Брилонская вишня

Глава 40

Он просыпается озябший и больной.

Может, он уже надеялся умереть, надеялся проснуться не здесь, а там, у Вернера с отцом и дядей Гельмутом. Он думал, что там непременно тепло, что там непременно лето и непременно вечный день.

Но там - в совсем другом "там" - где он просыпается, на небе сверкают удивительно яркие и чистые родинки-созвездия, стоит ядреный мороз, тело засыпано сугробами снега, а со стороны насыпи стучат и воют колеса поездов.

Удивительно, что Берус не замерз. Что он проснулся, его тело не обморожено, что такой холод не перенес его ко всем почившим родным...

А, может, и не было никакого мороза? Может, это болевая лихорадка сделалась его Снежной Королевой и теперь нещадно превращала в ледяную глыбу? Может, это щипал не холод, а щипали царапины и старые раны? Может, он вообще не просыпался?

- Ты чувствуешь боль и холод, Берус. Боль и холод не чувствуют мертвые.

Откуда он знает?

- Откуда? Я сам был мертв, Берус. Ты выбирался и успешно вырвался. Ты вырвался, но куда? Куда ты теперь?

Берус разлепляет заснеженные глаза. Не может двинуться из-за сугроба, что непосильной ношей отягощал спину. Хочет взглянуть вдаль, но начинает свистеть ветер, и снег с земли поднимается колючим облаком.

Нужно как-то стряхнуть снег со спины, но не хватает сил.

- Куда, куда ты теперь?! Реши, вспомни же! Ты ничего не сможешь сделать, пока не вспомнишь!

Куда теперь? Русские его убьют. Немцы - расстреляют. Сбегать в другую страну?

- Там... мой сын... - не то хрипит, не то прокручивает в голове Берус.

Переворачивается - и стряхивает снег со спины. Нащупывает провизию.

Еда закаменела. О хлеб можно было сломать зубы, жидкость во фляжке громыхала одиноким кусочком льда, а консерву нужно было сначала открыть. Мерзлыми, недвижимыми пальцами Берус пододвигает к себе баночку, сжимает в зубах свисающий браслет наручника (во второй руке немота сменилась всполохами ноющей боли) и начинает спиливать кандалой жестяную крышку.

- Не надо. Консерва потом. Не надо. Тебе нужна вода.

Берус отшвыривает ее и припадает к снегу, жадно рассасывая его и глотая. Пьет, не в силах насытиться, пока снег не обретает кисловатый привкус.