Kuroko no Basuke/Предательство в чистом виде.

Глава 23

  Первым, что Куроко почувствовал, когда очнулся, было– ничего? Тело полностью онемело. Чего, впрочем, нельзя было сказать об эмоциях. Смятение, страх, предательство, удивление: и выразить их он не мог. Странно было ощущать такой вихрь чувств в то время, как тело не чувствовалось совсем. Разве он не должен что-то чувствовать? Неужели физические прикосновения ему привиделись? Он придумал всю ту агонию?
Где– он был? Почему он не мог открыть глаза? Кстати об этом, звук бип... бип... бип... где-то рядом едва не резал чувствительный слух. Что это?
— Его сердцебиение возвращается в норму, дыхание стало глубже. Хм?
Тихий голос. Низкий, профессиональный– что?
Эхо тяжелых шагов. Пропало через несколько секунд. Звук тихо закрывшейся двери.
Куроко медленно открыл глаза. Мягкий белый свет поприветствовал его. Он прищурился, потому что, каким бы тусклым ни был свет, голубым глазам было много. Медленно, очень медленно повернув голову, он осмотрелся. Небольшое окно, маленький стул, на котором поместился бы лишь ребенок, медицинские плакаты на бежевых стенах и две вазы с цветами, а в записках его имя: Куроко Тецуе.
Он повернул голову в другую сторону и увидел медицинский монитор, источник непрекращающегося писка. Рядом с постелью был компьютер и собственно второй монитор для вывода данных. Он посмотрел на левую руку и закрыл глаза, увидев капельницу. Иголки были тем, что ему определенно не нравилось. Не из-за боли – ее Куроко привык терпеть, а из-за простой мысли, что какая-то толстая иголка проткнула его кожу. А с капельницей ситуация еще хуже, некая жидкость вливалась в его тело.
Я в больнице?
Голубоволосый открыл глаза и поднял голову. Его взгляд встретился с парой золотисто-карих глаз. Их обладателя Куроко совсем не заметил.
Там сидел Кисе, шокированный и бледный, обветренные губы приоткрыты, он не знал, что делать. Светлые волосы ужасно растрепаны от сна в неудобной позе в большом кресле. Неподходящие для модели черные круги залегли под глазами. Он очнулся от беспокойного сна при звуке слабого шевеления на больничной койке. Похоже, проснуться, а не попытаться заснуть снова, было правильным решением, ведь теперь Куроко поздоровается с ним первым.
— К-Куроко-чи? – хрипнул он, а потом кашлянул пересохшим горлом.
Куроко моргнул на своей подушке.
— Кисе... -кун?
— Куроко-чи! – почти крикнул Кисе и вскочил со стула. Куроко вздрогнул от звука. Аомине, которого голубоволосый подросток заметил только что, распахнул глаза от звука имени и изумленно огляделся. Когда его взгляд наткнулся на Куроко, темно-синие брови взлетели вверх.
И после этого Куроко осознал, что здесь почти все. Поколение Чудес, Кагами и его отец. Они все располагались в комнате; двое на небольшом диване, один на полу, один сидел у стены, один на кресле и двое на удобных стульях.
Кисе метнулся к постели Куроко и склонился над травмированным мальчиком.
— Ты в порядке, Куроко-чи? Нет, тупой вопрос, конечно, не в порядке! Ну, болит что-нибудь? Хару-сан попросил врачей дать тебе мно-о-ого обезболивающих, но я не уверен, действуют ли они. Чувствуешь онемение? Думаю, должен. Если нет, я могу-
Аомине нежно отвесил Кисе слабый подзатыльник.
— Дай ему пространства. Эй, Тецу, так у тебя что-нибудь болит?
У Куроко закружилась голова от множества вопросов. Вот почему у меня все онемело.
— Я– нормально, – попытался сказать Куроко, удивляясь, почему его горло настолько сухое и шершавое. – Почему я здесь?
