Забвение

43

Драко Малфой сидит в своем кабинете в книжном магазине. Он почти живет тут, в квартиру приходит только на ночь. Там всем заправляет миссис Нотт. Драко не собирается выгонять ее, хоть какая-то живая душа рядом. К тому же Сьюзен бросил родной сын, уехал, женился, совершенно забыл об отце, сидящем в Азкабане, и верно ждущей мужа матери. Миссис Нотт теперь относится к Драко так же, как Теду, старается заменить ему Нарциссу. Конечно, это невозможно, но от ее попыток становится тепло на душе. Она сейчас единственный человек на земле, кто действительно любит Малфоя. Драко встает из-за стола. Рабочий день подходит к концу, и ему уже осточертели документы. Малфой смотрит на Косой переулок, люди суетятся, а кажется, что сама улица живет и ворочается, как какая-то большая змея, у которой никак не получается найти удобное положение. Драко всегда любил Косой переулок, в нем есть что-то от первоначальной природы магии. Даже в Хогвартсе или Хогсмиде это ощущается не так, потому что там нет магглов, а тут волшебный островок затерянный в море безмагического Лондона. И этот островок существует, как бы отдельно, в своем измерении, отдельным от остального мира, живет своей жизнью, и, иногда кажется, даже дышит и думает. Сегодня на душе как-то неспокойно, словно дурное предчувствие гложет. Драко непривычно суетлив и не собран. Он не может этого объяснить. Его позиции в магазине мистера Флориша очень сильны, беды ничего не предвещает. Мать физически здорова. У него нет близких людей, за которых можно было бы волноваться... Но предчувствие остается с ним. Драко не знает, что за тысячи километров от него, в городе Дарвине Гермиона Грейнджер в это время производит на свет его дочь. Малфой слышит скрип открывающейся двери. В нее не стучали. Странно, к нему никто не входит без стука. Молодой человек не спешит оборачиваться, он стоит спиной к кабинету, внимательно следит через окно за маленьким старичком с тележкой, продающим журналы. ‒ Драко Малфой, посмотри на меня, ты ведь прекрасно слышал, как я вошла! ‒ от этого голоса что-то старое, почти забытое, вздрагивает в сердце Малфоя. Вздрагивает и тут же успокаивается, слишком хорошо хозяин его выдрессировал. ‒ Добрый вечер, Пэнси, вообще-то принято стучать, я мог быть занят, ‒ сухо произносит Драко, по-прежнему не поворачиваясь к неожиданной гостье. Интересно, что она делает в Лондоне? Две недели назад появился Гойл, а теперь Паркинсон! Они сговорились что ли? ‒ Стучать? С каких пор мне надо стучать, заходя к тебе? И повернись, в конце концов! Драко медленно поворачивается на каблуках. Его лицо холодно и бесстрастно. Перед ним стоит высокая, плотная, как и раньше, Пэнси Паркинсон. Она почти не изменилась, все тот же крупный нос и темные внимательные глаза, даже прямые волосы цвета воронова крыла блестят по-прежнему как дорогой капюшон. Пэнси признанная красавица Слизерина. Драко раньше встречался с ней, хотя на самом деле, никогда не видел в ней девушки. Паркинсон была замечательной подругой, они быстро это поняли и не стали ломать дружбу отношениями, которые все равно не получатся счастливыми. Больше Драко ей не верит. Пэнси тоже бросила его в одиночестве и отчаянии, а значит, все их прежнее взаимопонимание было лишь иллюзией, не больше. ‒ Грег сказал правду, ‒ констатирует Паркинсон. ‒ Я надеялась, что он ошибся! Ведь не мог Драко Малфой забыть старых друзей! ‒ Это я забыл старых друзей? ‒ одной фразой Пэнси сбила с Малфоя маску холодности и спокойствия. Она всегда чувствовала, когда он кипит и бурлит, и умела вывести это наружу. И сейчас это умение работает безотказно. ‒ Это вы забыли меня! Бросили! Я дошел до самого дна, дальше падать было некуда! И я остался совсем один, никто из «старых друзей» не протянул мне руку, я выкарабкался сам! ‒ И теперь так этим гордишься, что больше ничего не видишь? ‒ Пэнси