Я, мой Бубзиг и собака

10. Великий и могучий.

...Вот сидел я сейчас на балконе, вдумчиво изучал перспективу города. Бубзиг валялся неподалеку, закинув ноги на стол.
- Нам нужен сюда пуф, - сказал я вдруг по-русски, весь в своих мыслях.
- Пуф, - радостно согласился Бубзиг и, смакуя, повторил, - пуууф.
Так у нас в словаре появилось новое слово: пуф.
Я не представляю, что будет делать Бубзиг с таким набором слов, как применять и в каком порядке. Но он жутко гордится: вон уже сколько! И пуф еще теперь! Красивое ведь слово.
Правда, Бубзиг уже забыл, что оно обозначает, потому что я его обозвал "пупф". Ну, вместо пупса. И в голове у Бубзига все смешалось, как в доме Облонских: то ли теперь нам нужен пупф, то ли он - пуф, но ему все нравится.
И когда мы вяло рассуждаем о несовершенстве мира, приняв философские позы, и лениво комментируем происходящее, на Бубзига нападает такая неистребимая тяга сделать мне приятное в виде звуков моего родного языка, что он решительно переходит на русский. Намедни вот сгенерировал новое русское слово - грустец.
Каюсь, это я виноват, нехорошее слово произнес по-русски, читая энторнеты; Бубзиг тут же потянулся ушами и спросил, что же означает сие красивое и звучное слово.
- Это означает, что мне настолько грустно, что даже близок конец, - выкрутился я, - груст-но.
Бубзиг удовлетворенно кивнул и послушно повторил: рузд... но подожди, там было в конце слова так - хоп! - звучно! Дец! Гру... грустец!
Вот так мы и проводим дни... и немножко - ночи... в освоении великого и могучего. Но больше великого пока, конечно.