Искатели сокровищ [One Direction story]

Глава четырнадцатая

Первым делом Луи всё устроил. А потом от души напился, начиная тот самый обязательный для пиратов рейд по кабакам. К исходу первой ночи он был пьян, невероятно популярен у шлюх и матросов, выиграл, по меньшей мере, двадцать дублонов и совершенно не помнил, как оказался на корабле. От знатных родственников ему не досталось ни славы, ни денег, зато привычка к мотовству — пожалуйста. Кажется, он оставил шлюхе денег на новое платье? Вспомнить бы ещё, которой.

Луи всё же любит Тортугу. И за кабаки тоже, но в основном за то, что именно Тортуга стала отправной точкой когда-то, когда всё в его жизни, казалось, разваливалось. Луи тогда рискнул, вышел в море, и выиграл, вернулся с нужными деньгами и знанием, что может повторить. Ещё Луи любит Тортугу за справедливую беспристрастность: и дурное, и хорошее здесь отвешивают полной мерой, и в расчёт берутся только личные заслуги, не имеет значения ни имя, ни национальность, ни религия — уважать тебя станут только за то, кто ты есть.

На Тортуге в эти дни жарко, камни и дерево домов почти раскаляются, обсыпанная коралловой пылью дорога слепит белизной, и одуряюще пахнут перечные деревья у Шерил в саду. За первым днём бегут остальные. Шумное береговое братство, как прибой, накатывает на команду Леди Энн, выспрашивая о их походе, но ребятам хватает мозгов помалкивать о грузе, за который они ещё не получили денег, поэтому слухи о двух богатых леди по Тортуге не ползут, да и с чего бы, когда есть много более интересных историй.

А ещё на Тортуге всё по-старому. Луи является в таверну «У французского короля», где с самого утра сидит половина его команды. Отовсюду слышатся приветствия и взрывы смеха. Чард, местный хозяин, узнаёт Луи, когда тот подходит к стойке, наливает рома, делится последними новостями острова. Заодно рассказывает, есть ли на примете хорошие свободные парни.

Команду надо пополнять, и от желающих отбоя нет, можно даже не объявлять о наборе — самые расторопные находят капитана и боцмана «Леди Энн» сами. Но традиции, традиции. В назначенный день таверна полна народу, и Чард явно удвоит обычную прибыль, пока перед Гарри и Луи топчутся свободные моряки со своими рекомендациями. Вездесущий Барт, которого отрядили в помощь Шерил, на этот раз тоже тут — то и дело таскает Гарри то выпивку, то ещё чего, и заодно роняет что-то вроде «вот этого ссадили с Кентавра, он что-то стащил у капитана» или «про этого говорят, он славный парень». И почему-то обращается Барт исключительно к капитану, и до Луи только к концу долгого вечера доходит, что это его раздражает. Когда до Луи доходит, Барта уже нигде не видно, и боцман решает, что вправление мозгов подождёт. У них ещё куча дел: пушки, снасти и полторы сотни ребят, которых нужно обеспечить всем необходимым на время пути.

Тортуга больше не кажется родным домом, но ужины у Шерил несколько примиряют с отсутствием на острове сестёр Луи и отвлекают от кабаков. У Шерил можно вздохнуть свободно, тут все друг друга давным-давно знают, и у Шерил они действительно отдыхают и расслабляются. До тех пор, пока к ужину, конечно, не спускаются две мисс, и тогда обычно начинается представление. Гарри смотрит на старшую из пленниц, та смотрит на него, и оба пытаются скрестить шпаги, не подавая при этом вида. И больше всего это походит на самый дурацкий ритуал ухаживаний, какой только можно придумать.

