На холодной улице висит противная ледяная морось и качаются тусклые фонари. Если бы я еще мог вспомнить, что это за улица. Наш Слизерин гуляет по ней уже две недели. Или три. А я до сих пор не помню ее названия. Мы не помним улиц, имен и чисел, всё это излишняя информация. Главное, что война закончилась. С самого завершения последней битвы мы беспробудно пьем, курим, закидываемся экстази, кочуем из клуба в клуб, словом, отрываемся по полной. Наверное, празднуем. По крайней мере я.
Я точно пью, потому что праздную, а вовсе не потому что... Ну ладно, скажу. Вы когда-нибудь хотели признаться человеку, от которого уже несколько лет медленно и неумолимо сходите с ума, что ваша жизнь без него полное дерьмо? Особенно, когда на ваших и на его руках висят по два десятка поклонниц, и невозможно сделать шаг навстречу, не споткнувшись о какую-нибудь из них? Хотели? Так вот, забудьте. Ни один настоящий Малфой никогда не опустится до признаний. Поэтому сейчас мне остается только планомерно напиваться.
***
Две недели назад он уходил на последнюю битву. Незамеченный, прошел мимо своей бывшей девушки и мимо своих друзей. Не остановился. Но почему-то подошел ко мне.
— Я ухожу, Малфой.
Его зеленые глаза смотрели на меня с непонятным вызовом. И может именно поэтому я сказал то, чего он никогда бы от меня не услышал, если бы не война. Если бы не смерть.
— Не смей умирать, Поттер, слышишь? Пообещай мне, что выживешь. Хотя бы ради меня, — мой голос был хриплым, но я старался, чтобы он по крайней мере не дрожал.
Он грустно улыбнулся.
— Обещаю. Я выживу ради тебя, Малфой.
И внезапно обнял, притянул за шею, прижал к груди. Темные лохматые волосы коснулись моей щеки. Он пах горелой травой и, почему-то, карамелью. Пока я приходил в себя, он уже развернулся и легко сбежал вниз по выщербленным ступеням замка, навстречу своей гибели.
А мы, как последние трусы, стояли и смотрели, как он уходит. Видит бог, я готов был пойти туда вместо него, если бы красноглазому уроду было достаточно моей жизни.
А потом я стоял и ждал. С шумом в ушах и с ржавым гвоздем в сердце. А еще позже, сквозь падающие звезды в глазах смотрел, как великан несет в своих огромных ручищах его тело, а кто-то вопит и рыдает над ним. Я тогда прокусил губу до крови, чтобы не вырубиться, но мне это мало помогло. Наверное, я бы не выдержал, если бы не теплая мамина ладонь на моем плече и быстрый шепот в самое ухо:
— Он жив. Успокойся, Драко, я видела, я знаю. Он точно жив.
Мама всегда знала про меня слишком много.