Двое склонили головы в унисон.
— То есть, ты не помнишь? – спросил Аомине.
— Чт– ты знаешь моё имя, правда, Куроко-чи? Как меня полностью зовут?
Откуда-то раздался громкий зевок. Три головы повернулись, чтобы посмотреть. Это был Мурасакибара, растянувшийся на диване, совсем не подходящем его росту. Он сонно потер глаза.
— Э-э, что происходит, Кисе-чин? Мине-чин? – фиолетововолосый потер глаз слова – и у него были темные круги, – прежде чем открыть глаза и посмотреть вокруг. Когда он посмотрел на очнувшегося Куроко, его лицо просияло.
— Куро-чин?
— Мурасакибара, ложись спать. Вчера ты спал всего час, – буркнул Мидорима и вздохнул оттого, что его и без того не комфортный отдых прерван. Однажды проснувшись, уснуть он больше не мог.
— Но, Мидо-чин, – начал Мурасакибара.
— Сегодня твоя очередь питаться ужасной больничной едой, так что отдохни, – прервал Мидорима, провел рукой по лицу и похлопал по столику рядом, чтобы взять очки. Надев их, он четко увидел Куроко и замер.
— ... Куроко?
— Заткнитесь все, – рыкнул Кагами и сел на диване. – Серьезно, я спать хочу–
— Куроко-чи очнулся!
— Что? – он обернулся к молчащему голубоволосому. – Он очнулся! Почему вы меня не разбудили раньше?
Следующим от шума проснулся Хару. Он прижал ладони к лицу и вздохнул.
— Мальчики, тише, пожалуйста. Я понимаю, что тут неудобно, но...
— Но ведь Куро-чин очнулся~
— Да-да, Мурасакибара-кун, но– Что ты сказал?
— Ваш сын очнулся, Хару-сан.
Хару уронил руки на колени и вскинул взгляд к больничной койке. Он смотрел на своего драгоценного сына.
— Тецуя, – шепнул он. Слезы навернулись на его глаза. – Тецуя!
Вдруг Куроко оказался обнят руками отца. Это было нежное объятие, с осторожностью из-за травм и подсоединенной капельницы.
— Слава тебе, Господи, – всхлипнул Хару, уткнувшись лицом в волосы сына. – Я так волновался– о, Боже, спасибо тебе.
— Папа, – слабо сказал мальчик и погладил отца по спине правой рукой, в которой не было капельницы. – Прости, что заставил волноваться.
Отец отстранился.
— Тебе больно? Я сказал врачам, чтобы ты ничего не чувствовал, когда очнешься, – осознание проступило на его лице. – Ах! Надо сообщить врачу!
— Я уже это сделал, – сказал Мидорима, нажав на кнопку на мониторе. В этот момент Кагами, Мурасакибара, Аомине, Кисе и сам зеленоволосый столпились справа от постели Куроко, а Хару был слева. – Врач не говорил, можно ли тебе есть или пить, но я не советую.
— Но я хочу поделиться сладостями с Куро-чином!
— Позже, Мурасакибара.
— Ты реально заставил нас поволноваться, – проговорил Аомине. – И спать на этих стульях было просто ужасно.
Кагами добавил.
— Но ты хотя бы в порядке. Я сказал Сейрин о твоем состоянии. Не уверен, надо ли было говорить, почему ты в больнице, так что я соврал. Они прислали цветы.
Куроко посмотрел на отца и самую малость нахмурился. Хару разгладил морщинку между его бровей и поцеловал бледного мальчика в лоб.
— Что такое?
— А какое у меня, – Куроко не решался, – состояние? Почему я здесь?
Мидорима нахмурился и слегка коснулся его лба. Голубоволосый вздрогнул.
— О сотрясении или амнезии речи не было.