Луи видит, как на них смотрит Шерил, и не сомневается, та поняла то, что не поняли ещё эти двое. Гарри бесится, Луи ждёт новых поворотов событий, потому что тоже понятия не имеет, что делать. Кроме Лиама никто из них четверых никогда в действительности-то не проявлял внимание к женщинам, потому что на Тортуге полно женщин, которые сами падают в объятия, если знают, что ты на волне, а вот мисс Клементс совсем из другого теста. Из другого мира? Луи думает, что с Гарри-то всё понятно и даже объяснимо, но вот поведение мисс как минимум странно — иногда она производит впечатление прямо-таки дурно воспитанной особы. И, видимо, надо присмотреться, что у них происходит, потому что девушка — не девушка вовсе, а груз, и следовало бы так к этому и относиться. Не только для безопасности дамочек и не только для того, чтобы команда не вспоминала поговорки и прибаутки, а ещё и для Гарри. Для душевного, с позволения сказать, спокойствия.

Правда, у Луи самого с душевным спокойствием проблемы, и, задумавшись, он понимает, что его беспокоит Барт, потому что постоянное присутствие чертёнка где-то на периферии стало привычным и едва ли не желанным, а вот обиженная физиономия раздражает неимоверно. И это глупо, но это беспокоит, так что, обнаружив на улице Мидлтона, Луи без особых раздумий подхватывает парня под локоть. Тот, вскинувшись, разворачивается, но размахивать кулаками Луи ему не даёт.

— Э, нет, Барт, покалечишь меня в другой раз.

Барт хлопает глазами, и Луи выпускает его локоть, состоящий, кажется, из одних костей. Куда только еда девается?

— Ну привет, — совсем неприветливо откликается Барт.

— Куда собрался?

— Шерил меня отпустила, там остались негры, и сегодня в моих услугах охранника не нуждаются.

— Ага, — вздыхает Луи, понимая, что просто не будет. — А идёшь куда?

— Куда глаза глядят. Гуляю.

Барт дуется изо всех сил, и Луи хочет дать ему по лбу. Потому что не знает, за что Барт дуется, не знает, имеет ли малец на это право, и не знает, что с этим нужно сделать. А ещё Барт смотрит куда угодно, только не на Луи, и это бесит.

— Ну-ка, посмотри на меня, — командует боцман и смеётся, когда до него, наконец, доходит. — Да ты, никак, обиделся, что тебя за мисс следить оставили?

Барт поднимает глаза, смотрит со всем возможным скептицизмом.

— А ты перегрелся? Ты меня не заставлял, проблема-то, они же не буйные, — пренебрежительно фыркает Барт. — Зато я тебя не достаю, радуйся.

Теперь скептицизм переходит к Луи. Вот оно, Барт ухитрился обидеться за то, что якобы достал Луи.

— Это самый глупый разговор на моей памяти. Сам придумал, что ты меня достал, или подсказал кто? — Луи отмахивается от ответа. — Пошли, я тоже гуляю в сторону таверны.

И Луи правда шагает к Чарду. Барт, чуть помедлив, догоняет и как-то подозрительно косится. Ну да, у Луи самого к себе вопросы. Зачем он это делает? Какого дьявола его вообще интересует, куда делся Барт? А такого, что они плавают на одном корабле, и Луи постоянно пользуется его помощью, они не могут общаться вот так.

Веселье буйно выплёскивается на тёмные улицы из окон и дверей домов, кое-кто окликает Луи.

— Тортуга странное место, да? — говорит Барт. — Я имею в виду, здесь люди со всего мира, с тысячей разных историй. Но море всех принимает.

И судя по всему, дуться Мидлтон перестаёт. Луи улыбается.

— Море снисходительнее людей, и Тортуга снисходительнее любого другого места. Правда, это касается в основном условностей вроде национальности, религии, политических взглядов и прочей чуши, но отщепенцев и сволочей рано или поздно настигает кара.

— Ты можешь быть спокоен, — смеётся Барт и на какое-то время затихает. — Я правда случайно оказался на Тортуге, но потом понял, что это... Ну, может, не судьба, но так было нужно, потому что мне нравится, как всё для меня сложилось.

— Тебе нравится на «Леди Энн»?

— Конечно. Как будто нашёл своё место.

Луи косится на Барта. Почему-то эти слова греют, как похвала.

— Это мой дом, — зачем-то говорит Луи. — Уже много лет.

