Глава двадцать первая

18 2 0
                                    

Когда вахтенный кричит, что на горизонте корабль, Гарри ещё не спит. Темнота каюты привычно окутывает его, но не успокаивает. События последних дней не дают ему прийти в себя. Они затаились на острове Меро, обойдя его со стороны, с которой корабли губернатора не смогут увидеть их, когда приплывут. Гарри принимает это решение не просто так — он понимает, что от англичан можно было ожидать любой подлости, и хочет убедиться, что на них не нападут вместо встречи. До прибытия англичан, которым плыть было несколько дольше, у них ещё несколько дней.

Гарри понимает, чего ждет команда: обещанных денег и возвращения на Тортугу, кому-то к семьям, кому-то в обожаемые таверны. Но вопрос Луи «Ты сам чего хочешь?» не дает ему спать спокойно. Гарри может знать, чего хотят другие, но его собственные желания пугают его, потому что идут вразрез и с ожиданиями команды, и с его изначальным планом.

Впервые в его жизни появляется женщина, которая вызывает у него отчаянное, сумасшедшее желание быть рядом с ней, узнавать её и пытаться понять. Эйвери, с её упорным нежеланием жить, с её несомненным умом и с её красотой, которую не отметил бы только слепой, влечет Гарри, заставляет снова и снова пытаться её разгадать. За её наносной английской холодностью скрывается огонь, согревающий и обжигающий одновременно; её хочется встряхнуть, заставить посмотреть на мир другими глазами, раскрыть его великолепие... и если бы она позволила, то Гарри бы...

Сотня морских дьяволов!

Нет, Гарри знает, чего хочет, а сегодня только убеждается в этом. Он, правда, понятия не имел, как предъявить Луи ответ, да и нужно ли? Одно Гарри понимает точно: Эйвери заслуживает большего, чем замужество за Анваром Мендесом, и он хотел бы спасти её от этой участи. Ему кажется, что он находится в патовой ситуации: его собственные желания расходятся с тем, что нужно команде. И он не имеет права их подвести.

Маленькая английская мисс поражает его больше и больше. Чем больше Эйвери находится в компании пиратов — людей, по мнению общества, лишенных любых моральных принципов и оттого более свободных — тем сильнее проявляется её собственный характер, её стремление к свободе и отчаянная необходимость, чтобы её понимали и принимали той, кем она была. В обществе, в котором её учили жить, и в котором ей предстоит существовать дальше, такого желания бы не одобрили, это Гарри уже осознал.

Интересно, что сказал бы Луи, если бы Гарри признался, что хочет Эйвери, жаждет её в свою постель и в свою жизнь, и двадцать тысяч золотом не кажутся привлекательными, если за них придется отдать её. Он вспоминает старуху-гадалку и её слова, что есть что-то, важнее золота, и теперь он мог бы согласиться с ней, хотя тогда рассмеялся в лицо. Гарри закрывает глаза, но в темноте под веками мелькают образы, мешающие уснуть. Он надеется, что Эйвери никогда не узнает: он видел её сегодня, пока она купалась, так же, как она видела его. Только она-то явилась на берег без умысла, даже не зная, что он там будет, а Гарри солгал ей, затаился, наблюдая, но сделал хуже только себе. Он вспоминает, как липла к девичьему телу мокрая и отяжелевшая ткань рубашки, вспоминает нежную линию груди, обрисованную впитавшим воду льном, и в штанах становиться тесно. А воспоминания о любопытной ладошке, касавшейся его в тортугском переулке, жизнь ему вообще не облегчают.

— Дьявол... — стонет Гарри и утыкается лицом в подушку. И думает: лучше бы они обошли «Северную звезду» стороной. А ещё лучше — чтобы невеста Анвара Мендеса оказалась косорылым страшилищем. Говорят, капитан Стайлс — везунчик, но, похоже, Фортуна от него отворачивается. Потому что только неудачник может захотеть женщину, которую желать нельзя.

Его телу абсолютно наплевать, и оно страстно отзывается на любое присутствие Эйвери рядом. Там, у озера, Гарри пришлось уйти, потому что бороться с собой он больше не мог. И он уверен, что не сможет, сейчас — особенно. Он, черт возьми, видел Эйвери почти обнаженной, а представить остальное ему не составляет труда.

— На горизонте корабль! — зычно орет вахтенный, и Гарри подскакивает на кровати, как ужаленный. Неужели англичане?! Так быстро?!