— Ты не помнишь, Куроко-чи? И-Ибуки–
Имя заставило его вспомнить. О да, он вспомнил. Воспоминания и крики захлестнули его мысли. Буквально затопили; он почти чувствовал ту мучительную боль, что помнил. Оскорбления, удары, пинки, угрозы: Куроко коснулся пальцами шеи, где руки его матери сжимались далеко не раз. Он помнил ровно до момента, когда Ибуки вытащила нож. Дальше только пустота.
— Понятно, – прошептал он. – Но я... я жив.
— Конечно, ты жив, – с силой сказал Хару. Он положил ладони на щеки сына. – Ты перестал бороться с Ибуки, зная, что умрешь? Перестал, Тецуя? Просто сдался? Прошу– не говори мне этого.
Куроко не ответил. И от последующих вопросов его спас стук в дверь и вошедший врач.
— Вижу, Вы очнулись, – поприветствовал он. – Я доктор Хидеёши. Вы были под моим наблюдением в течение последних трех дней.
Трех дней?
Доктор наклонился и приложил два пальца к запястью Куроко.
— Ваш пульс на мониторе в пределах нормы. Я просто проверяю, чтобы быть уверенным, – другую руку он положил Куроко на лоб. – Температура тоже в норме, как и уровень кислорода в крови. Что-нибудь болит?
— Нет, – выдохнул он.
— Хорошо. Со всеми анестетиками, что Вы получили, я надеюсь, Вы чувствуете только онемение. Вы голодны?
Честно говоря, есть Куроко не хотел. Он это озвучил.
Все возражали.
— Ты должен поесть, Куроко-чи!
Врач улыбнулся.
— У Вас хорошие друзья. Позже я попрошу кого-нибудь из персонала принести Вам немного хлеба, хорошо? – Куроко неохотно кивнул. – Я хочу проверить Ваше кровяное давление, а затем посмотреть, не нужно ли сменить некоторые повязки. В течение часа придет человек, он проведет несколько тестов, чтобы убедиться, что Вы не потеряли память.
Пока доктор оборачивал его правую руку манжетой тонометра, Куроко тихо спросил.
— Какое у меня состояние?
— А, Вам не сказали?
— Я думаю, Вы можете объяснить все лучше, доктор, – Хару сжал губы.
— Хм, ну, грубо говоря, – доктор Хидеёши повернулся к монитору, а манжета стала сжимать руку Куроко. – Вы могли умереть, – в воздухе палаты едва не звенело напряжение. – Ваши раны и информация, полученная от офицеров, обследовавших место, говорят, что Вы защищались – что Вы сопротивлялись нападению. Если бы Вы не боролись... – он поджал губы. – В первый день Ваши травмы были куда серьезнее. Вы впали в кому через полтора часа после того, как Вас сюда привезли. Обработать мелкие царапины не составило труда, но были две раны, внушавшие нам опасение.
Врач наклонился и слегка коснулся правого плеча Куроко.
— Отсюда, – потом притронулся к животу Куроко, – досюда, большая рана, нанесенная лезвием. И отсюда, – он провел пальцем от левой ключицы Куроко по груди, – досюда тоже была глубокая рана от лезвия. Из-за нее едва не оказалось пробито легкое, и Вам повезло, что сердце не задето. Жизненно важные органы не повреждены. Мы смогли стянуть и зашить обе раны.
Он вздохнул и постучал пальцем по своей руке.
— Относительно костей; ни одна кость рук или ладоней не сломана, и растяжений тоже нет. Однако у Вас сломаны три ребра и нога. Некоторое время Вам придется пользоваться костылями, если в ближайшее время Ваc выпишут. Сотрясения мозга или других физических его повреждений нет. Шрамы от ран, нанесенных лезвием, останутся.
Куроко закрыл глаза. Будет на теле еще одно напоминание о том, что с ним сделала мать.
