Зима неумолимо наваливалась на печальный серый Лондон. Тот же холод уже несколько месяцев царил в душе Гарри Поттера, начавшись сразу в конце жаркого лета.
С его стороны с самого начала было наивно на что-то надеяться. Брак с Малфоем был обычным глупым студенческим браком. Чувства, однажды взорвавшие их обоих, так же быстро угасли. По крайней мере со стороны Драко. Гарри замечал, что бесит его каждым своим словом, каждым жестом. Малфой смотрел на него с холодным раздражением, цеплялся к любой мелочи, отвечал на вопросы сквозь зубы, старался не прикасаться и, самое обидное, выжидал, пока Гарри заснет, чтобы улечься в постель. И однажды это случилось: Драко просто предложил им разойтись.
— Мы с тобой слишком разные, Поттер. Когда-то все должно было закончиться. Это была изначально глупая затея, — он говорил эти злые слова спокойно и холодно, отчего они казались еще страшнее.И Гарри ушел. Без выяснений и скандалов. Просто собрал свои вещи, повернулся и аппарировал из мэнора, который он полюбил только за то, что его так любил Драко. Ушел, чтобы никогда больше не видеть и не вспоминать эти белые воздушные пряди, прозрачные серые глаза и умелые руки своего мучителя. Через месяц их тихо и мирно развели. Именно тогда, в конце теплого августа, для Гарри и наступила персональная зима.
И вот уже четыре месяца он жил один. То есть жил он, разумеется, с верным Кричером и голосистой темпераментной Вальбургой, но в личном плане не мог к себе подпустить никого — слишком больно было переживать всё это снова. Да и кто бы смог сравниться с проклятым Малфоем, отзывчивым и чутким, как арфа? Каждой из своих струн умеющим вступить в резонанс с чувствами Гарри. Вот так и получилось, что Поттер до сих пор хранил смешную, неуместную верность бывшему мужу. Не то, что Малфой, тут же пустившийся во все тяжкие! Они тогда случайно столкнулись в какой-то лавке, и он лично с явной издевкой сообщил Поттеру, что уже не упомнит точного количества партнеров, заменивших его, Гарри, во всех смыслах. Может быть, их было десять? Или двадцать? Pardonnez-moi, он был слишком занят и плохо считал. Гарри полагал, что Малфой еще сильно поскромничал в цифрах и явно преуменьшил свои подвиги, но он промолчал, сосредоточившись на том, чтобы унять бешено скачущее сердце при виде темных кругов на все еще родном лице, измученном новыми любовными ночами.
Гермиона вначале пыталась что-то исправить: настаивала, ругалась, убеждала. Однажды даже подключила к уговорам Рона, который пробормотал что-то типа "не такой уж Хорек и гад, каким кажется" и на этом счел свою миссию исполненной. Гарри только молча кивал и всё больше замыкался в себе. Из интересов оставалась только работа, на которой он пропадал допоздна, стараясь по возможности остаться ночевать в Аврорате так часто, что вызверившийся Кингсли пригрозил бессрочным отпуском, если тот не начнет себя щадить. Тогда Гарри всё же пришлось возвращаться в неуютный, почти нежилой дом на Гриммо и подолгу сидеть в одиночестве, молча глядя в камин или в книгу, одинаково не видя ни пламени, ни букв. Иногда Кричер пристраивался подле хозяина и пригорюнивался, подпирая сморщенной лапкой голову и понуро свесив волосатые уши. Гарри знал, что в эти минуты домовик тоже скучает по прекрасному мэнору и его обитателям, но ничем не мог ему помочь.
Он не мог простить Драко. Но и избавиться от наваждения тоже не мог. Наверное когда-нибудь ему все же удастся забыть эту вредную усмешку, стройное тело, ласковый шепот и протяжное "Га-а-ар-ри", которое тот, задыхаясь, выстанывал на пике оргазма. Когда-нибудь, но не сейчас. Пока еще слишком больно.
Малфой в тот раз при встрече ехидно поинтересовался, нашел ли себе национальный герой хоть кого-нибудь, но Гарри только молча пожал плечами. Он не хотел опошлять прошлое. Драко взглянул в ответ как-то болезненно и странно, как будто не все еще умерло между ними, кивнул неловко и аппарировал, стукнув пакетами по ноге.