверу?
— Да, – мужчина сглотнул. – Было множество попыток получения доступа к файлам Куроко-сан. Но скопирована была только половина информации.
Лиам покосился на присяжных, чтобы удостовериться, что они слушают.
— Как бы Вы это назвали, Кио-сан?
— Я-я назвал бы это взломом.
— Вы знаете, кто пытался взломать систему защиты?
Секретарь попытался вспомнить инициалы.
— Кажется, адрес заканчивался буквами АКХ. Многие из наших сотрудников считают, что это означает «Акаши Хаято».
Хаято напрягся. Черт, эта линия должна была быть приватной.
— Итак, юрист попытался взломать систему защиты. Был ли у него разрешенный доступ?
— Н-нет, я так не думаю. Ю-юрист не имеет права получать доступ к каким бы то ни было файлам, если это не в рамках официального дела.
— Когда была взломана система безопасности?
— Несколько недель назад. Прежде чем дело стало официальным.
Лиам усмехнулся. Если он не может полностью отрицать вину Ибуки как агрессора, следует убедить присяжных, что Акаши Рин и Акаши Хаято добывали свои доказательства незаконно.
— У меня больше нет вопросов, Ваша Честь.
Секретарь облегченно выдохнул.
— Хорошо. У стороны защиты есть вопросы?
Рин произнесла сквозь сжатые зубы.
— Вопросов нет, Ваша Честь.
— Допрос свидетеля окончен.
Сразу после ухода секретаря Лиам вызвал еще одного свидетеля.
— Защита вызывает для допроса Суи Айко, – офицер-женщина подошла к трибуне. Рин тут же ее узнала. – Айко-сан, как отношения связывают Вас и Акаши Рин?
— Мы друзья, – ответила она. – Близкие друзья.
— Близкие? А, офицер, Вы когда-нибудь пользовались своим служебным положением, чтобы стать... ближе с Акаши Рин? – офицер широко распахнула глаза. Лиам нажал: – Например, называя ей пароли для доступа к файлам моего клиента?
Женщина поджала губы.
— ... Да, я признаю это. Я давала ей коды доступа к файлам.
Лиам, будто удивленный, вскинул брови.
— Ясно. У меня больше нет вопросов, Ваша Честь.
— У стороны обвинения есть вопросы?
— Есть, Ваша Честь, – Рин почти вплотную приблизилась к трибуне. – Офицер, давало ли полицейское управление мне, Акаши Рин, разрешение просматривать файлы, полученные от Вас?
Айко моргнула.
— Да.
— Можно ли расценить тот факт, что Вы дали мне коды доступа, как разрешение от полицейского управления, поскольку Вы являетесь его служащей?
— Наверное... в какой-то степени.
— Вопросов нет.
Офицер была отпущена. Она тоже выглядела по этому поводу весьма обрадованной. Да и кто бы не выглядел, будь он свидетелем перед лучшей юристкой Японии и самой влиятельной женщиной в Японии.
Пришел черед Акаши говорить. Рин полностью открыла портфель, чтобы передать сыну улики. Они собирались представить второе и третье доказательства. Он шагнул вперед.
— Ваша Честь, у меня есть несколько фотографий и аудиозапись на пленке, которые должны быть рассмотрены как доказательства. Я прошу о том, чтобы запись была прослушана публично. Однако я хотел бы, чтобы фотографии рассматривались в закрытом режиме заседания.
Почти все знали, что Акаши ни о чем не «просит». Он прямо или косвенно требует. В конце концов, Акаши всегда добивались своего.
Судья кивнул, и один из офицеров передал ему доказательства. Он просмотрел фотографии и побледнел. Они были слишком красочными для публичного представления, теперь судья понимал, почему Акаши хотел закрытого режима. Судье даже пришлось быстро отдать фотографии секретарю, потому что он не мог на них смотреть.
— Три фотографии принимаются в качестве доказательств. Это улика номер два.
Ибуки покраснела. Она не знала, что именно на фотографиях, но очевидно ничего для нее хорошего.
— Это может быть монтаж! – крикнула она. – Да что Вы за судья? Фотографии могут быть фальшивыми! Они не могут быть использованы как доказательство.
— Последнее предупреждение. Держите своего клиента под контролем, – предупредил судья. Лиам закрыл лицо руками. – Офицер, включите запись, пожалуйста.
Кассета была поставлена в магнитофон, а громкость прибавлена, чтобы слышать могли все. Люди подались вперед, всем было любопытно, что же такое хочет продемонстрировать обвинение. То, что они услышали, было неожиданно; громкий голос Ибуки звенел, отражаясь от стен зала.
— Я не причиняю ему боль. Я его дрессирую.
— Что Вы под этим подразумеваете? Дрессируете? Он не собака, – голос Рин.
— Я хотела наследника. Хотела. Я проделала весь свой путь с самых низов, и вот она я, самая неприкосновенная женщина в Японии, владелица трех крупнейших корпораций. Я богата, я влиятельна, и я пугающа! Это больше, чем я могла хотеть, может подумать кто-то. Но я хочу большего. Я хочу, чтобы мое имя жило. Все должны знать о моем имени – нет, не имени. О моем существовании. Единственный вариант – наследник. Это единственная причина, почему я вышла замуж за Хару! Чтобы завести ребенка; ребенка, который будет меня слушаться.
Хару дрожащей рукой прикрыл рот на этих словах. Ибуки все еще не отошла от шока. Она не знала, что Хаято тогда записывал.
— Но не получилось. Ребенок, которого я родила, стал таким же, как его отец. Он мягкотелый, у него отвратительные моральные принципы, он не слушается меня. И, как я и сказала им, он издевается надо мной.
