Howl(Вопль)

21

Примечания:
предыдущей.
Reader21
"После прочтения этой главы я наконец-то поняла хоть немного причину болезненной зависимости Чонгука от Тэхена. Каждому человеку нужен якорь, удерживающий его на земле. Чонгук потерял всех людей, которых любил, и с каждым ударом нити, удерживающие его, все обрывались. Тэхен является последней нитью, не стань его, только дружеская поддержка, хотя и поистине мощная, не удержит Чонгука."

Тэхён заканчивает играть в молчанку спустя две недели. За всё это время он ничего не говорит даже тогда, когда Чонгука посреди ночи подбрасывает в постели из-за снящихся кошмаров. Тэхёну, каждый раз моментально проснувшемуся от крика, приходится усмирять сначала свой страх, а потом – Чонгука: аккуратно укладывать его, резко привставшего, на спину, утыкаться носом в его щёку или невесомо дотрагиваться до его губ своими в успокаивающем жесте, позволять ему стиснуть себя в объятьях и ждать, пока восстановится его дыхание.

Тэхёну не нужны пояснения происходящего. Кошмары нарушают сон Чонгука раз в три-четыре дня. Тэхёну же тот ужас, который они были вынуждены вынести, снится с тех пор ежедневно. Правда, осознавать это выходит только утром, по пробуждении. Скорее всего, Чонгук продолжает вытаскивать из памяти то, как больно ему было от самого выстрела, от разрыва тканей и повреждения органов. Дело вовсе не в разодранном сердце. Его пробуждает и заставляет кричать пережитая физическая боль.

Каждый день на протяжении этих двух недель Чонгук обрабатывает Тэхёну раны. А ещё ходит в круглосуточный магазин по ночам за продуктами, таская купюры из пачки денег, продолжающей лежать в аптечке, и обязательно перед выходом из квартиры надевает на голову капюшон и голубую медицинскую маску, чтобы его никто не узнал, – мало ли кто следит за Тэхёном. Чонгук так и не смог составить речь, зато сумел произнести короткое «Я никогда не прощу себя за это», когда в ночи, при свете уличных фонарей, освещающих комнату, всматривался в тэхёново лицо и шагал по его коже пальцами. Он произносил это и потом, озвучивал все оставшиеся четырнадцать дней. Однако Тэхён перехватывал его руку каждый раз, прикасался губами к его костяшкам и без слов отвечал, что всё это заслужил, да и простил давным-давно, практически сразу. Наверное, кому-то другому этого было бы достаточно. Но не Чонгуку. Для него всякий такой поцелуй в руку казался лишь проявлением жалости.