реагирует на его полную гнева тираду с поразительным спокойствием, лишь слегка прищуривает глаза, задавая вопрос. ‒ Да, горжусь, потому что справился сам! А что еще я должен видеть? ‒ Может то, что как тебе друзья не пришли на помощь, так ты не пришел им? Ты сидел в Англии, когда я ютилась в Цюрихе в какой-то жалкой конуре, когда Грег пил, потому что не мог смириться со смертью Винса и падением Темного Лорда, когда Милисента готова была выйти на панель... Где ты был, так красиво рассуждающий теперь о взаимопомощи? ‒ Меня не выпускали из страны! Ты знаешь это! ‒ А нас не впускали, и это ты тоже знаешь. Нас всех выпустили сразу, с условием, что мы больше не вернемся! То, что сейчас Грег, а теперь я, смогли побывать в Лондоне, это следствие болезни Министра Магии. Поэтому Грег просил тебя о помощи. Он тоскует по Англии, а ему не разрешают здесь жить! Я возвращаться не хочу, мне ничего от тебя не нужно, но хотелось своими глазами убедиться, что ты стал таким жестоким... Я не узнаю того Драко, которого знала и любила... ‒ Не смей перекладывать всю вину на меня! ‒ неожиданно для себя заорал Драко, так, что даже в горле засаднило. Она не имеет права заставлять его чувствовать себя виноватым! ‒ А ты не смей на меня орать, ‒ Пэнси не кричит, ее голос становится холодным как лед и острым, как лезвие. Только она умеет так собраться и заговорить таким тоном, что хочется спрятаться от этого ледяного взгляда, от осуждающего выражения лица. ‒ Не буду, но и ты не обвиняй меня! ‒ теперь Малфой говорит спокойно. Желание кричать, топать ногами, рвать и крушить вырвались на волю, теперь остался только усталый и одинокий человек, не знающий, что ему делать дальше. ‒ Мне бы и в голову не пришло тебя обвинять, если бы ты не стал обвинять нас, ‒ Пэнси садится на стул и смотрит на Драко снизу вверх. ‒ Я хотел руки на себя наложить... ‒ тихо, с просачивающейся в голос болью выговаривает Малфой. ‒ Все мы хотели в разное время, ‒ вздыхает Пэнси. Она снова добрая и мягкая, такая, какую хорошо знает Малфой, хоть и не видел пять лет. ‒ Но все мы прошли через это испытание в одиночку. Кого-то оно сломало, но остальных сделало сильнее. Будь мы во время войны такими, как сейчас, возможно, победа была бы за нами... ‒ Я никогда не хотел, чтоб мы победили, не верил идеалам Темного Лорда, ‒ честно признается Драко и удивляется, как легко произнести подобные слова. ‒ Я знаю, ‒ не удивляется Пэнси. ‒ По тебе это было видно. К тому же, ты в школе неровно дышал к Грейнджер, а ей бы не осталось места при новом режиме. Драко не стал поправлять Паркинсон и говорить, что не просто «не ровно дышал к Грейнджер», а горячо любил ее, и еще долго после школы. Пока не пришлось вырвать из груди и выбросить собственное сердце, иначе было не подняться. ‒ Идеалы Темного Лорда были обречены на провал, потому что если оставить только чистокровных, магическое сообщество скоро вымрет, нам всегда нужен приток свежей крови, чтобы поменьше было близкородственных браков. ‒ Какие кощунственные у нас с тобой мысли, Темный Лорд бы не потерпел... ‒ усмешка касается губ Малфоя. ‒ Темного Лорда нет, есть новый мир. И как бы это ни было парадоксально, он куда циничнее прежнего, как будто сказка кончилась. ‒ Ты права, Пэнс, сказка кончилась, но для нас, ее никогда и не было. Для других ее строил Дамблдор. ‒ Ты начал уважать Дамблдора, я смотрю... Неожиданно... ‒ Я кардинально поменял взгляды, тоже стал циничнее, вместе с миром. ‒ Это твой выбор, но напиши Грегу, его просто убило твое поведение. После смерти Винса, от которой он так и не оправился... еще и ты... ‒ Ладно, напишу... Пойдем посидим где-нибудь? ‒ Конечно, ‒ Пэнси с готовностью встает. Уже выходя из кабинета, Драко касается руки подруги. ‒ Я очень рад, что ты здесь, ты всегда благотворно на меня влияешь! ‒ Кто-то же должен! ‒ польщенно улыбается Пэнси.