А я вот взял и решил написать историю первой встречи с Бубзигом.
В первый раз мы увиделись, когда работали вместе в каком-то показе, и, поскольку сидели у стилистов рядом, трепались весь вечер о какой-то чепухе. Сцепились, что называется, языками, обменялись телефонами, но после той работы больше так и не созванивались, хотя собирались - и серф, и пляжи, и Коэльо, и Борхерт, и столько еще было всего интересного, что не успели обсудить... но закрутились в буднях.
У меня тогда была влюбленность в прекрасно-итальянскую бразильянку Каролину, и я старался проводить с ней столько времени, сколько получится выделить из своей работы, лишь бы очаровать, обаять – и заодно покусать любого, кто захочет эту девушку у меня умыкнуть.
Прошло около полугода, и перед самым «мертвым сезоном» у меня наступил кризис: больше двух месяцев я сидел без работы, и начинал потихоньку психовать, потому как в нашей профессии самое главное - не пропадать из вида, мелькать, мозолить глаза. И вдруг - вот такой затык...
Впереди маячили каникулы, когда модельный мир в Бразилии затихает и празднует Рождество, и я начал депрессовать: другие мои знакомые успешно работали, а я просиживал штаны дома в самый финал сезона, и никто мне с предложениями не звонил и не писал; моя и без того небольшая уверенность в себе окончательно таяла и исчезала, характер начал портиться, и я уже в красках представлял себе, как иду искать работу уборщика в больницу неподалеку: мою полы и сортиры, выношу мусор и переворачиваю лежачих больных.
Картинка получалась живая и правдоподобная, от нее подергивался левый глазик, но каникулы приближались, почта по-прежнему была пуста, в телефоне пиликали только приглашения друзей на шурраску, и я начал потихоньку присматриваться к швабре на предмет привыкания к новому орудию труда.
Итальянская девушка Каролина предпочитала посещать вечеринки без меня, поскольку мой кислый вид портил ей и аппетит, и настроение, и я сидел дома один, злясь сразу на весь мир, и нервничая от отсутствия перспектив.
В какой-то момент и на шурраску приглашения поступать перестали, ибо моя Каролина всем эмоционально рассказывала, в какой непроходимой и черной депрессии я нахожусь, и зови меня, не зови - все равно никуда не соглашусь вылезти.
И вот как раз в тот момент, когда мое отчаяние достигло критической отметки, он, тогда-еще-совсем-не-Бубзиг, мне и позвонил.
- Слушай, - сказал он без всяких приветствий, хотя мы ни разу не общались больше с того совместного показа, - я слышал, ты там весь в тоске. В чем дело?
Мне было очень стыдно признаваться в отсутствии работы – мужчины ведь больше всего на свете боятся выглядеть слабаками и неудачниками, поэтому я что-то невразумительно промычал про погоду, природу, и паршивое настроение от нестабильного индекса Доу Джонса на мировых рынках.
- Аааа, - протянул он, - вот оно в чем дело. Это ты прав, конечно; биржи давно уже лихорадит. Я вот что звоню-то... мне тут предложили один интересный проект. Но со второй моделью, с которой я должен сниматься, у меня серьезный конфликт, поэтому я хочу попробовать предложить его заменить на другую кандидатуру. На твою. Ты как на это смотришь? Свободен сейчас? Организаторы вроде не против. Шесть съемочных дней, начало декабря. Сможешь?
Тогда у меня аж дыхание перехватило, ибо это было сродни чуду: не просто работа, а еще и в проекте, в котором участвует ТАКАЯ модель! Это ж автоматический плюс в мое портфолио, даже если проект никогда не увидит свет!
Это только потом, через пару недель, уже отснявшись, я узнал, что он был в курсе причины моей депрессии, и прекрасно знал, что я свободен и с удовольствием соглашусь на любой проект, но старательно изображал полную неосведомленность, подыгрывая моей кручине о Доу Джонсе. И это потом мне рассказали, что он позвонил мне прямо с вечеринки, на которой итальянская девушка Каролина в ролях весело изобразила, как я нервно хватаюсь за телефон, и потом просиживаю весь день нечесаный, хмурый и небритый. Все смеялись, а он хмыкнул – и вышел в другую комнату.
Звонить.
И позвонил.
Разумеется, я согласился работать, и эти шесть съемочных дней действительно были замечательными – мы с ним сработались с первого кадра.
А потом, как водится, по окончании работы, организаторы устроили прощальную вечеринку. Ничего особенного – просто вся команда весело празднует завершение съемок, вино, пиво, барбекью и всякое такое прочее прямо на студии.
Бразильцы – веселый народ. Им скучно просто есть, пить и общаться. Они любят экшн. В тот раз кто-то придумал играть в фанты, и взрослые дяди и тети, дружно ржа, тянули фанты и изображали зайчиков, пели песни, кукарекали петухами на столе и прочие детские шалости.
А мне выпал фант – танцевать бачату. Запустив руку во вторую коробку, чтобы выбрать себе имя партнерши, я под общее улюлюканье и смех вытащил имя – ага, его, тогда-еще-не-Бубзига. Умирая со смеху, мы вышли в центр комнаты, приняли исходное положение – и нам включили музыку.
Дальше стоило бы написать, что я ничего не помню, но я, конечно, совру, если это скажу. Я все помню. Я прекрасно помню, как мы посмотрели с ним друг на друга, перестали смеяться – и начали танцевать. Я прекрасно помню, как я провалился в это ощущение танца. И еще почему-то стало очень жарко.