— Несколько синяков от ушибов уже проявились на Вашем теле, но мы прикладывали лед, чтобы смягчить их. Ваша голова была серьезно повреждена внешне от ударов о кирпичную стену, как указано в отчетах полиции. Наложения швов не потребовалось, но то, что у Вас нет сотрясения, просто чудо, – врач медленно расстегнул его больничную рубашку, чтобы быстро осмотреть многочисленные повязки. – Ваши повязки выглядят нормально. Через несколько часов я пришлю кого-нибудь проверить, не изменилась ли ситуация.
Рубашка была застегнута снова, и одеяло вернулось на грудь Куроко. Хидеёши выпрямился и улыбнулся.
— У Вас есть еще вопросы относительно Вашего состояния?
— Как, – подросток замолчал, но тут же продолжил, – как я тут оказался? Мама, что–
— Я полагаю, ответить на эти вопросы забота Ваших друзей или отца, – врач снова проверил кровяное давление, прежде чем снять манжету с руки своего пациента и стянуть перчатки. – Вроде бы все нормально. Если Вам что-то понадобится, нажмите вот эту кнопку. В течение часа кто-нибудь придет провести тесты, и вскоре Вам принесут поесть, – Хидеёши тихо ушел и негромко закрыл дверь.
И тишина в палате. Куроко смотрел на свои руки. Он был в коме... в течение трех дней. Действительность просто не укладывалась у него в голове.
— Куро-чин, – начал Мурасакибара.
— Как я здесь оказался? – тихо спросил он.
Аомине скрестил руки.
— Акаши. Я не знаю, как, но он понял, что Ибуки тебя нашла. Он позвонил нам всем. Потом мы нашли тебя без сознания у него на руках.
Акаши-кун, – спокойные глаза Куроко расширились. Как он мог забыть? Как он мог забыть одного-единственного человека, которого должен благодарить и перед которым должен больше всего извиняться? Был ли здесь его бывший капитан? Он заглянул за спины Поколению Чудес, чтобы посмотреть, нет ли там красноволосого, но не увидел.
— Акаши-кун...
— Я здесь.
Шесть голов обернулись к Акаши. Он единственный сидел на полу, прислонившись спиной к стене, удобно спрятавшись в углу. Его разноцветные глаза спокойно смотрели на бывших сокомандников. В отличие от других, под его глазами мешков и кругов не было, но это не означало, что он спал больше. Вообще-то, если спросить у Поколения Чудес, они, наверное, скажут, что он спал меньше, чем любой из них.
И честно говоря, Акаши проснулся первым. Его сон всегда был неглубоким, поэтому его разбудил звук шевеления на кровати. Кисе проснулся почти сразу после него, а за ним и остальные. Акаши решил позволить им побыть с Куроко и ждал, подтянув одно колено к груди и устроив на нем руку. До последних нескольких секунд он не издал и звука.
— Акаши-кун, – позвал Куроко снова и попытался сесть, но боль в теле вежливо посоветовала этого не делать.
— Ложись обратно, – резко велел Акаши. Куроко подчинился. Бывший капитан изящно поднялся и строго оглядел людей, окружающих Куроко.
— Я хочу, чтобы вы все вышли на несколько минут.
Большинство возражало.
— Но Акаши-чи!
— Ака-чин, – нахмурился Мурасакибара.
— Но Тецу только что очнулся.
— Я хочу, – повторил Акаши, – чтобы вы все вышли на несколько минут.
Во второй раз спорить никто не осмелился. Даже Хару, снова поцеловав Куроко в лоб, сдержанно кивнул Акаши и вышел. Впрочем, Мурасакибара обиделся, но лицо осветилось счастьем, когда Акаши дал ему пачку чипсов со вкусом чили и лимона.
Кагами вышел последним. Он очень постарался хлопнуть дверью чуть громче, чем было необходимо.
Акаши слегка покачал головой и приблизился к Куроко. Он не обратил внимания ни на бинты, ни на капельницу, лишь наклонился и прикоснулся к лицу бледного мальчика. Его лицо приблизилось к Куроко.
— Что-то болит? – задал Акаши не раз звучавший вопрос. – Не лги.