На «Леди Энн» он встретил своих друзей, которые стали ему второй семьёй, и в чём-то, возможно, связь между ними была сильнее, чем связь Луи с сёстрами. И, странное дело, предательство Зейна как будто ещё укрепило их дружбу, хотя ударило так больно, что нарывало и теперь.

Таверна «У французского короля» самая большая и самая известная на Тортуге, людная и шумная. Луи и Барт входят вместе, замечая и свою команду, и других товарищей. Барт двигается в сторону зазывающих его знакомых, но какой-то парень у стойки решает проявить остроумие.

— Опять ты? Давно ли ты, Чард, переводишь ром на такую мелочь?

— На ослов вроде тебя переводит же, Чез.

И Луи даже, к чёрту, не удивлён. Парень, которого Барт зовёт Чезом, краснеет, пока его товарищи хохочут. Чард безучастно протирает бутылки.

— А если зашибу?

— Смотри не промахнись, с пьяных глаз-то. Вчера обещал-обещал, а я всё тут.

Луи примерно представляет себе, что Барт может уворачиваться вечность и столько же подначивать соперника, и думает, что спектакль надо заканчивать. Потому что скоро «Леди Энн» уходить, и разборок с кем бы то ни было им не нужно. Боцман выходит вперёд, кладёт Барту ладонь на плечо и наблюдает, как Чез затухает под его прямым насмешливым взглядом.

— Барт ростом не вышел, зато концентрация яда в организме у него весьма и весьма, — предостерегает Луи. — Ты с ним поосторожнее.

Луи не стал добавлять, что Барта лучше не трогать ещё и потому, что за него может вступиться добрая половина команды. Один Эрколе чего стоит. Ну и сам боцман, чего уж там, как ни прискорбно сознавать, слишком дорожит этой мелочью языкастой.

За Чезом, так же, как Луи за Бартом, поднимается фигура старого знакомца Мануила. И Мануил, в отличие от Луи, отвешивает своему подчинённому тычок.

— Ну-ка, отстань от мальчишки, пока его боцман тебя не нашинковал, — Мануил подходит ближе, радостно приветствуя Луи. — Твой шельмец ему вчера что-то наговорил. Никто ничего не понял, но все решили, что оскорбления.

— Можно ставить на то, что это они и были.

«Шельмец» невинно хлопает глазами на прощание и ускользает к тому столику, где его ждут. Мануил, потомственный пират и большой любитель щегольски приодеться из гардеробов ограбленных испанцев, тащит Луи к столу.

— Без твоих сестёр Тортуга потеряла былую привлекательность, а? — усмехается Мануил.

Да, потому что теперь Луи никто тут не ждёт. Ждут его деньги и некоторое количество его славы, но не его самого. И это не слишком печально, чтобы об этом думать.

— Видно, недостаточно, чтобы ты отсюда убрался, а? — в тон ему спрашивает Луи.

Он усаживается за стол, закидывая ноги на столешницу, и рассматривает собеседника. Мануил сын греческого пиратского капитана, и для него-то Тортуга да палуба — весь мир. На его пышный испанский наряд тут же обращают внимание местные девки, и одна уже усаживается на колени, но Мануил решительно её сгоняет.

— Уйди, уйди, менада, не видишь, мужчины говорят? Уйди.

— Через пару часов он будет благосклоннее, — подсказывает Луи.

— А вы? — улыбается девица.

Луи улыбается в ответ, окидывая её фигурку взглядом.

— А я буду за вас очень рад.

Мануил хохочет и, уже не обращая на шлюху внимания, подаётся вперёд, опираясь локтями о столешницу.

— Вчера вернулись из Портобело, так что я богат как Крез. Думал, вместе покутим, а вы уже снимаетесь. К чему такая спешка?

— Новое дельце, — пожимает плечами Луи. — Быстро обстряпаем и вернёмся ещё до штормов.

— Ну, чёрт с вами, — отмахивается Мануил. — Сегодня явился ко мне этот французский бретёр, Вилагрэ, распинался о каком-то кладе в Панаме, звал пойти.

