Глава двенадцатая

288 4 0
                                    

Пятница, 27 августа

Вернувшись к домику Арманды, я увидела, что возле него меня поджидает Алиса. В черной абайе со спрятанными под хиджаб волосами, она выглядела сейчас совсем непривычно, и я чуть не приняла ее за кого-то другого.
— Я хотела поблагодарить вас, прежде чем уйду, — сказала она.
— Значит, ты возвращаешься домой?
Она кивнула.
— Джиддо все знает. Он говорит, что это не мой зина. А еще он говорит, что Карим не тот, за кого себя выдает, а мой отец — человек хороший, но, видно, слишком падкий на лесть. А про мою мать он сказал… в общем, для нее важнее всего внешний вид. — Алиса коротко и очень печально улыбнулась. — Мой джиддо, может, и стар, но в людях он разбирается отлично.
— И он расскажет твоим родителям, что с тобой случилось?
Она покачала головой.
— А ты?
Она пожала плечами.
— Джиддо считает, что, если им рассказать, будет только хуже. Все равно назад ничего не вернешь. Мы можем только молиться, чтобы Аллах нас простил, и стараться как-то жить дальше.
Неужели это возможно? — подумала я. Может, и да. Алиса, во всяком случае, считает именно так; со свойственным юности оптимизмом она надеется, что можно стереть прошлое из памяти. Но прошлое упрямо и жестоко, оно оставляет на наших душах тем больше отметин, чем чаще мы пытаемся сами на него воздействовать. Сможет ли Алиса быть счастлива и довольна, живя в своем, таком отличном от нашего, мире?
Я старалась не думать о том, что тогда сказала Инес. Ты рассуждаешь, как ребенок. Как ребенок, который увидел выпавшего из гнезда птенчика, подобрал его и отнес домой. А дальше случится одно из двух. Либо птенчик вскоре умрет, либо выживет и даже проживет еще день или два, и тогда ребенок отнесет его обратно и вернет родителям. Вот только родители его не примут, поскольку он весь пропитался запахом человека. И ему останется только умереть от голода, или его съест кошка, или до смерти заклюют другие птицы. И хорошо, если ребенок об этом никогда не узнает.
Но я-то не ребенок, Инес. И Алиса не неоперившийся птенец. Примет ли ее семья? Надеюсь, что примет. Может быть. А может, и нет. Но если даже не примет, то она, по-моему, достаточно сильна, чтобы выжить и в одиночку, без их помощи. Я видела, как сильно она изменилась даже за те несколько дней, что прожила у нас. Нет, она больше уже не испуганный птенчик, она начинает расправлять крылья. Неужели она действительно сможет, вернувшись в родное гнездо, и дальше притворяться, будто не хочет летать?
Мы проводили Алису до дома Аль-Джерба, где ее уже поджидал старый Маджуби. Внешне он казался спокойным и собранным, но цвета его ауры так и кипели; сквозь серые тона, выдавая тревогу, пробивались языки красно-оранжевого и черного.
— Надеюсь, у вас там все обойдется? — спросила я.
— Иншалла, — ответил старый Маджуби.
В дверях показалось личико Майи.
— Я тоже с вами пойду, ладно? Я хочу показать Розетт, где живет мой джинн. И потом, он мне еще одно желание должен.
Розетт посмотрела на меня и знаками сказала: «Я хочу пойти и посмотреть на Фокси».
— Хорошо, — согласилась я. — Только далеко от меня не убегайте. — И снова повернулась к старому Маджуби: — Хотите, я пойду вместе с вами?
Он покачал головой:
— Спасибо, но не надо. Мне кажется, будет проще, если мы поговорим с сыном с глазу на глаз. Это давно уже пора было сделать; слишком давно мы с ним так не разговаривали. Гордость и гнев стояли у меня на пути, но я все-таки заставил свою гордость уступить дорогу совести и разуму. И больше уж не допущу ничего подобного. Я был слеп, но теперь я хорошо вижу и надеюсь, что Аллах даст мне сил, чтобы и других тоже заставить прозреть.
— Ладно, — кивнула я. — Но если вам понадобится помощь…
— Я знаю, к кому тогда обратиться, — сказал Маджуби.

Джоанн Харрис - Персики для месье КюреМесто, где живут истории. Откройте их для себя