— Мое тело действительно онемело, Акаши-кун, – Куроко не возражал против холодных рук Акаши. Он прислонился щекой к одной ладони и вздохнул.
— Акаши-кун, я–
— Если с твоего языка собирается сорваться извинение, молчи, – свободной рукой красноволосый провел по ключице Куроко. – Тебе не за что извиняться.
Куроко попытался нахмуриться, зная, что бы он ни сказал, мнения Акаши это не изменит.
— Тогда спаси–
Тонкий палец прикоснулся к его потрескавшимся губам.
— Благодарности это тоже касается.
Распасовщик коснулся руки Акаши своей правой и, наконец, нахмурился. Акаши вскинул бровь, изумленный непослушанием. Когда Куроко не заговорил, это сделал Акаши.
— Если кто-то должен извиняться, это буду я.
Куроко запротестовал.
— Ты точно не должен извиняться, Акаши-кун. Это была моя вина... – его голос дрогнул от мрачного взгляда Акаши.
— Под моей заботой ты был травмирован, – сухо сказал он. – Сильно. Ибуки, никем другим. Я не должен был позволять тебе идти одному в тот день.
— Мама непредсказуема, – защищался Куроко. – Ты не мог знать, нападет она на меня или нет. Было всего четыре минуты.
Акаши чувствовал, что его руку стиснули, и вопросительно посмотрел на голубоволосого.
— Я Акаши Сейдзюро. Я должен знать о движениях моего противника, особенно это касается твоей матери, – тон его голоса ясно велел Куроко больше не спорить.
Куроко мысленно вздохнул и повернул голову, но, увидев капельницу, тут же отвернулся снова. Ладонь Акаши по-прежнему была на его щеке, а другая – в руках.
— Что будет с мамой?
— Офицеры полиции прибыли на место вместе с медицинскими работниками, – ответил Акаши. – Тот небольшой урон, что я ей нанес, был излечен за день, и на следующий день ее обвинили в покушении на убийство. Вина была доказана.
Дыхание Куроко перехватило от шока. Его мать? Признана виновной? Такое возможно? Что случилось с ее адвокатом?
— Это значит...?
— Ее заявление не было обнародовано, поскольку она запросила закрытое заседание. Моя мать была прокурором. Отец – ее поручителем. Я был призван только в качестве свидетеля, – Акаши отпустил Куроко на секунду, чтобы взять стул и поставить рядом с постелью. Он сел и снова протянул ладони к Куроко. – Впрочем, я знаю, что большую часть жизни она проведет в тюрьме. Потому что, поскольку объектом покушения стал ты, обвинение в избиениях было полностью подтверждено, и в том деле она так же была признана виновной. Ее адвокат ничего не мог сделать, кроме как позволить ей признать вину в покушении на убийство.
Выглядящий безэмоциональным подросток лежал, как и раньше, поскольку двигаться не мог из-за капельницы, и медленно пытался все осознать. Его мать проиграла. Его мать, самая властная и влиятельная женщина в Японии, проиграла. Не сон ли это?
— Все кончилось? – шепнул Куроко.
— Да. Все кончилось.
— Все... закончилось.
— Да.
— Кончилось.
Акаши наклонился вперед, ближе к лицу Куроко, и провел ладонью по голубым волосам. Губы красноволосого нашли губы шокированного подростка.
— Да, Тецуя. Все закончилось.
Голубые глаза смотрели в красный и желтый. В голубых собрались блестящие капли, а бледные пальцы Акаши стерли их, прежде чем слезы могли бы пролиться.
— Все завершено, Тецуя, – он наклонился, чтобы произнести в ухо своему партнеру. – Твой отец уже подал документы на развод, и моя мать скоро его оформит. Также он ищет дом для переезда, – Акаши вновь его поцеловал. – Твоя жизнь начнется снова.
Куроко мог лишь отвечать на еще один невинный поцелуй.