Луи невнимательно слушает, пока Мануил занимается любимым делом — чешет языком. Про Вилагрэ и мифический клад слышала вся Тортуга. Судя по всему, никто из слышавших не поверил.

— Если придёт, гоните взашей. Не уйдёт, проткни шпагой, — заключает Мануил.

Луи смеётся. Их странная дружба началась с того, что Луи, собственно, проткнул шпагой самого Мануила, а тот теперь поминает Луи и его шпагу при любом случае. Не просто так проткнул, за дело — греческий сластолюбец осаждал Лотти, и та была до крайности недовольна. Сперва она сама окатила поклонника водой и спустила с лестницы, но этим, кажется, только распалила воображение сумасшедшего грека, так что пришлось звать на помощь брата.

Мануил рассказывает про Портобело и груз, про новые планы, выспрашивает новости у Луи. Пока грек распинается, Луи обводит взглядом помещение, натыкается — конечно, кто бы думал, — на Барта, который, зараза, улыбается и отворачивается. А Луи почему-то не отворачивается, рассматривает парня, и в голове что-то тупо бьётся, потому что что-то Луи упускает. Барт тонкий и почти узкий, мелкий и тощий, и Луи вспоминает, как только что под рукой, опущенной на плечо Барта, чувствовал одни кости. И по всем правилам Барт бы должен быть болезненным и хрупким, а он двигается легко и свободно, как будто так и надо. И слабым или нескладным Барт тоже не выглядит, скорее наоборот. Что-то Луи упускает, но думать об этом не хочется, он и так слишком много думает о парнишке, который повсюду, и это... Смущает. Потому что ему нравится, когда Барт постоянно рядом.

Луи отвлекается.

— Сыграем?

— Стану я с тобой играть, — бурчит Мануил и тут же подзывает подавальщика. — Принеси-ка нам кости. И в горле промочить. Мы должны напиться и отметить встречу.

В отличие от отца Луи в азартных, да и в любых играх, везёт. В отличие от отца Луи относится к этому совершенно без интереса и играет лишь в своё удовольствие, ради игры, не поклоняется и не проклинает богиню удачи и не возлагает никаких надежд на её прихотливые милости. А вот Мануил играть любит и больше всего именно с Луи. То ли грек испытывает удовольствие, проигрывая ему, то ли надеется однажды выиграть, отыгравшись разом за всё, но играть он соглашается снова и снова, спускает всё, что у него при себе есть, и на следующий день опять предлагает сыграть. И Луи думает, секрет не в его невероятной удачливости, а, скорее, в невероятной неудачливости Мануила.

В этот раз всё прежнее: они пьют, смеются, и Мануил проигрывается в пух и прах, но не оставляет надежды на невероятное. Машет подавальщику.

— Принеси карты, дружок, — и серьёзно говорит Луи, — карты не то, что кости.

И Луи согласен. В картах меньше везения, нужно думать головой, но Мануила это никогда не спасало. Грек крутит головой в поисках компании. Луи, к чёрту, даже не удивлён, когда Мануил цепляет Мидлтона и подзывает.

— Парень, скажи, что ты умеешь играть, а? Давай составим партию.

Барт вопросительно смотрит на Луи, и тот пожимает плечами. Барт падает на стул и наблюдает, как Мануил тасует карты, полученные от подавальщика.

— Сейчас он научит тебя быть настоящим пиратом, — хмыкает Луи.

Учить Барта быть пиратом если и нужно, то только не в картах. Мидлтон не плошает и, болтая с Мануилом обо всём подряд, о чём только вспоминает грек, обыгрывает его, когда они остаются один на один.

— Твой боцман дурно на тебя влияет, — вздыхает Мануил, отодвигая меньший выигрыш к Барту. Луи своё забрал сам.

— Ну что ты, я считаю, его влияние исключительно положительно, — важно парирует Барт.

— Маленький подхалим.

— Согласен только с первым словом.

Луи смеётся над ними и тасует карты.

— Без штанов оставлю, — с усмешкой предупреждает Луи, сдавая.

Барт давится смехом. Мануил широко мотает головой.

