Искатели сокровищ [One Direction story]

Глава двадцать четвертая

Утром Бетти хочется самозабвенно рыдать в подушку, потому что на неё разом наваливаются все мысли и чувства, отогнанные сном, но приходится встать и изобразить бурную деятельность. Вряд ли кто-то оценит её страдания по поводу... Ну, предположительно, влюблённости. У Бетти проблемы, и она понимает это очень ясно, особенно со вчерашнего вечера, когда сбегала с берега быстрее, чем думала, потому что остаться ей хотелось как-то уж слишком сильно. А осталась бы, увидела бы что-то неположенное, и не смогла бы перестать об этом думать. В смысле, ещё больше думать, Луи и так её персональное наваждение, и в этом нет ничего обнадёживающего.

Раннее утро встречает серым сумраком, но рано или поздно этот день должен был начаться, так почему бы не теперь? Бетти вообще-то милая девочка, но сейчас раннее утро и у неё проблемы, так что она нелюбезно рычит на пару болванов и ещё и острым локтем подпихивает, чтобы двигались бодрее. Руки выполняют работу без участия мозга, пока мозг занят тем, что болтает по кругу одни и те же мысли.

— И стервец же ты в дурном настроении, — говорит Эрколе.

В его голосе почти родительский укор, и Бетти почти стыдно, но от этого ничего ведь не изменится.

— Кто сказал, что у меня дурное настроение?

— А что, мне не видно, что ли, без официального объявления?

Тётка иногда звала Бетти мегерой и прочила, что не быть ей замужем с таким характером. Да чего уж там, иногда и любящий отец намекал, что следует быть милосерднее. Сейчас, правда, кажется, что замужем Бетти не бывать по другим причинам, с характером не связанным.

Как только корабль выходит из бухты, Бетти спешит усесться подальше ото всех, пока лично у неё дел нет. Не совсем прячется, просто пытается в одиночестве разобраться, что случилось и что ей с этим делать. Получается не слишком хорошо. На самом-то деле, хочется запустить пальцы под рёбра и потянуть вверх, выворотить грудную клетку, потому что странные эмоции там не помещаются. Эмоций много, они непонятные, но Бетти догадывается, как оно всё называется, и лучше ей от этого не становится совершенно. Скорее, хуже.

Она ведь и не влюблялась прежде толком. И вот, не влюбившись до своих лет, видимо решила, что ей это и вовсе не грозит. Это была стратегическая ошибка, и от неё не выйдет сбежать так, как вчера от Луи — а ведь очень хочется просто сбежать и спрятаться, сделать вид, что не было ничего. Потому что влюбилась. Со всего маху и прямо носом, всем лицом в стену — вот какое это ощущение. Нельзя сбежать от того, что сидит за рёбрами и в голове. Нельзя сбежать от мыслей о том, что-то, что она считала добродетелью — понимание других, — обернулось против неё. Как получилось, что именно Луи ей хотелось узнать больше всех на свете, и в какой момент он начал отвечать на её вопросы, так что она увязла по самые уши? А когда вчера он рассказал о старом друге, рассказал нечто такое болезненное и личное, она, кажется, провалилась по самую макушку. И её какой-то дрожью пробивает, кажется, что она для Луи не просто любопытный матрос, но и... И кто-то ещё, но это точно не то, чего ей хотелось бы.