Накидывает рубашку и летит на квартердек, практически отнимает у Поля подзорную трубу. В темноте плохо видно, но он разглядывает носовую фигуру в виде морской девы и выдыхает. Не англичане. Всего лишь Рыжий Эд.

«Королевские драгоценности» ложатся в дрейф, и Эд забирается на борт, крепко обнимает Гарри.

— Что ты здесь делаешь? — Гарри хлопает Рыжего Эда по спине. — Кто тебе сказал, что мы на островах?

Эд смотрит на него внимательно, будто пытается в свете палубных огней разглядеть что-то в Гарри, потом говорит:

— У меня есть срочные новости от Саймона, — и по его глазам Гарри понимает, что новости действительно серьезные.

Ром обычно заканчивается не вовремя, и Гарри вскрывает новую бутылку, льет напиток в стакан. Эд принюхивается к рому, делает глоток.

— Да не криви рожу, — хмыкает капитан Стайлс. — Нормальный ром, с Тортуги новый брали.

Рыжий чешет бороду, болтает ром в стакане, будто пытается подобрать слова. Гарри понимает, чувствует, что ему не понравятся слова Эда. Что-то произошло или вот-вот произойдет. Он и себе наливает рома, подтаскивает стул и садится напротив.

— Саймон и понятия не имел, что ты перешел дорогу губернатору Ямайки, — Эд запускает пятерню в буйную шевелюру. — Он сказал, что вправил бы тебе мозги, если бы знал. Мы не очень-то вообще оба поняли, правда, что ты натворил...

— Откуда вы вообще узнали? — прерывает его Гарри. Беспокойство у него в груди клокочет, как морской ветер, предвестник бури. — Это только мое дело, Эд. Коуэлла эти проблемы вообще не касаются.

Эд вздыхает, одним глотком осушивает стакан.

— Коснется, если он потеряет лучшего поставщика грузов, как он сам и сказал. Я бы даже порадовался такому тебе комплименту, но только Саймон прав. Ты в полном дерьме, Гарри. Есть кое-что для тебя, — Рыжий роется в карманах, выуживает порядком истрепанный кусок бумаги, протягивает ему. — Буквально через пару дней сразу после вашего отплытия, прилетел голубь и принес письмо.

Гарри вглядывается в чуть стершиеся строчки и закусывает губу, едва сдерживается, чтобы не смять письмо в руке. Почерк Зейна узнается тут же — он до сих пор пишет так, будто не так давно ознакомился с этой наукой. Печатные, неровные буквы, кривые строчки.

«К Наветренным островам движутся три военных английских корабля, — сообщает Зейн. — Уплывайте, вы не выстоите»

В Гарри взметывается ярость, как песок на берегу при буре. Зейн ещё смеет сообщать ему что-то?! После того, как предал, едва не отправил на чертову виселицу, кормить ворон?! Гнев и злость клокочут в нем, бушевали, но ненависти среди этих бешеных эмоций всё равно нет. Стайлсу хочется обнаружить её там — тогда было бы легче. Но есть только обида, боль, гнев, злоба. Достаточно, чтобы убить Зейна при встрече, но слишком мало, чтобы рвануться навстречу собственной гибели.

— Губернатор Ямайки знает, кого посылать на твои поиски, — Эд, понимая состояние Гарри, сам наливает себе рома. — Но я не могу понять, действовал ли Зейн сам, когда писал это письмо, или это — приказ губернатора.

Эд рассуждает, как всегда, логично, ему удается сохранить спокойствие, когда у Гарри внутри все кипит. Он цепляется пальцами за край стола, пытается успокоиться. Его трясет, колотит, выворачивает наизнанку: он и не думал, что может быть так больно. Он глубоко вдыхает просоленный воздух.

— Я не могу доверять ему, ты же знаешь.

И это лишь одна сотая мыслей, которые мечутся в его голове.

— Знаю, — кивает Рыжий. — Но Саймон просил передать кое-что еще. Один из наших капитанов был на Ямайке, слышал — из порта действительно отплыли три корабля с солдатами. Весь Порт-Ройал гудит, что пираты похитили невесту Анвара Мендеса. Так что Зейн тебя не обманул, вопрос в том, сказал ли всю правду, или они только и ждут, что ты рванешь с Наветренных островов и попадешь в расставленные сети, как глупая рыба?