Куроко, не желающий больше слышать резкие слова, зажал уши и уткнулся лицом в колени. Он зажмурился, чтобы остановить непрошеные слезы.
— То, как он смотрит на меня своими пустыми глазами, говорит, что он не воспринимает меня всерьез. Я ничего не могу от него получить. Единственный способ заставить его слушаться, подчиняться, бояться меня это сломить его.
— Сломить... его? – это был голос Аомине.
— Сломленный человек будет слушаться только того, кто его сломил. День за днем я ломала его все больше. Он боялся меня, лгал всем, кроме меня. О, это было чудесно; действительно чудесно. Но вы– вы все испортили. Лечили и лечили его; это бесполезно! Чем больше вы делаете, тем больше я буду стараться его сломить. Он мой, и он станет моим преемником. Он не будет ничем, лишь моим созданием, и вы меня не остановите! – последние слова прозвучали визгом, так что громкость пришлось убавить, потому что люди в зале съежились от пронзительного голоса.
Губы Акаши слегка изогнулись в улыбке. Ужасающиеся шепотки в зале его радовали. И вот пришло время подтвердить обвинение. Он скользнул взглядом по Поколению Чудес, Кагами, Хару и остальным. Они кивнули в ответ.
— Обвинение вызывает для дачи показаний всех заявленных свидетелей.
Судья удовлетворил запрос. Один за другим все свидетели подходили к трибуне и говорили четко и ясно:
— Как минимум дважды в неделю Куроко приходил на баскетбольные тренировки в школе Сейрин травмированным. Большую часть времени он хромал. Всего несколько недель назад его мать появилась на затянувшейся тренировке. Она отчего-то вышла из себя, и Куроко, без сомнения, боялся ее. – Кагами.
— Как отец Сейдзюро, я достаточно хорошо знаю его друзей. Однако Куроко Тецуя всегда был изолирован. Я узнал о травмах позже. Запись, прослушанная несколько минут назад, была записана мной. Куроко Ибуки – единственная психически нездоровая. – Хаято.
— Куроко всегда вызывал беспокойство, но его травмы были важнее. В моей семье есть врачи. Со времен средней школы я был вынужден перебинтовывать и обрабатывать его раны, по крайней мере, несколько раз. Причиной им всегда была Куроко Ибуки. – Мидорима.
— Куро-чину всегда больно, и это из-за его злой матери. Однажды нога Куро-чина была перебинтована, потому что сломана ударами туфли. Куро-чин не говорил, что это его мать, но след на его ноге был от туфли с высоким каблуком. На следующий день я видел туфли его матери, и они были такими же. Но Куро-чин даже от шоколадки отказался... – Мурасакибара.
— Тецу часто пропускал тренировки в средней школе. Не потому, что он ленивый. А потому, что его травмы были настолько тяжелыми, что он должен был посетить больницу. Но он всегда отказывался, говорил что-то вроде, что ему мать не разрешает. А почему нет? Разве у нее, с ее-то статусом, нет медицинской страховки? – Аомине.
— У Куроко-чи иногда бывали действительно глубокие раны, Мидориме-чи приходилось их обрабатывать не раз! Это было ужасно, и иногда Куроко-чи плакал. Я однажды встретил мать Куроко-чи, она тогда разозлилась, что он задержался на тренировке по баскетболу. А на следующий день Куроко-чи пришел на тренировку израненный! Разве это не странно? – Кисе.
— Я часто навещала Тецу-куна, когда он был маленьким. Но внезапно пришлось прекратить, по неизвестным причинам. Теперь я знаю причину, и я жалею, что не могла помочь раньше. Я видела фотографии; они ужасны, и очевидно, что Ибуки жестоко обращается с этим ребенком. – Кэтрин.
— Тецу –кун хороший мальчик. Он не заслуживает такой травмы в жизни. Я тоже видел фотографии, и вы осведомлены о ранах на теле Тецу-куна. Это нечто, что нельзя больше скрывать, и лгать об этом тоже нельзя. – Хироши.
— Тецу-кун всегда был светлым ребенком. Тогда, пусть даже его лицо спокойно, он был счастлив, это было видно. Но теперь, тринадцать лет спустя, его глаза больше не сияют. Это... было уничтожено – Дзюн.
— Я отец Тецуи и муж Куроко Ибуки. Почти каждый день я видел, как избивают моего сына. Я очень хотел бы об этом забыть. Я не знаю, сколько раз я ранился сам, пытаясь защитить своего сына. Страх о том, кто получит опеку, останавливал меня при мысли о разводе. Через такое... не должен пройти ребенок– и вообще никто; травма и боль. Это ужасно, и я отчаянно желаю, чтобы мой сын больше не испытывал того, чего не заслуживает. Поэтому, прошу... помогите моему сыну. – Хару.
Хару выпрямился из поклона и, спотыкаясь, сошел с трибуны. Куроко тоже встал со своего места, чтобы помочь отцу вернуться на его место. Подростка крепко обняли.
Лиам выглядел бледным, против него никогда не было столько свидетелей. Так вот она какая, сила семьи Акаши, – он взглянул на усмехающегося красноволосого подростка. – Этот мальчик; он не так прост.
Рин шагнула вперед.
— Этого более чем достаточно для доказательства вины обвиняемого, – она посмотрела на нервничающих присяжных. – Если же этого все еще недостаточно, есть еще одно доказательство, которое я представлю, чтобы доказать, что обвиняемый – агрессор в отношении Куроко Тецуи.
— Куроко Ибуки – нелегальная иммигрантка в Японии.  

6311 слов