Их прервал стук в дверь. В палату заглянула голова Кисе.
— Эм, Акаши-чи? Можно- можно мы войдем? – он ойкнул и снова спрятался, ожидая, что из ниоткуда просвистит пара ножниц и поразит его прекрасный лоб. Но, что удивительно, этого не случилось.
Глаза Акаши сверкнули мрачным удовольствием от реакции Кисе.
— Да, вы можете войти.
— Эм, но Мурасаки-чи только что привел Химуро-сана. Он тоже хочет войти.
— Названый брат Тайги и моя мать? Будет многолюдно.
— Доктор сказал, состояние Куроко-чи стабильно, и он разрешает до одиннадцати посетителей одновременно, а максимум тринадцать.
Капитан потер переносицу.
— Пусть войдут.
Внезапно дверь распахнулась, и в палату ввалилось множество высоких людей. Первым был Кагами, потом Мидорима, Кисе, Аомине, Хару, Рин и последний Мурасакибара, тянущий знакомого подростка, которого Куроко встречал всего дважды: Химуро Тацуя, названый старший брат Кагами.
— Химуро-сан, – слабо поздоровался Куроко. Это максимум, на что он был способен.
— Привет, – Тацуя вежливо ему улыбнулся, помня только одну встречу с Куроко вместо двух.
— Он очнулся, и никто мне не сообщил? – требовательно поинтересовалась Рин, подходя к пострадавшему мальчику. – Скажи мне, Тецуя-кун, что-нибудь болит? Мой сын тебе что-то сделал? Он может быть нахалом, я знаю.
— Я помню, как множество раз ты защищала меня, говорила, что я не могу быть нахалом, потому что ты меня воспитала, мама, – парировал Акаши.
— Не припоминаю за собой такого.
Куроко моргнул.
— Я в порядке, спасибо, Рин-сан.
— Муро-чин, – «шепнул» Мурасакибара. Услышали все. – У меня чипсы кончились, – он съел уже всю пачку, которую ему дал Акаши.
— Я уже сказал, я не буду тратить деньги, чтобы покупать тебе чипсы.
— Но Муро-чин... они кончились.
Тацуя упрямо смотрел в сторону.
— Муро-чин... Муро-чин... Муро-чи-и-ин, у меня чипсы кончились... Муро-чин!
— Ладно! – Тацуя сунул руку в карман и вытащил девяносто три йены. Потом схватил большую ладонь Мурасакибары и вложил в нее монеты. – В конце коридора торговый автомат. Можешь купить одну пачку.
У Мурасакибары блеснули глаза.
— Ага~ – он почти выбежал из палаты.
— Ацуши?
Фиолетововолосый замер на пороге и обернулся посмотреть на бывшего капитана.
— Ака-чин?
— Что надо сказать?
Мурасакибара по-детски нахмурился.
— А, спасибо, Муро-чин~! – и вышел.
Аомине покачал головой. Мидорима, привыкший к подобным выходкам, поправил очки. Кагами вскинул свои необычные брови, удивленный тем, что кто-то действительно довел его названного брата и друга детства. Но внимание рыжего было тут же привлечено сцепленными руками Куроко и Акаши.
— Серьезно, что за отношения между вами? Вы так и не ответили на вопрос Кисе.
— А? – Кисе вскинул голову от звука своего имени. – Ой! Да, Акаши-чи! Куроко-чи! Вы так и не ответили на мой вопрос! – он взволнованно посмотрел на Куроко. – Вы встречаетесь?
— Рёта, – предупредительно произнес Акаши.
— Это просто вопрос, – защищался Кисе. Аомине вслух его поддержал.
Рин фыркнула.
— Разве не очевидно? Разумеется, они встречаются. Они вместе уже несколько недель.
— Э-э? – раздались голоса всех, кроме Хару и Мидоримы.