Гарри взъерошивает волосы. Итак, на Тортугу птичка принесла слухи, что невеста Анвара — у пиратов, и все наверняка догадываются, у кого. «Леди Энн» снялась с якоря слишком быстро, это и так вызвало подозрения у многих и многих, а теперь они точно знают, почему. Гарри не обольщается — друзей у него настоящих немного, а врагов — полно, и кто знает, не решат ли пираты отнять у него перспективную добычу, даже если он решит возвратиться на Тортугу другим путем?

Только Эйвери — не добыча, не груз, не товар и не вещь. И никогда ей не была.

— Значит, девчонка у тебя, — тянет Эд. Он выглядит растерянным, будто надеялся, что всё это окажется брехней, сплетнями, что ветер носит.

— И что? — Гарри вскидывается. Эд смотрит на него, щурится: он всегда плохо видел. Гарри наплевать, что там себе думают другие. Он чувствует, как паника выворачивает его наизнанку, нутром наружу.

— Отдай её Анвару, — рыжий советует серьезно. — Оставь на острове и уплывай. У англичан быстрые корабли, они будут здесь через несколько дней. Оставь ей жратвы, воды, выживет, не месяц же тут среди попугаев куковать. Исчезни, затаись на юге, во владениях испанцев. Потом вернешься, как все уляжется.

И вариант этот — самый разумный, Луи бы одобрил его, команды бы поворчала, но одобрила тоже, всем хочется жить. А Лиаму — особенно, у него жена, семья. Но что-то внутри самого Стайлса противится, мечется бурными волнами, мешает дышать. Представить «Леди Энн» без Эйвери Гарри больше не может, будто английская девчонка была частью его мира, его дома уже очень давно. Как он может отдать её Анвару? Он не хочет, чтобы Эйвери была вещью.

Гарри хочет, чтобы она была свободна.

— Анвар убил мою сестру, — глухо произносит он, понимая, что другого объяснения Эд не поймет, а этим — успокоится. — Ты думаешь, я просто так...

— И тебя уничтожит, — Эд поднимается, кладет руку ему на плечо. — Ему это ничего не стоит. Мне пора возвращаться к себе. Если ты решишь драться с англичанами, я мог бы остаться и помочь, но я надеюсь, что ты не будешь. В любом случае, им до тебя еще дня три пути, а мы пока на якорь встанем здесь.

Гарри чувствует себя загнанным в ловушку. Он был слишком самоуверен, когда объявил губернатору Ямайки свои условия — разумеется, никто не станет вручать ему мешок с золотыми, его схватят и отволокут на виселицу, а за собой он потянет и Луи, и Найла, и Лиама, и Барта, и всю команду. Губернатор давно мечтает приставить им нож к горлу.

Идея Эда оставить Эйвери на острове Юнион и сбежать кажется здравой, но Гарри, наверное, болен. Высадить её на берег и оставить он просто не может, и его трясет от этой мысли. У него есть несколько дней, чтобы принять решение.

Что он должен? Бросить затею и бежать в Южную Америку, но команда со злости вышвырнет и Эйвери, и Паулу за борт.

Что он хочет? Уплыть отсюда как можно дальше, и желательно — забрать Эйвери с собой, увезти, сделать своей.

Чего хочет Эйвери? Гарри хотел бы это знать.

Он болтает в воздухе бутылку с ромом — напитка в ней оставалось очень и очень, он ведь только что открыл её — и делает внушительный глоток прямо из горла. На языке оседает горьковатый, терпкий вкус, чуть пряный и обжигающий гортань. Гарри хочется напиться в хлам, вдрызг, вдрабадан, только правило «не напиваться на корабле» распространяется и на него, и даже стоянки у берегов не являются исключением.

Стакан летит в стенку каюты, разбивается на множество осколков.

— Гребаный сундук Дейви Джонса! — рычит Гарри, опустошенный эмоциями, вымотанный, растерянный. Ему впервые за долгое время хочется уткнуться головой в чьи-то колени и услышать, что он со всем справится, он же, к черту, капитан Гарри Стайлс, а не кто-то там. Но мать умерла, Джемма погибла, а перед другими показать себя таким слабым он не имеет права. Он капитан или кто?

Его трясет.

Дверь в каюту открывается, хрупкая фигурка проскальзывает внутрь. Гарри мгновенно узнает руку, осторожно коснувшуюся его плеча, и облегченно вздыхает. Эйвери.

