Strange birds

8

Youʼve always loved the strange birds
Now I want to fly into your world
I want to be heard

— Братан, выглядишь как дерьмо сегодня.

У Чонгука на долю секунды мелькнула мысль, что хотелось бы загнать ему это «братан» обратно в глотку. Но почти всю ночь он лежал, то глядя в потолок, то в окно и только к пяти утра, желая забыться хоть ненадолго, выпил таблетку снотворного. Чтобы снова проснуться уже через три часа. Идиотская затея. Так что да, сейчас он, наверное, и вправду выглядел как дерьмо. Физика его тела накрыла собой почти все мысли. Головная боль очень резво перемещалась от правого виска к левому, от затылка к темени и обратно.

«С осторожностью применять у больных с депрессией. Возможны суицидальные попытки».

Может, фармакология это одна большая ложь, как то, что пишут в газетах. Потому что сейчас все было относительно хорошо. В его голове людские лица — гротескные маски, как на картинах Босха. И это так ужасно смешно. Не ужасно и смешно, а ужасно смешно. Он думает над «Несением креста» и «Ecce Homo», и приходит к выводу, что для «Несения креста» ВСЕ еще недостаточно безобразны, и тихо смеется.

Тэхен смотрит на него лицом того самого первосвященника, с глазами на выкате и уродливыми раззявленными губами.

— С тобой все в порядке? — Как насмешка.

Если бы ему давали по доллару каждый раз, когда он слышит этот вопрос, то угадайте, кто бы сейчас держал роскошную виллу на испанском побережье? Нет, он бы не держал. Он бы поселился где-нибудь в подвалах Прадо, выползая оттуда глубокой ночью, чтобы не видеть людей с лицами первосвященников.

Все в порядке. Потому что если бы было иначе, разве пил бы он потом паршивый моккачино из бумажного стаканчика и разве заедал бы его маленькими солеными брецелями? Какое оскорбление. В смысле для кофе — заедать его чем-то, и какое оскорбление для кофе стать чем-то, что бездушно варит автомат.

— Ха, мужик, тебе нужна эта... —Тэхен задумывается на мгновение, так и не вспомнив название того, о чем хотел сказать, нетерпеливо машет руками, щелкает пальцами, — Ну, эта, кружка такая для детей, — смеется. — О, непроливайка!

Дает ему салфетку.

— На, утрись. У тебя руки дрожат, как у моего деда.

Разве? Чонгук удивленно смотрит на свою куртку и штаны. И вправду. Кофе был горячим, но он этого не почувствовал что ли?