— Побойся Бога, штаны не отдам, забирай деньги. Что сказали бы твои благородные предки?

— Шумно выразили бы одобрение?

О своих благородных предках Луи знает только то, что они у него были. Когда ты сын младшего сына, аристократические замашки уходят на второй и третий план. Обедневшие, но не опустившиеся осколки аристократии Томлинсоны оказались в Новом Свете в поисках лучшей доли — имя им ничего дать не могло, поэтому им пришлось взяться за работу, а потом последний осколок, сам Луи, и вовсе оказался на пиратском корабле. Что сказали бы предки? Луи точно знает, что не стал бы их слушать.

— Штаны это слишком сурово, — говорит Барт. — Предлагаю так, проигравший рассказывает историю.

— Самую глупую историю из жизни, — подхватывает Мануил. — У меня их, слава Богу, полно.

Правда, первым проигрывает Барт, и Мануил от этого в восторге. Шумно требует историю. Барт задумывается, потирает лоб под платком. Луи и Мануил бодро пьют, объявляя тост за глупые рассказы.

— Самое глупое, что я делал? Ладно, — Барт облизывает губы, потом, наконец, выбирает историю. — Мне было семь, я был у отца на корабле. Он был шкипер на торговце, — поясняет для Мануила. — Мы стояли на рейде, а отец уплыл по делам в город. Было жарко и скучно, так что матросы плавали вокруг корабля, и приумали развлечение — прыгать с носа корабля. Нос высокий и длинный, нужно было дойти до самого конца, а это футов шесть, и прыгнуть с высоты, не знаю, ещё футов восьми, — Барт чуть помедлил, давая, видимо, возможность представить высоту. — Напоминаю, мне было семь, и я был ещё меньше, чем теперь. Но я, конечно, не побоялся, а матросы меня подначивали и что-то мне за это обещали, уже и не вспомню. И я прыгнул, — Барт хмыкает и закусывает губу на пару мгновений. — Но я же не знал, что когда прыгаешь в воду, нужно уметь плавать.

Луи и Мануил хохочут, пока Барт краснеет, как невинная девица, и смущённо потирает шею.

— В тот момент мне было ужасно не смешно, потому что никто не знал, что я не знал про умение плавать, так что мне пришлось спешно выучиться. Спасать-то меня начали только через пару минут.

— Ну ты... — Мануил машет рукой, хлопает Барта по спине, так, что тот едва в стол не влетает. — Зато смелый.

— Мне было семь!

— Слабое оправдание, — смеётся Луи.

— Ну, какое есть.

В следующие пару часов роль рассказчика всё же переходит к Мануилу. Тот пьёт, проигрывает и повествует о своих неудачах. Хохочет над ними до слёз, постоянно хватается за Барта, пока смеётся, и один раз они чуть не сваливаются под стол от избытка греческих чувств.

— Не сломай мне Барта, — требует Луи, достаточно пьяный, чтобы почувствовать ревность, — он мне ещё нужен.

— Я крепче, чем кажусь, — бодро заявляет Барт.

— Ну как же, — фыркает Луи.

Мануил перехватывает тонкое запястье Мидлтона и с непередаваемым выражением лица рассматривает, потом обхватывает двумя пальцами и весело трясёт. Запястье крохотное в руке Мануила, в кольце из двух пальцев болтается, как канат в широком клюзе. И это довольно забавно.

— Слушай, если он тебя не кормит, пойдём к нам, а? Ты смешной, я тебя даже работать заставлять не буду.

Барт алеет ушами.

— Не так тебя и сложно рассмешить.

— Я его первый увидел, — возмущается Луи, — лапы прочь. Барт, не смей его слушать.

— Когда загоняет тебя, приходи.

Мануил делает вид, что понизил голос, но громовой шёпот слышен и за соседними столами. Луи закатывает глаза и сдаёт карты. К ночи Мануила, наконец, утаскивает его команда — тот упился вдрызг и, кажется, уже считает Барта своим матросом, потому что делает попытку цапнуть его с собой. Парень ловко уклоняется.

— Не смей к нему уходить, — строго говорит Луи.