...я опущу овации зрителей и окончание долгой вечеринки.
Я опущу собственные мысли, мечущиеся тогда в моей башке, как тараканы, которых застали на кухне, внезапно включив свет.
Я опущу свои ощущения, потому как подобрать определение я им не могу.
Я даже опущу весьма драматичный разговор на балконе, который состоял из долгого молчания, коротких фраз, испуганных переглядываний и целой пачки сигарет.
Я скажу только, что прямо после вечеринки мы с ним поехали на побережье. Как заядлый серфер, он не мог не приобрести себе небольшой домик на пляже, куда можно приезжать на выходные и отдыхать от душного города - вот туда мы и приехали. И честно скажу, пару дней мы вообще не особо понимали, что происходит. И происходит ли вообще. Но что-то явно происходило, и по прошествии этих пары дней мы оба взяли свои телефоны и позвонили своим девушкам. Я – итальянской бразильянке Каролине. Он - своей белокурой немецкой фее с красивым немецким именем.
Никаких обманов, никаких «может быть»: все было сказано предельно честно и определенно.
Итальянская девушка Каролина ошарашено произнесла нечто вроде «аааа.... Да? Ты серьезно? Не шутишь? Ооо... аааа... ну ок...»
А вот белокурая немецкая девушка не поверила. Кричала. Обзывала нехорошими словами. Обещала осрамить на весь мир, показать небо в алмазах, кузькину мать – и всякое такое прочее, что показывать приличным людям не пристало бы. Тогда-еще-не-Бубзиг выслушал все это с непроницаемым лицом, пожал плечами и сказал ей: «Ок. Давай. Все равно это ничего не изменит».
И вот с тех пор прошло уже почти 7 месяцев.
Декабрь, январь и февраль мы прожили в том самом домике. Серф, йога, пробежки по пляжу наперегонки с собакой-женщиной, гамаки, рассветы.
Я и не представлял себе, что, оказывается, совместный быт может быть настолько комфортным: даже слов особо не было нужно, достаточно было просто делать так, как каждому из нас удобно – и оно оказывалось удобно и второму.
Мы предпочитали одинаковую еду.
Мы совпали в режиме дня.
Мы даже к уборке относились одинаково – и ежедневно кто-то из нас, нахмурив брови, ползал по полу с маленькой белой тряпочкой, и вытирал плитку. Чтобы – чисто.
Самым любимым занятием было – заварить кофе, взять кружки и пойти на песок пляжа, сесть рядом и смотреть на океан. И разговаривать. Обсуждать все подряд. Или молчать. Это было одинаково хорошо, и одинаково счастье.
А потом каникулы кончились... и наступили будни. Он уехал работать по контракту в другую страну. Я остался работать в Бразилии.
И с тех пор мы с ним видимся короткими урывками: пару раз в месяц летим на другой континент, чтобы провести вместе два-три дня. Вот и вчера я встретил вечером своего Бубзига в аэропорту, а сегодня вечером проводил его обратно на самолет.
Четырнадцать часов перелета, чтобы побыть вместе сутки. Показательно? Наверное. Серьезным шагом стало и официальное расставание с белокурой немецкой феей – фея, как и обещала, показывает небо в алмазах, всем рассказывая, каким постыдным и гнусным человечишкой оказался ее бывший возлюбленный.
А Бубзиг молчит.
Он не отрицает. Он улыбается и молчит.
И это тоже для меня – серьезный шаг. Потому, что все прекрасно знают, что такое – репутация. Репутация равно работа. И если человек готов пожертвовать работой – это показатель серьезности, как ни крути.
А я тоже молчу и улыбаюсь. И честно сказать, мне совершенно все равно, что думают обо мне – и о нас – окружающие. Вчера мы поговорили обо всем этом, и Бубзиг сказал: надоело прятаться. Что будет – то и будет.
И я с ним согласен. Пофиг, что будет. Главное то, что есть сейчас.
И я до сих пор не понимаю, как меня так угораздило – после всех моих Каролин, Камилл, Ребекк и прочие красивые женские имена – как меня угораздило смертельно влюбиться в красивое мужское имя? Внезапно. За один вечер. Так сильно, что с тех пор просто мир вокруг меня поменялся, весь мой мир – и внутренний, и внешний.
Я только сейчас понимаю, что в отношениях двух людей должна быть не только страсть. И не только влюбленность.
Должна быть еще и дружба. И уважение. И нежность. И забота. И понимание друг друга. И я так счастлив, что наконец-то я это понял – и, что очень важно, нашел.
И я не знаю, как кто отреагирует на это. И честно сказать, я бы предпочел, чтобы те, кого такое возмущает/оскорбляет/злит, просто молча отписались-раздружились, и все бы у всех стало хорошо, каждый бы пошел своей дорогой. Потому, что для меня любовь, как оказалось, не имеет пола. Она просто есть, и от нее два человека счастливы. И все. И больше ничего не имеет значения.
А я сейчас проводил своего Бубзига обратно в аэропорт. И пусть это были всего сутки, но ведь даже одни сутки могут сделать людей счастливыми.
И завтра мы снова начнем скучать, и высчитывать, когда же удастся выкроить пару дней, чтобы полететь друг к другу снова, а пока – сейчас – мне просто захотелось рассказать о своей любви. И я рассказал.
ВЫ ЧИТАЕТЕ
Я, мой Бубзиг и собака
HumorРассказы обо всем: о себе, о жизни, о любви, о Бубзиге. И, кстати, о том, почему Бубзиг стал Бубзиг.