Глава десятая

309 7 0
                                    

Четверг, 26 августа

Два раза за ночь принимался дождь. В первый раз я услышал его шум в переулке за окном моей темницы и пожалел, что не приберег хотя бы глоток питьевой воды, ибо та бутылка, которую я положил в рюкзак, уже опустела. Во второй раз дождь полил так, что прохудившаяся канализационная труба снова начала пропускать воду, которая ручейком побежала по стене. Было ясно, что река опять готова выйти из берегов, но, несмотря на жуткую сырость, я все же ухитрился немного поспать, плотно закутавшись в куртку. Вот только ноги в мокрых ботинках совершенно окоченели, и я бы, наверное, душу готов был отдать за горячую ванну.
Часы мои встали — должно быть, батарейка села из-за чрезмерной влажности. Но, ориентируясь по крикам муэдзина, грохоту беговых дорожек над головой и далекому звону колокола Сен-Жером, я, в общем, мог определить время. По моим представлениям, было где-то между десятью и одиннадцатью утра, когда дверь в мою темницу опять отворилась и в подвал в полном одиночестве вошел Карим Беншарки. От него сильно пахло кифом. И выглядел он сердитым и возбуж-денным.
Светя карманным фонариком мне прямо в глаза, он спросил:
— Где моя сестра?
Я попытался сказать, что не знаю, но Карим был слишком зол, чтобы меня слушать.
— Что ты ей сказал? Что? Что ты вообще делал у причала тем утром, на рассвете?
Я очень старался говорить спокойно:
— Я ничего ей не говорил. Я вообще с ней не разговаривал. И понятия не имею, куда делась ваша сестра.
— Не лги! Я знаю, ты за ней шпионил! — взвизгнул Карим, и в его голосе появились опасные, острые как бритва нотки. — Что ты там видел, прячась в зарослях у реки? И какие сказки рассказывала тебе Алиса?
— Пожалуйста! — Господи, как я ненавижу это слово! — Пожалуйста, поймите: это какая-то ужасная ошибка. Выпустите меня отсюда, и я сделаю все, что в моих силах, чтобы помочь вам. Только отпустите меня!
Он посмотрел на меня.
— Ты, должно быть, уже и есть-пить хочешь?
— Хочу, — сказал я. — Пожалуйста, отпустите меня, и мы все с вами выясним. Если Инес пропала…
— Что ты видел?
— Говорю же вам: я ничего не видел! А почему вы все время об этом спрашиваете?
Он горестно хмыкнул.
— Ха! Да с тех пор, как моя сестра сюда приехала, ты ее ни дня не оставлял в покое! Шпионил за ней; подглядывал из своей церкви; вопросы всякие задавал. Все притворялся, что помочь хочешь. Говори, что она тебе рассказала? Что ты знаешь?
— Совсем ничего. Насколько мне известно, ваша сестра, как и вы, всей душой меня ненавидит.
Я чувствовал, что он мне не верит. Но почему? Чего он так боится? Какие тайны они скрывают? Я вспомнил, как Соня говорила мне: «Он иногда ходит к ней по ночам. Она его околдовала. Он во власти ее чар». Тогда я отверг все эти обвинения, как обыкновенные фантазии, вызванные ревностью. В конце концов, эта женщина — его сестра. Но… если она ему все-таки не сестра? Как мы можем доказать, кто она на самом деле?
— Она ведь вам не сестра, верно? — спросил я.
Он помолчал. Потом спросил:
— Кто тебе это сказал?
— Я догадался.
Карим опять долго молчал, потом, похоже приняв какое-то решение, выключил фонарик, и мне пришлось щуриться, чтобы хоть как-то разглядеть его лицо.
— Хорошо, я дам тебе еще один шанс, — сказал он мне иным, холодным тоном. — В следующий раз я приду не один. Я приведу с собой своих друзей. Тех самых, с которыми ты уже встречался воскресной ночью неподалеку от своего дома. И тогда ты скажешь мне все. А иначе… — Голос Карима стал еще холоднее и словно отдалился от меня. — А иначе мы представим все как несчастный случай. Нам нетрудно сделать так, будто ты утонул в реке. И любые отметины на твоем теле сочтут последствиями того, что тебя слишком долго тащила разыгравшаяся река. Никто ничего не узнает. Да никому, собственно, и дела-то до тебя не будет. Ведь ты здесь далеко не самая популярная личность. Никто тебя даже не станет искать.
И с этими словами Карим повернулся и вышел, заперев за собой дверь. Я снова остался в темноте.
Он, конечно, пытался меня запугать. Это было мне совершенно ясно. Но знаешь, отец, я его не боюсь. Карим не убийца. Он, может, и организовал то ночное нападение на меня, но ведь убивать меня все-таки никто не собирался. Однако…
И никто ничего не узнает. Да никому, собственно, и дела-то до тебя не будет. Никто тебя даже не станет искать. И это чистая правда, отец мой. Даже если я навсегда исчезну, вряд ли кто-то станет по-настоящему грустить обо мне.
Примерно через час дверь темницы снова приоткрылась, и я вскочил на ноги: я был совершенно уверен, что сейчас передо мной предстанут Карим и его приятели. Но в дверь бочком протиснулась какая-то женщина, закутанная в черное покрывало, и тихо сказала:
— Если вы попытаетесь выйти отсюда, я закричу.
Ее голос был мне незнаком, но женщины, что носят никаб, вообще редко с кем-нибудь говорят (разве что друг с другом); вряд ли я кого-то из них смог бы узнать по голосу. Однако я сразу понял, что эта женщина явно молода: по-французски она говорила почти без акцента.
Я мрачно на нее посмотрел:
— Что вам нужно?
И тут я заметил у нее в руках картонную коробку.
— Я принесла вам воду и еду, — сказала она. — Я все это тут, у порога, оставлю. И если вы потом спрячете коробку и мусор, то Карим со своими дружками ничего не узнают.
— Значит, Кариму неизвестно, что вы здесь?
Она покачала головой.
— Я подумала, что вы, должно быть, есть хотите.
— Ну так выпустите меня отсюда! — взмолился я. — Пожалуйста! Я клянусь вам…
— Простите, — сказала она, — но я пришла только для того, чтобы дать вам поесть.
В принесенной коробке я обнаружил суп в пластиковом стакане, хлеб, оливки и сушеные фиги, завернутые в кусок вощеной бумаги, а также пластиковую бутылку с водой и печенье. Как только женщина исчезла за дверью, я моментально все съел и выпил, а бумагу, стакан и бутылку сунул в картонную коробку и спрятал в одной из пустых клетей.
Я должен отсюда выбраться, думал я, и желательно до того, как вернется Карим с подручными. Эта женщина в черном, что принесла мне поесть… а что, если это Соня? Вполне возможно. Но Соню я бы узнал. Да и знает ли Соня, что меня заперли в этом подвале? Если да, то, по-моему, она должна чувствовать себя виноватой. Так, возможно, именно поэтому она и пришла? Что ж, в следующий раз я…
А будет ли следующий раз? Может, это последняя трапеза в моей жизни. Последняя трапеза приговоренного. Только бы Майя вернулась…
Боже мой, неужели я совсем пал духом? Однако надежда у меня оставалась только на Майю — последняя тоненькая ниточка, связывающая меня с жизнью, находится в руках пятилетнего ребенка. Вспомнит ли Майя о своем обещании? Может, она давно уже позабыла об игре в джинна и исполнение желаний?

Джоанн Харрис - Персики для месье КюреМесто, где живут истории. Откройте их для себя