Уши Куроко слегка порозовели. Хару пораженно на него смотрел, он никогда не видел своего сына таким краснеющим. Он усмехнулся и погладил сына по голове, прежде чем поцеловать в щеку.
— Пусть, пока ты счастлив, – шепнул Хару ему на ухо.
Кагами только смотрел в пол.
— Черт, упустил шанс, – буркнул он. – Слишком поздно.
На этот раз ножнички просвистели в воздухе, скользнули по щеке Кагами и воткнулись точно в лоб человеку на настенном плакате. Кагами замер.
— Слишком поздно для чего, Тайга? – мурлыкнул Акаши. – Ты же, разумеется, никогда не думал о том, чтобы присвоить Тецую, правда?
— Н-нет, – заикался тот.
— Так я и думал, – сказал он ласково и вновь повернулся к Куроко.
Аомине похлопал Кагами по спине.
Куроко по-прежнему молчал, борясь с румянцем. Акаши усмехнулся.
~~
— Осторожно, – сказал Акаши.
Он распахнул автомобильную дверь и принял протянутую бледную руку. В машине стояли костыли. Показалась чья-то обутая в баскетбольную кроссовку нога. Красноволосый наклонился и обнял рукой плечи Куроко, чтобы помочь ему выйти. Куроко, другая нога которого была в гипсе, вышагнул, опершись на здоровую и прислонился к телу своего партнера. Прохладный воздух приятно ощущался кожей. Акаши уткнулся лицом в волосы Куроко и незаметно вдохнул запах. Куроко, впрочем, это заметил и едва не покраснел.
— Акаши-кун, – чуть слышно протестовал он.
— Хм, – Акаши вытащил из машины костыли и, вместо того, чтобы отдать их Куроко, бросил Аомине, который очень постарался их поймать.
— Они мне нужны, Акаши-кун.
— У тебя три сломанных ребра. Нет сомнения, большей частью переломы срослись за то время, что ты провел в больнице, но не полностью. Твои швы могут открыться. Не веди себя безрассудно.
А потом Акаши сделал что-то невообразимое. Он наклонился и подхватил Куроко на руки. Голубоволосый тут же принялся вырываться.
— Отпусти меня, Акаши-кун. В этом нет необходимости.
— Тецуя, – Куроко прекратил бороться. – Я хочу, чтобы ты кое-что сделал.
Он вопросительно посмотрел на Акаши. Нечасто его бывший капитан о чем-то просил, или, может, это и не была просьба.
— Что, Акаши-кун?
— Повторишь за мной?
— Повторить...? – Куроко медленно кивнул. – Ладно.
— Сей, – начал он.
— Сей.
— Дзю.
— Дзю.
— Ро.
Куроко моргнул.
— Ро.
Акаши усмехнулся.
— А теперь скажи все вместе.
— Сейдзюро, – послушно произнес Куроко. Потом замер. Потом покраснел. Потом уткнулся лицом в плечо Акаши. – Это было нечестно, Акаши-кун.
Красноволосый покачал головой.
— Сейдзюро, – поправил он. – Отныне ты будешь называть меня так, – закрыв дверь, он зашагал в нужном направлении. Таксист тут же сорвался с места. Аомине, Мидорима и Мурасакибара ждали Акаши.
— Это невозможно.
— Мы будем работать над этим.
Мидорима ни слова не сказал о том, что Куроко на руках. Он лишь слегка кивнул Акаши, показывая, что все готово. Аомине тоже кивнул. Мурасакибара счастливо жевал батончик и махал Куроко. Красноволосый видел кивки, но не ответил на них. Он сделал еще несколько больших шагов и приблизился к большой деревянной двери.
Только Акаши подошел, дверь распахнулась, и на пороге появился радостный, гладко выбритый Куроко Хару. Его карие глаза тепло светились счастьем. Он посмотрел на сына и улыбнулся.
— Добро пожаловать домой, Тецуя.
Куроко взглянул на свой новый дом и снова посмотрел на отца. И слегка улыбнулся.