Никого другого он сейчас видеть и не хотел бы.

— Не стоит так волноваться, капитан, — она приподнимается на цыпочки и негромко говорит ему на ухо, обжигая кожу дыханием: — Думаю, нам нужно поговорить.

Её голос дрожит, ладонь — холодная, и Гарри знает, что Эйвери волнуется едва ли не больше, чем он сам. Он разворачивается, смотрит на неё, жадно скользит взглядом по её фигуре, отмечая и наспех заплетенные волосы, и платье, рукав которого норовит сползти с плеча. Её грудь вздымается, прикрытая темной тканью платья. Гарри с усилием переводит взгляд на её лицо.

Губы Эйвери, искусанные и яркие, подрагивают, будто она сама не уверена в том, что только что ему сказала. Глаза широко распахнуты и смело встречаются с его — привычка вовсе не женская, но делающая Эйвери той, кем она была. Девушкой, осмелившейся отправиться на борт к пиратам, чтобы спасти жизнь не только себе, но и своим близким. Женщиной, которую Гарри отчаянно хотел, а сейчас — особенно, ведь каждая минута рядом с ней могла стать одной из последних. И особенно — если придется оставить её на берегу.

— Простите меня, капитан, я слышала ваш разговор, — её щеки розовеют. Эйвери, кажется, понимает, что подслушивать разговоры пиратов может обернуться ей бедой, но Гарри молчит, ждет, что она ещё скажет, и борется с собой, чтобы не обнять её, не уткнуться лицом в её волосы, не забрать навсегда. — Я догадывалась, что мама заставит губернатора отправить за вами солдат. Предложение вашего друга оставить меня и Паулу на острове вам бы очень помогло, — она сглатывает. Гарри смотрит, как движется её нежное горло. — Но я могла бы... — она мнется, опускает взгляд и краснеет еще больше, когда видит, что рубашка на Гарри расстегнута, и её взгляд упирается в татуировки на его груди и животе. — У меня есть то, что вам нужно, — решается она.

Поначалу Стайлс даже не понимает, о чем она говорит. Буря эмоций, взметнувшаяся из-за письма Зейна; пустота после яростной вспышки; и вот теперь — охватывающее его желание абсолютно вычистили ему разум, оставляя только инстинкты. Эйвери не может дать ему то, что ему нужно, ведь она — благородная леди, а он в её глазах...

Дьяволы морские, о чем она вообще думает?

Гарри мотает головой. Видя, что он не понимает, но, возможно, виня в этом ром, Эйвери чуть отступает назад, и аромат её кожи и соленого воздуха, которым пропитались её волосы, прекращает окутывать Гарри облаком, позволяя снова соображать. Хотя бы как-то.

— Боюсь, я не понимаю, о чем вы говорите, мисс, — произносит он низко и сипло, тщетно пытаясь вернуть голос в норму.

Эйвери хмурится, затем осторожно вынимает вколотую в подол шпильку. Расстегивает медальон, осторожно взвешивает его на ладони, будто размышляя — а стоит ли? Потом нажимает острым концом украшения куда-то на корпусе медальона, и тот... открывается с едва слышным щелчком. Она отступает ещё дальше, её губы дрожат.

— Карта, капитан, — Эйвери смотрит на него, осторожно разворачивает сложенный во много раз лист пожелтевшей бумаги. — Вторая часть вашей карты.

И тут же отступает, будто Гарри может накинуться на неё, бумагу отнять, а ее саму придушить.

Гарри давится воздухом, и в голове всплывает скрипучий голос древней ведьмы.

«Жди, капитан, свою звезду»

Он вспоминает название корабля, на котором и нашел Эйвери — «Северная звезда». Он смотрит на её золотой медальон, скрывавший в себе тайну. Он глядит Эйвери в глаза, серо-зеленые, с мягким светом звезд, затаившихся в радужке.

Она боится его сейчас, и Гарри осознает, как же она рисковала, доверив ему свою тайну и не зная, не обманет ли он ее.

— Ты — моя звезда, — шепчет он едва слышно. Эйвери Клементс, его путеводный свет, его дар судьбы, его спасение и надежда. Гарри хочется подхватить её, закружить, расцеловать её лицо, но он только шумно сглатывает и произносит громче: — Я думаю, мисс, вы правы, и нам предстоит очень долгий разговор.

Искатели сокровищ [One Direction story]Where stories live. Discover now