Барт смотрит, как на идиота, но потом цветёт в улыбке. И смеётся, зараза. Как будто знает, что Луи без него тошно, а с ним привычно и... Тепло? Бред, но пускай будет тепло. Ему же не вслух говорить.

— Ладно, — царственно роняет Барт. — Слушаю и повинуюсь.

— Умница.

Луи допивает свой ром и бодро поднимается. Пытается, потому что, похоже, очень хорошо отметил встречу с товарищем. Свалился бы, если бы не Барт, цапнувший его за грудки.

— Какого дьявола, сэр!

— Я Луи.

Барт прямо перед ним, смотрит в глаза и, кажется, считает идиотом. Луи делает попытку встать прямее. Чёртов Мануил. Это всё он. Луи даже не сомневается.

— Какого дьявола, Луи, — поправляется Барт.

Барт — милое, прекрасное создание! — тяжело вздыхает и подпирает Луи сбоку, обхватывая за талию, и тащит на улицу.

— Какой ты удобный, — хмыкает Луи, — как раз подмышкой.

— О да, ты от меня без ума, а я польщён, да-да, — бормочет Барт. — Смотри не споткнись, тут ступенька.

На улице, наконец, чуть прохладнее, чем в помещении, и Луи вздыхает свободнее. У Барта костлявое плечо, но хорошо, что Барт вообще есть. Луи устраивается удобнее, закидывает на Барта руку.

— Просто бесценное ты приобретение.

— Не сомневаюсь, ты меня сейчас очень любишь. Вот что бы ты меня делал?

— Пил бы?

— Это да, это ты можешь.

Луи вообще много чего может. Он, например, проявляет внимание и поправляет платок Барта. Сдвигает на лоб до бровей и очень радуется возмущённому писку.

— Срежем путь, — объявляет Луи, тычет пальцем в сторону и тащит за собой Барта. — Тут такой проулок удобный.

Барт возмущённо смотрит из-под руки, одновременно поправляя беспорядок на голове.

— Эй, да ты вполне сам можешь идти.

Луи глупо улыбается и не понимает, почему его это всё так забавляет. Видимо, сегодня он идиот. Барт же никому не скажет, он же милый и, предположительно, тёплый.

— Могу. Но не хочу.

Они входят в узкий проулок между домов, петляют под руководством Луи, и вскоре впереди блестит под светом месяца вода.

— Эксплуататор. Это твои аристократически предки одобрили бы, да?

— А дьявол их знает. Я что, на аристократа похож?

Барт приостанавливается, в попытке отдышаться. Оценивающе смотрит. Луи даже любезно наклоняется, чтобы лучше было видно аристократическую физиономию пиратского боцмана.

— Вообще-то да, — Барт тут же ехидно улыбается. — В целом, а не прямо сейчас.

Луи не знает, это хорошо или плохо, но не спрашивает. Рассматривает Барта, надеясь, что сейчас-то ничего не упускает. Но в этом тоже не уверен.

— Ты тоже не сильно похож на пирата. Такой хорошо воспитанный мальчишка из хорошей семьи.

Барт хмыкает, снова подпирает Луи и шагает вперёд.

— Ну, так никто не рождается пиратом. Кроме Мануила, но он вообще... Мануил.

Луи думает, что у Гарри тоже вроде как пиратство в крови. А Лиам вырос на Тортуге, особенно не выбирал свою судьбу. Ну, Найл никогда не изображал из себя разбойника, тут всё понятно. А Луи — аристократ только по имени, и если бы не стал пиратом, стал бы... Кем? Он не знает.

Пока добираются до набережной, мозги немного прочищаются, и Луи почти не опирается на Барта, хотя и не отпускает. Просто на всякий случай. У кромки берега их ждёт лодка с Леди Энн.

— Вы последние, — говорит один из парней на вёслах.

В лодку Луи забирается уже вполне самостоятельно. Даже жалко, что действие рома кончается слишком быстро, и уже сейчас Луи представляет завтрашнюю головную боль. Барт садится рядом, и Луи командует гребцам:

— Давайте домой, ребята.